Самый лучший коммунист 2 (СИ) - Смолин Павел - Страница 9

На этом мы сочли неожиданный ивент исчерпанным и разошлись — впереди открытие Олимпиады и первый день соревнований, товарищам спортсменам нужно настроиться, а мне — написать заметочку для «Комсомолки» о бандеровских недобитках.

Глава 5

Большую часть открывающего Олимпиаду шоу я проспал в тишине и уюте вип-ложи. Открыв глаза, когда Олимпийский огонь уже вовсю полыхал, я оторвал голову от Сониного плеча и потер лицо:

— Извини.

Улыбнувшись, «курортный роман» шепнула:

— Почти как в Кисловодске!

Воспоминания хорошие, но это — всего лишь воспоминания. Сегодня у Михаила Сергеевича свободный вечер, и он поведет Соню в ресторан на территории Деревни — ухаживать. Ну а мне в следующий раз лучше подремать на плече сидящего справа Громыко, чтобы избежать кривотолков. Андрей Андреевич, несмотря на то, что спал не дольше меня, выглядит как огурчик, что-то тихонько обсуждая с Густавом Вальтером Хайнеманом — президентом ФРГ, выходцем из Социал-демократической партии Германии. Президент западным немцам нужен в основном для представительских функций, и Густав едва ли вообще знает о случившемся прошлой ночью — вон Вилли сидит, время от времени бросая на херра Хайнемана нервные взгляды. Боится — канцлера в должности утверждает президент, а, раз «утверждает», значит и снять может.

Громыко очень незаметно пихнул мою ногу носком ботинка. Сигнал считан, товарищ Министр иностранных дел!

— Господин Хайнеман, простите, что проспал вашу речь, — подключился я к беседе. — Уверен, она была блестящей.

Вилли занервничал в два раза сильнее. Да не боись, мы же договорились. Нет, президенту доложат — он ведь должен заявление нациста подписать — но начальству плохие новости приносят в удобные моменты не только у нас, это как бы общемировая практика, так что пока херр Хайнеман прибывает в блаженном неведении.

— Боюсь, вы переоцениваете мои ораторские умения, господин Ткачев, — с улыбкой поскромничал Густав.

Вот он, в отличие от Вилли, национализму противостоял хоть и тщетно, но изнутри Германии, реально рискуя жизнью — вплоть до укрывания и подкармливания спрятавшихся евреев. Личные симпатии, впрочем, никакой роли не играют — мало быть хорошим человеком, нужно быть коммунистом!

— Я стараюсь слушать как можно больше всяческих речей лидеров государств, — поделился я одним из способов убивать время. — И извлекать из них полезные уроки.

— Это очень хорошая черта для секретаря ЦК ВЛКСМ, — одобрил президент. — Но позволю себе заметить, что в ораторском искусстве вы превзошли очень многих.

— Ваши слова мне очень приятны, господин Хайнеман, — улыбнулся я. — Просто следую завету великого Ленина — «…во-первых — учиться, во-вторых — учиться и в-третьих — учиться и затем проверять то, чтобы наука у нас не оставалась мёртвой буквой или модной фразой (а это, нечего греха таить, у нас особенно часто бывает), чтобы наука действительно входила в плоть и кровь, превращалась в составной элемент быта вполне и настоящим образом».

— Позволю себе привести другую цитату, — с улыбкой поддержал беседу Хайнеман. — «…Учиться, учиться и учиться, и вырабатывать из себя сознательных социал-демократов, „рабочую интеллигенцию“». Вам не кажется, что нынешний социально-экономический базис в Советском Союзе больше напоминает социально-демократический, нежели коммунистический?

— Если говорить откровенно, на данном этапе научно-технического и общественного развития человечества коммунизм физически невозможен, — пожал я плечами. — Но это не повод к нему не стремиться. На время этого долгого пути прямая демократия в виде Советов и социалистическая экономическая модель, на мой взгляд, подходят гораздо лучше той версии социал-демократии, что построена у вас: концерны и корпорации получают сверхдоходы, рабочие — подачки, а самое чудовищное в том, что у вас никто не занимается самым главным: воспитанием народных масс в ключе взаимовыручки и коллективизма. Человечество миллионы лет жило, извините, племенами, и склоняющий человека к оппортунизму капитализм суть уродливое, противное человеческой природе нечто. Ну и демократия у вас тут, простите за прямоту, господин Хайнеман, специфическая, в духе «никакой свободы врагам свободы». Одно участие в прокоммунистической акции, и молодой человек, всем сердцем желающий Германии процветания, лишается гражданских прав и возможности зарабатывать на жизнь. А вот нацистские провокации по типу той, что я наблюдал утром — наоборот, не вызывают никаких проблем. Почему так?

