Дождись меня в нашем саду - Черкасова Ульяна - Страница 36

– Это Ратиславия. Там всем плевать на законы. У кого сила – тот и Великий князь. Ярополка и его детей убили, военной поддержки у Инглайва нет. Он поступил на службу к посаднику в Ниенскансе. От него мало толку.

– А вот это уже плохо. – Королева изменилась в один миг, словно снова надев корону. – Раз этот Инглайв, или Мечислав, как ты говоришь, действует исключительно из желания мести, значит, не так уж выгоден для них этот Дервег.

– Почему?

– Ох, Гжегож, я бы куда больше доверяла любому ушлому торгашу в таких вопросах. Торгаш станет думать о выгоде, а этот… кем бы он ни был… просто не хочет, чтобы мы заключили перемирие с Ратиславией. Ему просто хочется подгадить убийце своего отца. Видишь, он даже пытался убить девчонку, лишь бы она и её брат не помогли Ратиславии…

– Не думай об этом сегодня… отдохни на пиру.

– Отдохнёшь тут, ну конечно. – Услышать звонкий, очень женский, даже игривый смех королевы было более чем чудно́.

Послышался лёгкий вздох и невнятные звуки. Белый попытался выглянуть из-за двери, но в это время в библиотеку с другого входа проник Станчик и замахал ему руками, чтобы не лез.

– На пиру как раз и нужно быть осторожнее всего. Неизвестно, что учудит теперь этот Инглайв. А если он попытается опять убить Велгу?..

– Она теперь ему не опасна. Выйдет за Матеуша, нарожает ему детей, а уж Матеуш точно не пойдёт против тебя…

Голоса их медленно затихали, пока вовсе не пропали. Станчик присел на корточки напротив Белого.

– Доволен? – спросил он. – Всё подслушал? Теперь давай противоядие. Или что тебе нужно? Золото? Сколько тебе заплатил Инглайв?

Белый склонил голову к левому плечу, задумываясь.

– Сотню, – ответил он.

– Золотых?

– Угу. Не обидно?

– Что меня отравили? – Лицо шута растеряло весь задор, осталась только глухая злоба.

– Что так мало. – Губы Белого дёрнулись в злой усмешке. – Всё же ты так близок к королеве. Не знаешь, за что он хотел тебя убить?

– А как же, – шмыгнул носом шут, – знаю. Я пытался отговорить её величество от этого глупого вступления в Дервег. Ну и…

Из-за двери вдруг послышался нетерпеливый голос королевы:

– Станчик!

– Куда ты делся, шут?! – гаркнул Гжегож. – А ну, сюда…

Завертев головой, Станчик сердито цокнул языком, резко дёрнул рукой, протягивая ладонь.

– Давай! – потребовал он.

– Что?

– Давай мне противоядие, и я заплачу потом.

– А у меня нет. Инглайв дал мне только яд.

– Ку-урва, – ахнул со жгучей ненавистью шут. – Убью, когда вернусь.

Скорее всего, он должен был вернуться уже с Тихой стражей. Но после свадьбы.

Пока оставалось время и у Белого, и у Станчика.

К тому же сюда должна была вернуться и королева.

Белый дождался, пока останется один, приоткрыл дверь в соседние покои, где только что проходил совет.

Это был просторный светлый зал с застеклёнными окнами и большим камином. Окна в этот летний день оказались распахнуты, и с высоты замка открывался вид на весь Твердов. Белый задержался, разглядывая столицу. Он редко бывал так далеко на западе. Пусть духи Нави его и не трогали – Воронов, как и всего, связанного с колдовством и старыми богами, здесь боялись ещё больше, чем в любом другом месте, а потому не часто призывали на помощь.

Город был старый, тесный, грязный, шумный. Он походил на загноившуюся рану – он пах медленной смертью. Даже без помощи Воронов в Твердове постоянно гуляла смерть. И нищета. И броское бессердечное неравенство.

Даже сам замок, возвышавшийся над остальным городом, смотрел на низенькие, бедные дома горожан с презрением и отвращением, сторонясь их, как больных чумой.

А ведь Белый мог, пожалуй, вырасти в каком-нибудь похожем пограничном городе недалеко от Лойтурии. Не откажись от него родная мать, в детстве он бегал бы по таким же кривым, запутанным улочкам с другими оборванцами-мальчишками, а после, если бы повезло, стал бы подмастерьем у какого-нибудь кожевника или кузнеца. Если бы не повезло, пошёл бы чернорабочим.

