Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 79

Английское правительство продолжало ориентироваться на объединение сил с укрепляемой им гитлеровской Германией для совместной войны против Советского Союза, видя в нацистах необходимое и естественное оружие против коммунизма и интернационализма.

Пример 17. Победа в «зимней войне» как срыв союза Англии, Франции и нацистской Германии

Непосредственным фактором объединения Англии и Франции с Гитлером против Советского Союза могла стать уже советско-финляндская война: окружение Чемберлена ещё в начале 1940 года заявляло о «гармонизации интересов» с Германией, призывая её напасть на Россию и внятно указывая на последующее присоединение к этому нападению Англии [265]. С января 1940 года началось формирование (преимущественно британскими силами) экспедиционного корпуса против Советского Союза, – в том числе для того, чтобы его участием в военных действиях на стороне Финляндии напугать Гитлера, достичь соглашения с ним и направить его против СССР.

5 февраля на совместном англо-французском военном совете было решено запросить согласие Норвегии и Швеции на высадку экспедиционного корпуса под английским руководством в Норвегии и его выдвижение против СССР.

2 марта премьер Франции Даладье без согласования с англичанами заявил о готовности отправить в Финляндию для войны против Советского Союза 50 тыс. солдат и 100 бомбардировщиков. Британское правительство, в свою очередь, заявило о выделении 50 бомбардировщиков. Координационное совещание было назначено на 12 марта, однако в этот день подписанием Московского мирного договора «зимняя война» закончилась.

Вероятно, понимание реальности угрозы вступления в войну Англии и Франции стало фактором как начала советского наступления 1 февраля, увенчавшегося после тяжелейших боев прорывом линии Маннергейма (что с имевшейся тогда у СССР техникой считалось и по сей день считается военной наукой принципиально невозможным), так и заключения 12 марта Московского мира, условия которого даже Маннергейм считал исключительно выгодными для Финляндии в условиях достигнутого выхода Красной армии на оперативный простор.

Следует понимать, что Гитлер, в свою очередь, всегда оставался не только старательным, но и глубоко почтительным учеником британских расистов и колонизаторов. «Сожаление, что ему не удалось объединиться с Англией, красной нитью прошло сквозь все годы его правления», – авторитетно свидетельствует Альберт Шпеер [325]. В частности, в последние недели своей жизни Гитлер размышлял, «не сохраняет ли английский народ тех англосаксонских качеств, которые обеспечили ему власть над миром и… сегодня бы оправдали её», и с горечью отвергнутого поклонника сетовал: «Я делал всё, чтобы щадить гордость Англии. С самого начала этой войны я старался действовать так, словно глава британского правительства способен понять политику крупного масштаба» [118].

Правда, как раз английские аристократы, в отличие от самого Гитлера, эту политику понимали очень хорошо, – относясь к нему как к полезному до поры инструменту и прекрасно зная, что тот никогда не планировал уничтожения Англии, так как прекрасно понимал: «Если мы разгромим Англию в военном отношении, Британская империя распадется. Германии это совсем невыгодно». «Развались сегодня империя… наследниками… стали бы не мы, а Россия… и американцы. Если сегодня Англия умрет, это нам ничего не даст» [117].

Гитлер, по всей вероятности, действительно чувствовал себя ответственным за будущее всей белой расы господ. Его настойчивые поиски дружбы с Англией включали в себя и стремление создать «Тевтонскую империю германской нации», причём понятие «тевтонский» включало в себя англосаксонскую расу [80].

Вскоре после сокрушительной «победы на западе» (над Францией) Геббельс заявил, что Гитлер ни в коем случае не желает «расправы» над Англией: «Мы не хотим разрушать Британскую империю… Английский народ не должен чувствовать себя оскорбленным. Фюрер, несмотря ни на что, все ещё очень положительно относится к Англии» [231].