— Мы не можем рисковать нашими дипломатическими и экономическими связями с Канадой, — скучающим тоном ответил он. — Как сторонник рационального подхода в государственном управлении, вы должны меня понять.

— Пойму, если по завершении Олимпиады вы согласуете мне про-коммунистический митинг в масштабах ФРГ с гарантиями отсутствия репрессий для участников, — отзеркалил я его тон.

— Организация такого мероприятия потребует усилий и затрат, которые правительство ФРГ не может себе позволить, — слился он.

— На счетах «Фонда Ткачева» скопилось много ваших марок, — не отстал я. — И я охотно потрачу их на организацию мероприятия, которое позволит вашим гражданам наконец-то воспользоваться задекларированными в вашей конституции правами на свободу слова и собраний, не боясь противоречащих конституции репрессий.

— Сергей, давай не будем портить этот замечательный день, ставя господина президента в неприятное положение, — сыграл в «хорошего полицейского» Громыко.

— Я понимаю, Андрей Андреевич, — покивал я. — Капиталистическая часть мира погрязла в лицемерии, и даже такой ярый противник национализма как господин президент вынужден закрывать глаза на тот факт, что капитализм неизбежно приводит к фашизму, и, как следствие, национализму.

— Советские ученые проделали большую работу, чтобы разработать удобный для вас комплекс псевдонаучной терминологии, — заметил херр Хайнеман.

— Капиталистические ученые проделали большую работу для искажения объективных истин, — парировал я. — Капиталистическая пропаганда призвана сводить людей с ума и учить закрывать глаза на материальный мир в угоду тому, что нельзя ощутить данными нам природой органами чувств.

— Сергей, — укоризненно покачал головой Громыко.

— Молчу, — изобразил я запирание губ на замок.

Попробовали и не получилось — что ж, так тоже бывает.

— Корбут Ольга Валентиновна уже заслужила любовь миллионов телезрителей всего мира… — вещал немецкий комментатор.

Пришли посмотреть на женскую гимнастику, сейчас на арене — Оля Корбут, маленькая и худенькая симпатичная девушка с хвостиками. Неудивительно, что после первого же этапа соревнований она «заслужила любовь телезрителей»: молодость, красивая улыбка и неоспоримый талант — страшная комбинация.

На трибунах со мной, помимо Софьи, охраны и группы болельщиков-комсомольцев сидит отечественная сборная по футболу — мужики на сегодня «отстрелялись» с отличным результатом: 3−0 в нашу пользу в матче против сборной Марокко.

Как бы странно не прозвучало, но главным конкурентам наших футболистов является Польша. Этот мир поистине удивителен! Послезавтра наши с поляками играть будут, а сегодня, посмотрев гимнастику, мы с мужиками и частью комсомольцев идем на экскурсию, развеяться и отдохнуть.

Олин вес — тридцать девять килограммов, и на перекладинах она парит как бабочка. У нее есть заготовка, разработанная в группе тренера Ренальда Кныша. Заслуженный тренер Советского Союза вон там сидит, на скамеечке у арены, как тренеру сборной и положено.

В командном первенстве наши девчонки от соперниц не оставляют камня на камне и уверенно идут к олимпийскому золоту, в отличие от гимнастов-мужиков, которые уверенно идет к серебру, проигрывая японцам, но сейчас решается судьба медалей за абсолютное первенство. Основная борьба разворачивается между Олей и старшей подругой (условно, так-то в высоком спорте подруг нет, только соперницы) Людой Турищевой. Люда постарше и позаслуженнее — помогала выиграть командное первенство на Олимпиаде в Мехико 68-го года. В 70-м стала абсолютной чемпионкой мира, в 71-м — чемпионкой европы. Только что «отстрелялась», получив отличные баллы, и Оле придется сильно постараться, чтобы отжать у старшей соперницы победу — например, продемонстрировать новый элемент, который в Москве у нее получался два раза из трех. Стоит ли так рисковать?