Глядя сверху на нищету столицы, представляя, как жилось всем за стенами королевского замка, Войчех едва ли не впервые подумал, что ему в целом повезло стать Вороном Морены. За смерть платили куда больше, чем за другую работу.

Снова ударил колокол, и в небо над городом взлетела стая голубей. Так Белый определил, где стоял храм Золотого рассвета.

А когда к первому колоколу присоединились десятки других во всех концах столицы, он понял: Велга Буривой стала княгиней Белозерской.

С очередным ударом колокола над площадью Казимира Однорукого взлетели потревоженные голуби. Птицы, сделав круг между скучковавшимися домами, взмыли над храмом Золотого рассвета и, разноголосо курлыча, расселись на узких острых выступах под белыми окошками.

Каменная громадина храма возвышалась над площадью, загораживая солнце, но внутри, сквозь разноцветные стёклышки, сложенные в изображение сцен из священного писания, оно просачивалось в зал, озаряя стены почти потусторонним свечением.

У входа столпились гости. Медленно и неповоротливо они пробирались один за другим и, переступая порог храма, зажигали свечи.

– Я пойду вперёд, милая. – Матеуш слегка сжал ладонь Велги. Его руки дрожали, когда он опять же с помощью Полепы и Хотьжера спустился с повозки.

Велга сидела не шелохнувшись. Закинув голову, она с трепетом и возрастающим ужасом вглядывалась в громадину храма. Никогда прежде она не видела ничего столь огромного. Даже королевский замок показался вдруг маленьким и низким.

– Свеча, господица, – пискнула Полепа.

– Что?

– Не забудь свечу.

Холопка протянула Велге свечу, и та сжала её так сильно, что тут же согнула.

– Ох, я найду новую…

– Не нужно. – Велга резко поднялась на ноги, отчего повозка покачнулась.

Хотьжер и Полепа протянули ей руки с обеих сторон, но Велга, не глядя на них, спрыгнула на землю сама. Платок за её плечами взвился, точно крылья, а над храмом Золотого рассвета вдруг пронёсся тёплый ветерок, обжигая лицо жаром.

Каменные изваяния на выступах храма наблюдали за невестой, ступавшей к своей замужней жизни с удивительным равнодушием. Они видели уже сотни невест под этими сводами, сотни покойников и сотни запуганных девушек, что разучились молиться.

Велга сжала свечу в руках, ощущая, как ладони стали липкими.

– Нужно дождаться королеву, – предупредила Полепа. – Говорят, она уже едет…

– Хорошо… – бездумно сказала Велга.

Ей стоило переживать, что скоро она станет чьей-то женой. Ей стоило беспокоиться, потому что Белый Ворон, очевидно, совсем скоро собирался убить королеву. И ей точно нужно было узнать, почему так неожиданно прошёл совет.

Но Велга смотрела на храм, нависавший над ней, и в голове не оставалось ни одной мысли, кроме одной: зачем она это делала? Зачем она выходила замуж за человека, на которого не желала смотреть? Зачем она боролась с людьми, которые могли её уничтожить? Велга едва спаслась от Воронов. Ей стоило взять брата и бежать на север, в Ниенсканс, или на юг, в Златоборск.

Она стала свободна выбирать, как жить. Никто ей больше не указывал. Но она продолжала дело своего отца…

К входу подъехала королева Венцеслава, и толпа, не сдерживая восторгов, хлынула к ней.

Велга вздрогнула, опустила голову и только тогда заметила людей, выстроившихся на площади у храма. Все они собрались посмотреть на них: на Венцеславу и Велгу, и только стража не подпускала народ к королеве и невесте князя.

– В столицу прибыл лойтурский посол, – вдруг шепнули ей на ухо.

Только Ростих Мороз смог пройти через стражу.

– Что? – переспросила Велга.

– Королева задержалась, потому что лойтурский посол и тот северянин из Ниенсканса требуют срочно подписать торговый договор.

– Прямо сейчас? – Сведя брови, Велга попыталась понять, отчего Ростих так взволнован. Разве дело не могло потерпеть?

– Да! – Он округлил глаза и зашептал так грозно, словно кричал во весь голос: – Они надеются воспользоваться свадьбой. Ради тебя в столицу съехались старгородские купцы. Они в отчаянии: товары портятся на складах. Если Рдзения сейчас вступит в Дервег, старгородцы продадут товар по дешёвке, лишь бы не потерять его совсем.