Инсайдер - Латынина Юлия Леонидовна - Страница 20

В гараже бухнуло, ворота его распахнулись, и из них, сопя, вылетел грузовичок.

– Прыгай! – заорал Киссур.

Бемиш взлетел на подножку грузовичка, рванул дверцу и повалился на сиденье. Грузовичок заметался по двору, вышиб ворота и припустил вниз по склону. Разбуженные слуги кинулись вслед, но так как каждый боялся, что грабители начнут стрелять и, пожалуй, попортят дворне шкуру, – они ограничились громкими воплями и суетой с фонарями.

Управляющий молча созерцал разоренный сейф. «Гнусные люди эти грабители, – подумал он, – я проявил великодушие, не стал притягивать их к ответу за убийство, а они вместо благодарности учинили такое!»

Когда грузовик отъехал от усадьбы километра на три и стало ясно, что погони за ним нет, Киссур свернул к обочине, остановился и спросил:

– Теренс, ты никого на стройке не убивал?

Иномирец только руками всплеснул от такого вопроса.

– Вот и я думаю, что не убивал, – согласился Киссур. – Тогда откуда же управляющий опознал эту бумажку?

И Киссур стал рассказывать все, что произошло между управляющим и крестьянами.

– Я думаю, – сказал, поразмыслив, Бемиш, – все дело в том, что управляющий уже отослал эту девицу своему господину и не решается требовать ее обратно. Вот он и затеял эту свару с деньгами, а слуга, наверное, куда-то сбежал или вернется через неделю.

– Хорошо ты думаешь, – сказал Киссур, – вот и крестьяне, верно, думают то же. Держи.

И, перегнувшись, Киссур подцепил откуда-то сзади здоровенный мешок из рогожи. Теренс раздернул горловину мешка и посмотрел внутрь. Мешок был набит вперемешку пачками денег и закладными, но первое, что бросилось Теренсу в глаза – это плотные белые листы с красным окаймлением и всевозможными гербовыми печатями, аккуратно сложенные в пачки по несколько сот штук и перевязанные веревочкой, – сертификаты акций Ассалахской компании.

– О боже мой, – простонал Бемиш, – это что такое?

– Твои акции. Помнишь, крестьяне сказали, что управляющий требовал их в качестве подарка?

– Зачем?!

– Ты же сам сказал, что, имея эти акции, ты сможешь диктовать условия Шавашу.

– Киссур! Во-первых, я могу покупать задешево и продавать задорого, но я еще ни разу не приобретал ценных бумаг с помощью бандитской фомки, во-вторых, ни один банк не предоставит мне финансирования ровно через пять минут после того, как эта история станет известной, и, в-третьих, эта история непременно станет известной, так как управляющий пожалуется на то, что один из бандитов, его ограбивших, был иностранцем, а вокруг не так много иностранцев…

– Твоя правда, – сказал Киссур, – надо сделать так, чтобы он не пожаловался.

Бемиш махнул рукой и замолчал.

Через час они доехали до разрушенной эстакады, где Бемиш и его спутники утром бросили машину: машина была на месте. Киссур высадился из грузовичка, кинул тяжеленный мешок на заднее сиденье и вынул из багажника чистую одежду.

– Переодевайся.

Киссур повел машину, а Бемиш нахохлился, утих и думал, глядя на Киссура: «Не человек, а ходячий скандал!» Доехали до затхлого городка и остановились перед красными лаковыми воротами: Бемиш сообразил, что это уездная управа. Наверное, это была та самая управа, где Краснова выпороли за попытку приобрести акции.

– Что, хотите ограбить еще начальника управы?

Киссур, не отвечая, стучал в ворота. Начальник управы, узнав о приезде императорского любимца, оделся и вышел навстречу. Начальник был короток ростом, светловолос и кругл животом. Толстый мясистый нос свисал с его лица, как сарделька.

– Нам бы переночевать, – сказал Киссур.

Начальник управы бросился распоряжаться.

Когда утром Бемиш и Киссур сошли вниз, в доме царила суматоха. Уездный начальник, кланяясь, доложил:

– Господин Киссур! Недалеко отсюда есть ваша усадьба, управляющим в ней скромный человек по имени Ханни. Вчера ночью двое бродяг ограбили дом, украли из сейфа четыреста тысяч ишевиков! Один белокурый, а другой темноволосый! Эти же двое, по-видимому, убили его слугу и забрали у мертвого деньги: труп сегодня нашли в речных кустах!

