Русская война 1854. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 16

Я заметил на стопку типографских листов. Они отличались названием и размерами, но вот качество печати и содержание было практически одинаковым. Король не справляется… Габсбурги тянут Австрию на дно… Полицейское государство душит свободы…

— С месяц, — ответил франт, отводя взгляд. А ведь он все понимает, просто не хочет говорить.

— И их становится больше?

— В последнюю неделю. Как пришли новости с проливов…

— И вы понимаете, что это означает? — я спросил в лоб.

Кивок.

— Где эти газеты печатают?

— Мы думаем, что в подвалах посольств, но король никогда не даст жандармерии прийти туда с обыском.

Я продолжил разбирать газеты, вчитываясь во все новые и новые заголовки. Стране нужна честная конституция. Новая республика никогда бы не предала своих союзников. Оплатив долг перед Россией, мы смогли бы списать свои кредиты и очиститься перед богом… В новой стопке статьи как будто были «за нас», но бумага и оформление — те же самые, что и раньше!

Словно заказчику было совершенно не важно, зачем люди выйдут на улицы. Главное, чтобы была сделана грязная работа… А уж в том, что потом найдутся способы направить политику именно в нужную сторону, я не сомневался. Что ж, кажется, теперь я начал по-настоящему понимать план Меншикова. Видимо, только так, приняв удар на себя, мы и сможем спасти ситуацию.

— У вас хватит власти, чтобы вывести своих людей на улицы, когда начнется переполох, и провести расследование взрыва по горячим следам? — я повернулся обратно к «Александру фон».

— Взрыва? — тот встрепенулся, но потом задумался и кивнул.

Что ж, тогда все решено.

— Соловьев, красная ракета! — передал я по рации и замер, ожидая ответа. Успел мичман добраться до крыши или еще нет?

— Есть, ваше высокоблагородие! — ответил динамик под удивленными взглядами наших хозяев.

— Что ж, а теперь я ухожу. Рассчитываю на наше плодотворное сотрудничество и… — я посмотрел на все еще буравящую меня взглядом девушку. — А как вас зовут?

— Луиза… Просто Луиза из Рейхштадта, — ответила та после короткой паузы.

С ней мы говорили все так же по-французски, но все это время меня не покидало ощущение, что девушка вполне знает и русский язык. Впрочем, меня больше заинтересовала ее родина. Рейхштадт — кажется, именно этот город был отдан в наследство Орленку, сыну Марии-Луизы Австрийской и Наполеона I. Правда, в 22 года от нового Бонапарта решили избавиться, чтобы не провоцировать возможные политические эксцессы, и все… Нет, все-таки ничего интересного. Да и вряд ли те давние события могли быть хоть как-то связаны с простой девушкой Луизой. Какие бы дела, интимные или нет, ее ни связывали с министром внутренних дел Австрии Александром фон Бахом.

Я помахал парочке рукой и двинулся к выходу из Арсенала. Старался идти побыстрее и как раз успел увидеть, как полыхнуло и громыхнуло на восточной окраине Вены. Значит, Степан увидел сигнал, и газовое хранилище вместе со стоящей сверху древней стеной приказало долго жить.

— Уходим! — я позвал собравшихся вокруг меня солдат и добровольцев.

Потерявшийся в самом начале татарин, улетевший на территорию церкви, как раз выбрался на площадь. Значит, все на месте, в полном составе. После моего приказа каждый вытащил из разгрузки по неприметному плащу и накинул его поверх мундира. Вокруг уже начали собираться люди, но большинству из них не было никакого дела до группы таких же горожан, стремящихся побыстрее выбраться из города. А те, кто все же обращал внимание на наши слишком организованные и слаженные движения, тем более предпочитал держаться на расстоянии.

— Ваше высокоблагородие… — как только мы вышли из городских ворот и перебрались через мост, меня нагнал мичман Соловьев. — Можно вопрос?

Я огляделся. Погони не было, где-то внутри города раздалось несколько выстрелов — совсем в другой стороне и от Ам-Хоф, и от взорванной стены. Значит, местным точно не до нас или группы Степана, значит… Почему бы и не поговорить?

— Ну, спрашивай, — я заметил, как к нам начали подбираться поближе и все остальные. Все-таки каждый знал, что именно мы будем делать, но вот зачем… Я бы на их месте тоже не выдержал.

