Пепел звезд - Гайворонская Елена Михайловна - Страница 68

– Галина Андреевна! Здравствуйте. Это приятель Ника, помните? Я купил у Вас картину. Простите, какой у Вас в Переделкино номер дома: 23 или 29? 29? Спасибо…

Черт!

Может, это – химера. И дом также пуст. Но он не мог просто ждать. Он гнал машину в Переделкино, вырываясь из могильного холода зимы в душный жасминовый май, по наитию находя нужные развязки дорог, впервые от души жалея, что не имеет оружия.

Лена медленно расстегнула верхнюю пуговицу джемпера.

– Давай, малышка, качни бедрами!

Красивое лицо Ника исказилось, из уголка рта побежала слюна. Надменный дипломат, блестящий кавалер, утонченный эстет – весь иллюзорный налет цивилизации, веками обретаемый человечеством – исчез, облетел, как ненужная шелуха. Как пух с одуванчика. Перед ней был первобытный самец, жаждущий крови соперника и плоти самки. Внутри у Лены все застыло, как в морозильной камере. Каждую секунду, растянувшуюся в вечность, она ожидала броска человекоподобного чудовища, беспомощно ища глазами возможный предмет обороны.

– Давай, я помогу тебе, детка. – Ник, шатаясь, поднялся. Пошел к ней. Она, пятясь, вокруг стола, от него.

Нож… Забытый хозяином, он становился все ближе и ближе… Но хватит ли у нее духа? Даже шлепок тапком по таракану для нее был всегда проблемой.

– Иди ко мне, чертова кукла!

– Не подходи! – Подстегнутая окриком, рука сама схватила скальпель. Он был ужасно холодным. С тонкой, неудобной рукояткой. И он не придавал ей сил. Ей хотелось отбросить эту штуку прочь, подальше. Но ладонь, утратив повиновение, впилась в смертоносную вещь так, будто сделалась с ней одним целым.

– Не подходи… – голос куда-то исчез. Но Ник уловил смысл сказанного.

На лице отразилось изумление, в расширенных туманных зрачках злость и недоумение. Как если бы его внезапно укусила ручная комнатная собачка.

– Ты думаешь, что сможешь сделать это? – он нетрезво ухмыльнулся, – а как же твой Бог? А заповедь «Не убий»? Ты, маленькая дурочка, неужели ты считаешь, что это так легко – воткнуть лезвие в живого человека? Взять – и разрезать, как кусок говядины… Чтобы потекла кровь… Много крови… – его ноздри учащенно вздрагивали, в глазах возник безумный азарт, как будто эта смертельная игра доставляла ему невыразимое удовольствие, более сильное, нежели секс… – сейчас мы проверим.

Он закатал рукав белой рубашки и протянул обнаженную руку. Под бронзовой кожей едва заметно выпирали синеватые паутинки вен.

– Ну, давай, режь! Этот нож очень острый. Одного легкого движения достаточно… Ты когда-нибудь видела, как она брызжет? Льется струей… Бьет фонтаном… Она такая алая… Эта кровь. Ну же, режь!

Тошнота подкатила к горлу, готовая выплеснуться наружу вместе со слезами. Она проиграла. Она, действительно, не сможет этого сделать. Даже сейчас. Рафинированная интеллигентка, по глупости затесавшаяся в чуждый мир, маленькая дурочка, наивно верящая в победу Добра над Злом… Она молча разжала затекшие пальцы. Нож гулко тукнул о ковер.

– Дрянь, – разочарованно сказал Ник, – а ну, иди сюда.

Он бросился к ней. Она от него. Кошки-мышки со смертью. Столик качнулся. Спиралевидная ваза синего хрусталя опрокинула под ноги две розы, выплеснув мертвую воду. В тот момент, когда его пальцы сомкнулись на левом локте, пальцы Лены – на узком горле вазы. Она нанесла удар.

Тресь!

Ник покачнулся. Разжал пальцы. На белую рубашку из разбитого носа алыми каплями закапала человеческая кровь. Он поглядел удивлено. Она отступила назад. Он сделал еще шаг. Выкрикнув: «Не подходи!», Лена ударила вновь. Высокий лоб рассекла красная полоса. Ник постоял еще секунду, удивленно моргая глазами, а затем, захрипев кровавой пеной, рухнул лицом в мокрые цветы.

– Господи, нет! – закричала Лена, все еще сжимая вазу, по которой стекала к ее пальцам красновато-бурая жидкость.

– Мужики, где-то пищит.

– Что пищит?

– Хрен его знает.

– Может, у меня, – пробормотал Фролов, забираясь в карман рубахи.

