Архангельское - Грицак Елена Николаевна - Страница 6

В то время подобные устройства существовали только в моделях: теоретическое описание одного из них за 10 лет до того было опубликовано математиком Бернулли и одобрено Петербургской академией наук. Норберг охотно согласился претворить идею в жизнь, по его собственному замечанию, «дабы поспешествовать науке». Не прошло и нескольких месяцев, как машина, не имевшая себе равных во всей Европе, была готова. Норберг проявил немалую смелость, решив использовать недавно изобретенный винтовой насос, приводимый в действие водяным колесом. Представленное шведским академикам, его произведение удивило тем, что по мощности намного превосходило единственный аналог, работавший в парке Марли под Парижем.

После этого Норберг получил приглашение в Россию. Однако, прибыв в Архангельское, сразу приступить к работе он не смог, поскольку встретился с непредвиденными трудностями. Приказчик, описавший место установки гидравлической машины, забыл о весенних разливах, и механику пришлось переделывать проект. К весне 1785 года все было закончено: техническая новинка расположилась на плотине, там, где речка Горянка впадала в Москву-реку. Успешно действуя с помощью колеса, вращение которого обеспечивало течение, машина поднимала воду на 20 м, и та, попадая в специальный резервуар, текла по деревянным трубам в парк. Она работала в усадьбе до 1816 года, пока не была заменена так называемой водовзводной башней с первым в окрестностях Москвы паровым двигателем.

Теперь о важности того, что сделал в Архангельском швед Норберг, можно судить по письмам мастера, изданным (видимо, на средства Голицына) в виде изящной книжечки на французском языке. Кроме рассказа о работе устройства и его подробного описания, в ней имелся чертеж водяной системы, снабжавшей водой не только парк и Большой дом, но и малые дворцы, то есть Каприз и библиотеку.

Одна из оранжерей и фонтан, единственный в парке Голицына

«Село Архангельское на левом берегу Москвы, – описывал усадьбу Голицына чиновник московской канцелярии в 1800 году. – Господский дом каменный о трех этажах со службами. При нем регулярный сад, в оном же 2 ранжереи каменные с плодовитыми деревьями». Совсем по-другому в то же время отозвался о ней историк Карамзин: «…своим вкусом и великолепием эти сады способны удивить самого британского лорда». Накануне XIX века дворцово-парковый ансамбль в Архангельском в целом был уже создан. Во дворце можно было жить, в парке – развлекаться, только подпорные стены и павильоны еще продолжали достраивать. Голицынский архив, небогатый и к тому же частично утраченный, не сохранил имен тех, кто непосредственно работал в Архангельском. Остались неизвестными и те, кто распоряжался на огромной строительной площадке. Вряд ли это был зодчий-иностранец Тромбара или кто-то из его прославленных русских коллег. Скорее всего, в создании усадьбы участвовало много людей. Приехав из разных городов и стран, они говорили на разных языках, но имели единое художественное видение, отчего сумели создать ансамбль гармоничный и, что еще удивительнее, цельный. Главная роль во всем этом, несомненно, принадлежала самому Николаю Алексеевичу. Обладая прекрасным вкусом, он имел некоторые познания в архитектуре, хорошо знал местность, отчего мог сам заказывать проекты. Помимо всего прочего, князь, если не лично, то через управляющих и приказчиков, руководил строительством – во всяком случае, такая задача ему была по силам.

Очень жаль, что широта планов Голицына не соответствовала его материальным возможностям. Он был богат, но не настолько, чтобы должным образом содержать столичные дома и несколько имений. Денег требовало не только Архангельское, но и Никольско-Урюпинское – вторая подмосковная усадьба, где князь тоже строил дом, правда, не такой большой. В 1798 году, когда Павел выразил желание отправить стареющего вельможу «на пенсию», он больше не пожелал выслуживаться перед государем, которого недавно так почитал. Князь скончался в 1809 году, не сумев закончить строительство. Княгиня больше не нуждалась в столь тяжком бремени, каким ей виделась огромная увеселительная усадьба, и 19 сентября 1810 года продала ее за четверть миллиона рублей Николаю Борисовичу Юсупову – человеку знатному, богатому и к тому же более удачливому, чем ее покойный муж.

Щеголять и показывать

Новому владельцу Архангельского очень повезло, ведь ему досталось не просто поместье, а настоящее произведение искусства. Неважно, что перечисленные в купчей Большой дом, Каприз, деревянная библиотека, 4 каменных флигеля, оранжереи, каменный манеж и прочая недвижимость находились в плачевном состоянии. Скорее всего, он совсем не расстроился, узнав, что из 40 комнат дворца 13 были не отделаны и потому не пригодны для жилья. Как отмечалось в той же купчей, «одна из оранжерей, деревянная, крыта тесом и гонтом, и на ней крыша крайне ветха, и течь идет». На второй, каменной теплице крыши не имелось вовсе. Между тем цену поместья определяли не постройки, ведь их можно было переделать или заменить новыми, а уникальный, практически готовый ансамбль, создание которого требовало не столько денег, сколько времени и особо мыслящего архитектора, какого в тогдашней России нужно было поискать.

Николай Борисович Юсупов не тратил денег напрасно, но и не жалел их, если речь шла о престиже. Обладатель одной из самых громких российских фамилий, он был одним из тех самых «екатерининских орлов», и притом вельможей в полном смысле этого слова. Князь любил роскошь, удивлял окружающих умом, обширными познаниями в науках и любезностью, никогда не переходившей границ приличия. Ему удавалось блистать и словом и делом: когда нужно, он проявлял щедрость, но никогда не стыдился расчетливости – качества фамильного и не слишком уважаемого в аристократических кругах. Точное число принадлежавших ему имений и крестьянских душ помнила лишь «памятная книжка». Современники замечали, что на вопрос о наличии поместий в такой-то губернии и уезде Николай Борисович отвечал не прямо, а заглянув в ту самую книгу, причем спрашивать чаще всего не требовалось, поскольку юсуповские вотчины находились в 23 российских губерниях, то есть практически всюду.

Князь Юсупов в парке с собакой

Впрочем, князь был не только обладателем солидного состояния, но и человеком высокой культуры, почерпнутой за долгие годы пребывания в Европе. В молодости, прежде чем занять место посланника, он много путешествовал и позже любил вспоминать свои приключения, например во Франции, при дворе Марии-Антуанетты. Англия Юсупову не понравилась, Испания оставила равнодушным, зато Австрия очаровала. В Вене он пробыл довольно долго, задержавшись в гостях у императора Иосифа II по дипломатическим делам. Те же обстоятельства потребовали его приезда в Берлин, где доживал свой долгий век Фридрих Великий. Прусский король принимал очень немногих, сделав исключение и для русского вельможи, который умел философствовать не хуже его самого. В отличие от богатств, жизненные реалии держались в памяти Юсупова крепко и не требовали дневника, о чем можно только пожалеть: много любопытного мог бы поведать человек, отдавший 60 лет служению четырем русским монархам и близко знакомый с тремя европейскими.

О душевных качествах князя, в частности о его щедрости и скупости, ходили разные слухи, но то, что на благоустройство Архангельского он денег не жалел, сомнения не вызывает. Это подтверждают в первую очередь главные постройки, удивительные по масштабам и роскоши убранства. Изумляет обилие в его усадьбе художественных ценностей, а также невероятная для «деревни» библиотека, где в лучшую пору насчитывалось около 30 тысяч томов. Изысканные переплеты дополняли обстановку дворца, удовлетворяя любовь хозяина к прекрасному и, что немаловажно, теша его самолюбие.