Пепел звезд - Гайворонская Елена Михайловна - Страница 40

Вечеринка у Натали выдалась на редкость скучной. Одна половина гостей была чопорна, вторая – бестактна. И, в довершение ко всему, к Аде прицепился какой-то субтильный человечек с шизофреническим взглядом, назвавшийся поэтом и принявшийся долго и нудно бубнить о превосходстве еврейской нации над остальными.

– Вы со мной согласны? – вопрошал он, встряхивая нечесанной гривой над Адиным коктейлем.

– Нет, – резко ответила она, – все это человечество проходило не так давно. Всего полвека назад. В нацистской Германии.

– Как вы можете сравнивать?! – оскорбленно взвился собеседник, словно ему наступили «шпилькой» на голый палец.

– А почему нет? По-моему, все идеи превосходства одних людей над другими порочны в корне. И потому не выдерживают проверки Историей.

– Вы не гордитесь тем, что вы – еврейка?

– Гордиться можно наукой, культурой, тем, что тысячелетиями создавали поколения людей. Когда я слушаю Вивальди, меня менее всего интересует, кто он по национальности. А как можно гордиться, что ты родился у тех или иных отца с матерью, а не у других? Так же глупо, как кичиться своей внешностью:

вот мои ручки, ножки, глазки… Где в этом моя заслуга? Вот когда я добьюсь чего-то в жизни такого, о чем не стыдно будет сказать – это сделала я, Ада Беркер, – тогда и гордиться стану. Сейчас, извините, пока нечем.

Ада спокойно поставила свой бокал и под негодующее шипение оскорбленного поэта проследовала к выходу. Она решила удалиться по-английски.

– Здорово вы его, – услышала она за спиной негромкий обволакивающий голос.

Ада обернулась.

Мужчина лет тридцати, чуть полноватый, круглолицый улыбался дружелюбно и обаятельно, демонстрируя идеальные ровные, белые зубы. – Позвольте заметить – я с вами полностью согласен.

– Рада за вас, – сухо сказала Ада, твердо решив больше не поддаваться на мужские чары.

Словно не замечая хмурого лица девушки, мужчина, продолжая улыбаться, протянул мягкую теплую ладонь:

– Борис Эдельман. Еврей – по отцу, русский – по матери, космополит – по убеждениям. Программист. Живу и работаю в Штатах. Приехал в отпуск, к Новому году, навестить мать.

«Мы знакомы минуту, а я скоро узнаю, что он предпочитает на завтрак и какого цвета его зубная щетка,» – подумала Ада, но почему-то без особого раздражения. Уж больно по-детски непосредственно держался этот парень.

Вслух произнесла:

– Ада. Было приятно познакомиться, но, к сожалению, мне пора.

– Как, вы уже уходите? – на его живом лице отразилось искреннее неподдельное огорчение. – В таком случае, я вас провожу.

– Это вовсе ни к чему… – попыталась отделаться от него Ада, но новый знакомый, сделав энергичный жест рукой, безапелляционно заявил:

– И не возражайте. Это бесполезно. Моя мама говорит, что я упрям, как осел. И если уж мне взбрело в голову вас проводить – то так тому и быть. Россия – не та страна, где молодая красивая девушка может ходить одна по темным улицам.

– Вообще-то, – заметила Ада, – я довольно долго живу в этой стране и частенько возвращаюсь домой вечером. Но ваша мама абсолютно права в отношении вас.

– Уверен, вы нашли бы общий язык, – он снова улыбнулся, настолько обаятельно и располагающе, что Ада невольно улыбнулась в ответ. И тотчас мысленно выругала себя за это. Неужто жизнь так ничему ее и не научила? Она вновь сдвинула брови, решив казаться неприступнее Китайской стены.

– Где ваше пальтишко?

– Вот оно, – она ткнула в соболя от Нины Риччи, краем глаза наблюдая за реакцией. Но программист, судя по всему, не был силен в мехах. Спокойно произнеся: «Красивое», он галантно накинул шубку Аде на плечи, распахнул дверь.

– А вы, Ада, чем занимаетесь, если не секрет?

Ада внимательно поглядела на спутника, стараясь уловить хотя бы малейший намек на фальшь. Но, похоже, тот и вправду не знал, кто она.

Невольно Ада ощутила крохотный укол самолюбия.

– Преподаю вокал в музыкальной школе, – сказала она неожиданно для себя.