Он лично спас от собственной армии британский экспедиционный корпус, приказав «остановить немецкое наступление в 24 км от Дюнкерка» [207] (при этом французов там было взято в плен около 40 тыс.). На вопрос, «как это он… позволил британцам бежать, Гитлер ответил, что… не хотел без нужды раздражать “кузенов с того берега”» [267].

За несколько дней до того Гитлер заявил: «Мы ищем контакта с Англией на основе раздела мира» [184], то есть раздела его между старой колониальной расистской Британской империи и новой, но столь же колониальной и расистской нацистской Германией. Именно после сокрушения Франции он назидательно напомнил: «Кровь любого англичанина слишком драгоценна, чтобы проливать её. Наши народы составляют единое целое – по расе и традиции; таково моё мнение с тех пор, как я себя помню» [347]. (Правда, англичане в тот период, в условиях начавшейся Второй мировой войны и, соответственно, включения массовой антигерманской пропаганды, уже отнюдь не считали немцев своими родственниками по крови и категорически отметали их претензии на принадлежность к расе господ наряду с англичанами [120].)

С начала нападения на Францию (10 мая – 22 июня 1940 года) и вплоть до конца июня Гитлер полагал, что Англия, лишившись континентального союзника, признает его завоевания и пойдет с ним на «разумный мир». В рамках ожидаемого им соглашения она продолжала бы следовать «миссии Белой расы» в своих колониях, а Гитлер – своему призванию покорения восточных территорий, опираясь при этом на её всестороннюю помощь [216]! Стоит отметить, что его восприятие реальности полностью укладывалось в британский геополитический проект переустройства Европы путем взаимного уничтожения крупнейших континентальных сил – Германии и Советского Союза, – и противоречило американскому стремлению к максимальному расширению доступных США рынков.

Необходимо признать, что подобные ожидания отнюдь не являлись беспочвенной романтической наивностью: внутренняя политика Англии того времени давала описанным надеждам Гитлера самые серьезные основания.

7 мая 1940 года Палата общин после слушаний, посвященным поражению Англии в Норвегии, перевесом в 81 голос вынесла правительству Чемберлена вотум доверия, – однако тот, деморализованный крайне острой критикой, всё же подал в отставку. Черчилль стал премьером 10 мая, в день начала французской кампании Гитлера, всего лишь потому, что накануне Министр иностранных дел лорд Галифакс отказался от претензий на эту должность.

Положение Черчилля отнюдь не являлось незыблемым, в правительстве (которое оставалось в основе своей правительством «умиротворителя» Чемберлена) далеко не все разделяли его враждебность к гитлеровской Германии (и, вероятно, лорд Галифакс отказался от премьерства просто для того, чтобы «выскочка» Черчилль взял на себя бессмысленное и вредное, по мнению британской аристократии, противостояние с Гитлером и сломал себе шею, освободив место для Галифакса в более благоприятных для последнего условиях – уже после «решения французского вопроса», приняв на себя неизбежно связанные с этим грязь и позор).

Принятие специального законодательства по ограничению влияния сторонников Германии в Англии позволило опершемуся на лейбористов Черчиллю с 22 мая арестовать почти 1,8 тыс. чел., – однако это были лишь самые эксцентричные, а отнюдь не самые влиятельные почитатели Гитлера. Последние в массе своей сохраняли свои позиции во власти до конца войны [167] (исключение составили разве что уволенные управляющий королевским двором и создатель контрразведки MI-5 – Службы безопасности Британской империи (после 39 лет эффективного руководства ею) [249]).

Именно за эти решительные и неожиданные для прогерманской части британской элиты действия Министр иностранных дел лорд (и бывший вице-король Индии) Галифакс назвал Черчилля и его сторонников «гангстерами».

Уже в июне 1940 года лорд Галифакс (вместе со своим заместителем Батлером) обратился к Гитлеру с вопросом об условиях мира с Британией. Планы консерваторов полностью соответствовали ожиданиям Гитлера: они предполагали признать его власть над континентальной Европой и направить, наконец, его агрессию против Советского Союза, получив взамен гарантии незыблемости контроля Британии за её колониями и подмандатными территориями [163].