— Ваше высокоблагородие, почему нас так просто отпустили? Почему мы сначала действовали в форме, а потом без? И главное, как взрыв хранилища газа может помочь России? Мы ведь слышали, как вы отдавали распоряжения второму отряду… Они должны были убедиться, что рядом не окажется случайных людей. И тогда какой смысл во всем, что мы сегодня делали?

— Что ж, расскажу по порядку, — я на ходу сверился с ориентирами. Поворот дороги, лес, значит, за следующим холмом через пятнадцать минут нас и должны будут подобрать. — Итак, почему нас отпустили. Ответ прост — Александр фон Бах. Он не за союз с нами, но он за сильную независимую Австрию, которой выгодно это нападение. Мундиры — чтобы с нами поговорили, чтобы он понимал, что мы не бандиты с большой дороги, а представители определенной стороны. Тихий отход же нужен, чтобы у наших возможных союзников был выбор: приписать нападение России и собрать своих сторонников под эти знамена или же сказать, что личности установить не удалось, и под это дело проверить всех, до кого раньше не доставали руки. То, что мы оставляем нашим возможным союзникам свободу выбора — это тоже часть послания.

Я замолчал, некоторые вещи уже не стоило говорить вслух…

То, что мне удалось лично пообщаться с целым министром, это удача, но если бы и нет, мы сделали бы все то же самое, просто понадеявшись, что умные люди смогут правильно понять и воспользоваться ситуацией. В 1914 году Австро-Венгрия использовала убийство эрцгерцога Фердинанда как повод вторгнуться в Сербию и начать Первую Мировую войну. Сейчас же, по мнению Меншикова, подобная атака могла дать австрийцам повод остаться в стороне, несмотря на любое давление западных соседей. Как это делал султан, который до сих пор благоразумно ссылался на атаку Константинополя при любой попытке заставить его выделить новые силы для сражения с нами.

— Но… — Соловьев растерянно оглянулся, словно ища поддержки. — Но как можно выставлять нашу Родину врагом? Даже ради того, чтобы предотвратить большую войну?

— Вы не видели, но наши враги вполне успешно собирают сторонников России, чтобы под предлогом необходимости выполнить союзнический долг заставить их выступить против Габсбургов, — ответил я. — И что в итоге? Если бы это выступление состоялось, думаете, Австрия вступила бы в войну на нашей стороне?

— Почему нет? Если бы Франц-Иосиф поддержал требования народа…

— Думаете, он бы смог? Смотрите, в Австрии сейчас окружение императора делится на две части. Консерваторы, которые за крепкую власть Габсбургов, и после 1848 года не пойдут на новые уступки толпе. И западники-реформаторы, которые смотрят в рот нашим врагам и сделают все, чтобы Австрия не встала на нашу сторону. И что тогда?

— Бунтовщиков расстреляют, — тихо выдохнул Аким.

— Не просто бунтовщиков. Тех, кто поддерживал Россию. Тех, кто своим присутствием в стране давал силу министрам, считающим, что правда и интересы Австрии именно на востоке. В итоге наша партия истекла бы кровью, а сила врага стала бы больше… Но мы их опередили.

— То есть теперь Австрия утопит в крови союзников Англии и Франции? — спросил Соловьев.

— Будет зависеть от Александра фон Баха, — честно ответил я. — Но лично мне бы хотелось, чтобы Австрия просто осталась собой. Сильный союзник с понятными интересами и с которым можно мирно сосуществовать — это огромная ценность, за которую нужно держаться.

— Господин полковник, — задумчиво заговорил Аким. — Это вы все вроде бы хорошо придумали, и если сработает, то польза для России будет изрядная, но… А в Петербурге вам и князьям Горчакову с Меншиковым ничего не будет за это самоуправство?

Я чуть не хмыкнул, слушая, как изъясняется якобы простой солдат. А вот сам его вопрос очень хороший… Невольно вспомнил, как сам задал его Александру Михайловичу и Александру Сергеевичу. Так те в ответ только руки потерли. Горчаков гордо заявил, что он в данный момент просто адъютант с конкретным поручением и не может нести ответственности за результаты военных операций. Ну, а Меншиков с хитрой улыбкой добавил, что уже принял отставку и тоже ни за что не отвечает.