В этот момент Дмитрий посылал новое сообщение:

«Номер дома в Переделкино не 23, а 29. Лена пропала. В отделении меня „послали“. Я еду в Переделкино. Не знаю, куда еще. Подсказал бы, что делать. Где тебя носит, опер, твою мать.»

– Последние два слова мы передать не можем, – вежливо сказала девушка с пейджинговой станции.

– О, черт! – заревел Фролов, прочтя оба сообщения.

Он позвонил в гараж, где едва ворочавший языком сторож сообщил, что в гараж N 9 милиция приезжала, но хозяин отбыл прежде в неизвестном направлении. Ребята из милиции тоже приезжали, но ушли погреться.

Ник лежал неподвижно. Лена выронила ставшую ненужной вазу, выбежала в коридор, нашла ключ, поминутно оглядываясь, оделась и бросилась вон из дома.

Джип Ника стоял около забора, но был заперт. Калитка тоже. Одна мысль о возможном возвращении к бездыханному телу для поиска остальных ключей приводила в состояние, близкое к истерике. Лена поставила ногу на бампер, затем на железный засов, подтянулась. Колючая проволока впилась в ладонь, но назад пути не было. Застонав от боли, девушка перелезла через ограду, чувствуя себя узницей, бегущей из концлагеря, кулем свалилась вниз, в пушистый сугроб. Мороз быстро привел ее в чувство. Лена поднялась. На снегу, в том месте, где она упиралась ладонью, остался темный, как от собачьей течки, след. Она вытащила платок и потрусила по дороге, на ходу заматывая руку.

Вокруг, за высокими заборами, стояли дома. Заснеженные. Нежилые. Мертвые. И сосны, длинные, как тени прошлого, покачивались и мерно поскрипывали в такт редкому студеному ветру. Весь этот ночной кошмар подсвечивался фонарем призрачно-лимонной луны.

Запыхавшись, Лена перешла на шаг. Что за местность? Бесконечная. Неживая. Ни огонька, ни стука электрички. Ей хотелось закричать что есть сил от страха, усталости и безысходности. И тут, словно Дар Божий, в окне одного из домов за покосившимся бревенчатым забором блеснул свет.

Лена принялась стучать в калитку. Откуда-то с диким лаем вылетел свирепый ротвейлер и стал бросаться на некрепкие доски изгороди так, что они прогибались под его черной тушей.

Скрипнула дверь в доме. К калитке направлялся высокий худой старик с охотничьим ружьем в руке.

– Убирайтесь! – крикнул он. – Или я выстрелю!

– Помогите! – сказала Лена, – пожалуйста, помогите мне. Вызовите милицию, – и беззвучно заплакала.

– Але, адвокат! Какого хрена тебе надо в Переделкино?

– Фролов?! – слышно было точно с другой планеты, – Лена мне позвонила только что! Этот псих завез ее в свой загородный дом. Она ударила его и сбежала. Сама не знает, жив или нет. Сейчас Лена у соседей по поселку, в 14-м. Я еду за ней.

– Наших вызвали? 02?

– Да! Если явится твой гребаный майор, я лично скажу ему…

– Ни хрена себе, – вешая трубку, поразился Фролов, – в первый раз слышу, чтобы так матерились адвокаты.

– Ты куда? – спросил Костя.

– Я должен ехать, – путаясь в рубашке, сказал Фролов, – а то этот кретин натворит дел… – Он покачнулся и сел мимо стула.

Лена сидела на уютной маленькой кухне, пила крепкий душистый чай и никак не могла согреться, зубы так и выбивали дробь по бокалу, возле суетилась круглолицая румяная пожилая женщина. На протяжении Лениного рассказа она охала то взволнованно, то возмущенно, качая головой, прижимая загрубелые кулачки то к щекам, то к полной груди.

– Это же надо? Коля! Кто бы мог подумать…

– А я нисколько не удивлен, – сурово отрезал старик, – он всегда был дерьмом. Таким же, как и папаша. Разве не помнишь, как, еще студентами они с дружком девчонку сюда завезли и хором изнасиловали? Кто дело замял? Станислав Португал. Вот сынок и решил, что все в жизни ему дозволено.

– Верно, верно… – кивнула женщина, – мы-то, дочка, почитай круглый год здесь живем. Пенсия-то копеечная, сыну тоже не платят… Вот, квартиру в городе сдали – и сюда. Страшновато, конечно, одним-то зимой. Народ разный шатается. Но нас не трогают. Что с нас возьмешь? Соли щепотку, да хлеба краюшку… Толь, погляди, на кого там собака снова лает. Ты ее на цепь-то взял?