Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса - Делягин Михаил Геннадьевич - Страница 10

Управляющий Банка Англии в 1910–1919 годах Винсент К. Викерс со знанием дела отмечал: «…финансисты взяли на себя… не ответственность, но… власть [!! – выделено мной – М.Д] контролировать мировые рынки и, следовательно, отношения между нациями, включающие международную дружбу или недоверие. Кредиты иностранным государствам организуются и предоставляются. Сити без… мысли о благосостоянии нации, а исключительно… чтобы увеличить задолженность, на которой Сити процветает и богатеет. Это национальная, а больше международная диктатура денег, которая, за счет владения большей частью прессы, превращает рекламу собственного частного мнения в видимость общепринятого…, разыгрывает одну страну против другой». А премьер-министр Ллойд Джордж с исчерпывающей прямотой признал: «Британия является рабом международного финансового блока» [243].

1.4. Компромисс внутри за счет экспансии вовне: структурирование политической элиты

Хозяйственное процветание Англии в первой половине XVII века оставалось крайне неустойчивым, так как после запрета вывоза необработанной шерсти опиралось на единственный предмет экспорта – шерстяные ткани (составлявшие более 80 % экспорта [10]). Экономика, таким образом, являлась моноотраслевой и несла все связанные с этим риски. Английские купцы отчаянно нуждались в защите от голландских конкурентов, правительство – в повышении налогов; результатом стало вполне разумное и принесшее обильные плоды качественное усиление протекционизма.

Навигационные акты, издававшиеся с 1651 по 1673 годы (то есть и при республике, и после Реставрации, которая не противодействовала ключевым интересам бизнеса и как минимум не мешала его развитию) в целях обеспечения положительного сальдо внешней торговли, устанавливали, что импорт может доставляться в Англию только напрямую из страны-производителя (или из английской колонии) и только на её либо на английских кораблях; перевозки между английскими портами (внутренний каботаж) также разрешались только на английских кораблях. Жестко фиксировалась также минимальная доля англичан в экипажах английских кораблей (причём эта доля оставалась неизменной даже в периоды жесточайшей нехватки рабочих рук, благодаря чему, собственно говоря, английский флот и остался английским).

Навигационные акты решительно и бесповоротно вывели за рамки английской торговли флот и порты всех её конкурентов, и в первую очередь Голландии. Нужные Европе колониальные товары (включая табак и сахар) шли непосредственно в Англию, – соответственно, и колонисты могли покупать всё необходимое исключительно на её рынках. Таким образом английские купцы сделали себя единственно возможными посредниками между колонистами и европейцами, обеспечив себе головокружительные сверхприбыли при помощи искусственно созданной монополии.

Голландцы безуспешно пытались защитить выгодную им свободную торговлю в морских войнах 1652–1654[25] и 1665–1667 годов. При этом лишь в войне 1672–1674 года Карл II, заручившись в обмен на поддержку католицизма (вызывавшую весьма серьезное политическое напряжение внутри Англии и создавшую тем самым предпосылки для последующих революционных потрясений) союзом с Людовиком XIV, сумел заставить Голландию защищаться.

В результате действия Навигационных актов Голландия необратимо стагнировала, а Англия бурно развивалась (за первые 40 лет XVII века обороты её внешней торговли выросли вдвое, – собственно, тем самым и создав предпосылки для Навигационных актов, а за столетие в целом вдвое увеличились как число ее кораблей, так и таможенные доходы) и достаточно быстро заняла место Голландии в качестве торгового лидера Европы (став лидером, соответственно, и в одном из важнейших направлений тогдашней международной торговли – торговли рабами).

Стремительное развитие капитализма в силу уничтожения остатков феодальных ограничений продолжалось и после Реставрации Стюартов: Карл II вернулся в совершенно другую страну и не пытался её переделать (за исключением заигрываний с католицизмом, которые обеспечили ему союз с Францией против Голландии и субсидии от Людовика XIV, позволившие ему в конце правления вообще отказаться от налогов, сбор которых регулировался враждебным ему парламентом).

Сложившиеся в середине 1670-х годов в английской элите тори (сторонники монархии и англиканства) и виги (сторонники парламента и протестантов), борясь друг с другом за политическую власть, были при этом едины в своём категорическом неприятии католиков и французов, а значит – и опиравшегося на них Карла II.

Это единство позволяло тори и вигам, конкурируя друг с другом, тем не менее избегать войны между собой, что стало грандиозным шагом к цивилизованному устройству государства, не ослабляемого, но лишь усиливаемого внутриполитической борьбой.

Взошедший на престол после отравления Карла II ртутью в ходе алхимических опытов его младший брат Яков II («веселый король» Карл II, только признавший 14 своих внебрачных детей, умудрился не оставить после себя ни одного законного наследника) сумел восстановить против себя Англию за рекордные три года. Народ возненавидел его за последовательную политику восстановления католицизма, а элита («новое дворянство» и финансисты) – за крайне жесткий и столь же последовательный курс на построение абсолютизма по французскому образцу.

Виги и тори объединились против Якова II, но нового Кромвеля в их рядах не нашлось. Однако, когда у пожилого (из-за чего его объединенные противники просто надеялись на его смерть) короля-католика появился наследник[26], деваться стало некуда, и банковские дома профинансировали «Славную революцию» 1688 года – успешную благодаря предательству командующего армией Черчилля, ставшего за это лордом Мальборо, интервенцию Вильгельма Оранского [27]и государственный переворот (помимо прочего, она стала политическим выражением объединения[28] крепнувшей в результате Навигационных актов английской и слабевшей ровно по той же причине голландской Ост-Индских компаний, устранившего ненужную конкуренцию между ними и качественно повысившего тем самым их совокупную эффективность).

«Славная революция» привела к изданию Билля о правах 1689 года, помимо перечисления гражданских прав англичан, объявившего вне закона любой абсолютистский режим, каким была и монархия Стюартов, и допускавшего на английский престол исключительно протестантов. De facto Билль о правах означал переход Англии к конституционной монархии, в которой король подчиняется издаваемым парламентом законам и является всего лишь первым чиновником государства.

«Богатство британских банкиров вообще и еврейских в частности было обусловлено… государственно-финансовыми операциями, которые можно было провести только в рамках институциональной системы, созданной в ходе «славнойреволюции», обеспечившей контроль крупных землевладельцев и финансистов над королем» [101].

Подход вигов в конечном итоге победил, однако это стало возможным только благодаря энергичной поддержке тори (получивших в качестве политической компенсации главенство англиканства и сохранение монархии как таковой, пусть даже в конституционном виде).

Результат Славной революции стал компромиссом для англичан; основанное на экономическом интересе единство элиты укрепилось, включая партнерство между парламентом и купцами, – и оказалось направлено против Франции как естественного внешнего врага [16]. Через сто лет это оно сокрушит Францию, непосредственно организуя Великую революцию и направляя её ход через разветвленную сеть тайных обществ и скрытого финансирования [101].

Следует отметить, что тривиальный государственный переворот в результате внешней интервенции и по сей день зовется революцией (да еще и Славной) отнюдь не только из-за естественного стремления к самовозвеличиванию (и, соответственно, к ретушированию обидного для национального самолюбия факта иностранной интервенции) и даже не из-за действительно значимого завершения перехода от абсолютной монархии к парламентской.