Бемиш понял кое-что из того, что сказал чиновник, и похолодел.

Поехали к управляющему: по пути к ним присоединился десяток дружинников Киссура, вызванных им из столицы ночью. Во дворе усадьбы стояли два свежевкопанных столба, и возле них теснилась изрядная толпа народа.

Управляющий усадьбой сидел у столбов, на специально устроенном возвышении, и перед ним на коленях стояли двое крестьян. Рубахи с них были содраны, и рубцы от плетей на их спинах сочились кровью. То т крестьянин, который постарше, был в одних штанах, а тот, на ком была одна только рубаха с застежкой между ног, был и вовсе голый.

Стражники подхватили крестьян под мышки и стали привязывать их к столбам, а управляющий напустился на них:

– Дело ясное! Эти двое сговорились с разбойниками, ограбили и убили моего слугу! В дальнейшем вы намеревались все вчетвером ограбить усадьбу, но, так как вас арестовали, бродяги принялись за дело вдвоем! Отвечайте: где вы их подцепили? А я-то пытался за вас заступаться перед господином, передал ему вашу сестру, чтобы он был снисходителен!

Старший крестьянин молчал и только плакал, а тот, что помладше, визжал, что он не виновен.

– Сорок плетей им! – распорядился управляющий.

Тут толпа зашевелилась, и из нее выбрался Киссур. Он был в чистой рубахе и синих штанах, и его белокурые волосы были стянуты в пучок и перевязаны широкой лентой с изображением белого кречета; в руках Киссура был пистолет, но и без всякого пистолета Киссур возвышался над управляющим на добрую голову. За могучими плечами Киссура висел холщовый мешок.

– Эй, Ханни! Это какую такую девицу ты мне передал? – спросил Киссур.

Управляющий глянул на Киссура и как будто стал вполовину роста. Он сбежал с помоста и бухнулся хозяину в ноги.

– Сколько, ты говоришь, у меня украли? – продолжал Киссур.

– Четыреста тысяч ишевиков, – сказал управляющий, – это была вся выручка за продажу масла и леса. Та к получилось, господин Киссур, что я счел нужным продать тот лес, что слева от Гремячьего Лога, а деньги за сделку я положил в сейф, стоящий в спальне.

– А украли ли из сейфа что-нибудь другое, кроме денег? – спросил Киссур.

– Никак нет, господин Киссур, – сказал управляющий, – больше ничего там не было.

Тут Киссур снял мешок с плеча и вытряхнул все, что в нем было, прямо на деревянный помост, сооруженный рядом с позорными столбами: а красных с белым сертификатов там уже не было.

– Я, Ханни, – сказал Киссур, – когда давал тебе это поместье, сказал: «Не притесняй людей, бери с человека десятую долю». Вчера я шел мимо, с моим другом, и решил посмотреть, как ты выполняешь мое указание: и когда ты арестовал людей, которым я дал деньги, и вдобавок сказал им, что это я обесчестил их сестру, которой я в глаза не видал, мне показалось, что ты выполняешь мое указание как последняя свинья: что ты пьешь мозг и кровь народа. И я решил заглянуть в твой сейф, и, во-первых, я унес из него не четыреста тысяч, а шесть с половиной тысяч ишевиков, а во-вторых, я унес из него долговые акты, на которых стоит моя подпись: и это поддельная подпись. И я понял, что лазил в этот сейф не зря, потому что вряд ли бы ты показал мне эти поддельные акты!

Управляющий ничего не мог говорить, а только гукал и ползал у ног Киссура.

– Признавайся, – рявкнул Киссур, – сколько девок ты продал в публичные дома, а вину валил на меня?

– Да человек двадцать, – раздалось из толпы.

Тут Киссур налетел на управляющего и раздавил ему нос и многое другое, а потом велел взять его и повесить на столбе. Сначала Киссур приказал повесить его за шею, но потом, по просьбе Бемиша, смягчился и приказал повесить его за ноги, а уездный начальник бегал рядом и очень усердно помогал охранникам.

Двоих крестьян отвязали от столбов; старший ничего не говорил и только плакал, а младший выглядел изумленным, как будто вернулся с того света.