– Правда! – радостно воскликнул Борис. – Значит, вы хорошо поете?! А мне медведь на ухо наступил. Моя машина – там. То есть она не совсем моя, а моей мамы, потому что моя осталась в Кливленде. – Он широким жестом указал на старенький «Москвич». – Знаете, я давно хочу купить ей другую, но мама к ней привыкла, и – ни в какую. Все же это лучше, чем трястись на метро.

– Разумеется, – согласилась Ада. – Спасибо, что проводили.

Она нажала на пульт сигнализации, и «Феррари» с готовностью свистнул в ответ. Рот провожатого открылся так широко, точно он собирался запихнуть туда целый Биг Мак.

– О! Это ваша машина?! – Он резво обежал вокруг. – Что, после кризиса учителя стали СТОЛЬКО зарабатывать?! Или… это машина вашего мужа?

Его изумление и огорчение были настолько неподдельными, что Ада рассмеялась.

– Я не замужем. Никому не рассказывайте, – она заговорщицки подмигнула, – по вечерам я подрабатываю на Тверской. Девушкой. Но это тайна. Смотрите, не проболтайтесь. Желаю приятно провести вечер.

Она быстро села в автомобиль, вставила ключ в зажигание.

– Погодите! – Борис забарабанил по стеклу.

– Ну что вам еще?

– Разве вы не оставите мне никакой надежды?!

Если бы она повстречала его до Ника, возможно все сложилось бы иначе. Но теперь она была сыта мужчинами по горло. Сперва нужно разобраться в себе самой. Потом, когда-нибудь…

Ей отчего-то стало грустно. Но, нажав кнопку стеклоподъемника, она решительно отсекла себя от внешнего мира и от этого человека. В зеркальце Ада увидела, что парень прыгнул в «Москвич». Наивный! Усмехнувшись, она вдавила педаль, и через секунду высотка на Котельнической сделалась далекой, как Америка.

Борис проводил красную молнию восхищенным взглядом и, присвистнув, произнес мечтательно:

– Какая женщина!

Сотовый Маслова по-прежнему не отвечал.

– Может, что случилось? – предположила Лена накануне.

Но Юлька тотчас отогнала эту мысль. «Вечно Ленка пытается всех оправдать. И всем помочь. Оттого и влипла. Послала бы этого Крылова… А Маслов – козел.»

В этом году маман гуляла в «Праге». Юлька с трудом втиснула свой кабриолетик в ряд величавых иномарок – поздравить Ксению Величко собрался весь цвет российской номенклатуры. Надушенный метрдотель любезно осведомился о наличии у Юльки приглашения на торжество.

– Позовите хозяйку вечера, – мрачно сказала Юлька. – Я ее дочь. Хотя уверена, меня нет в списках.

Метрдотель расплылся в приторной улыбке, сделав приветственный жест в сторону зала.

От Юлькиных глаз не ускользнуло, что за прошедший год маман сделала очередную подтяжку.

«Скоро мы будем выглядеть одинаково», – кисло подумала девушка.

– Юлия! Что ты здесь делаешь? Какой приятный сюрприз!

В маман пропала неплохая актриса – тонюсенькие ниточки-брови приветливо приподнялись, заиграли ямочки в уголках чувственно-изогнутых губ. И все же она фальшивила. Недоставало школы Станиславского. Маман могла обмануть кого угодно, только не дочь. Потому что Юлька тоже в совершенстве овладела основной наукой семейства Величко – лицемерием.

– С днем рождения, мамочка. Тебе, как всегда, сорок?

Юлька протянула затянутую в искрящуюся фольгу коробку, перехваченную кокетливым бантом, чмокая именинницу в благоухающую чем-то новеньким и свежим щечку.

– Спасибо, но, право, не стоило… – Продолжая улыбаться, маман переминалась с ноги на ногу, кося по сторонам синими глазами. Прежде они были карими. И не так блестели. Видно, контактные линзы. Как у Маринки.

– Мне можно войти?

– О! – синие глаза округлились. – Ты уверена, что тебе не будет скучно?

– Посмотрим.

– Ксения, дорогая, почему ты не приглашаешь Юлию к нам?

Даже Антуан, и тот, похоже, был ей больше рад. Годы не брали его, как и маман. Все тот же респектабельный парижский буржуа – элегантный, лощёный, с небольшим брюшком, аккуратно подстриженными висками, ровной ниткой бархатистых усов над полной губой.