Чисто убойное дело - Луганцева Татьяна Игоревна - Страница 4

В этот момент Яна сползла с лавки и грохнулась без чувств на пол.

Сколько времени прошло, она не помнила, но очнулась на железной кровати старика. Тот брызгал ей в лицо ледяной водой и шлёпал по щекам.

– Где я? – спросила Яна слабо, не понимая, где находится.

– Слава те господи, не на небесах, – ответил дед Сергей. – В обморок ты грохнулась от моего рассказа. Квёлая больно. Все вы городские на голову слабые: чуть что – и в папоротник!

– Причём тут папоротник, – простонала Яна, приподнимаясь.

– Это у меня поговорка такая.

– Понятно… – Яна села на кровати. – Зачем вы мне такие подробности вывалили? Отрубленная… голова… – Она снова пошатнулась.

– Тише, тише… – успокоил старик, бережно укладывая ее на подушки. – Нервная больно…

– У меня хорошо развито воображение, – сказала Яна, облизав сухие губы. – Я творческая натура.

– Зато другое у тебя совсем не развито, – хихикнул старый негодяй, кивнув на ее тощенькую грудь. – Что у вас за мода нынче такая пошла: бабы городские от диет иностранных сухие, как ветки от старой метлы становятся. Ручки – ниточки, ножки – кривенькие, головка – с кулачок, волосики на голове – жиденькие… Разве такой должна быть настоящая женщина? Срамота и убожество. Жалко их… А женщину не жалеть, ею любоваться надо, – сплюнул старик. – Ума нет, считай, калеки. – Старик погладил ее по руке.

Яна отпихнула его руку.

– Не трогайте меня. Что дальше было?

Старик задумался.

– Дальше? А что дальше? Я за сугробом очнулся, глаза открыл, а звери эти увидели, что натворили да ноги в руки и бежать. Я домой приплёлся, полицию вызвал. Те приехали, трупы в черные мешки запаковали, протоколы составили, предупредили, что с меня еще показания снимать будут и укатили. Я вот поначалу подумал, что ты из следственного комитета.

– Я врач, – сказала Яна.

– Это многое объясняет, – вздохнул дед.

– Почему? – не поняла Яна.

– Да будь ты хоть негром преклонных годов, – пошутил дед, – к делу об убийствах твоя профессия не относится. – И вдруг он нагнулся к ней: – Погоди-ка, погоди… – И дотронулся до ее груди.

– Вы что?! – взвилась Яна. – Не трогайте меня!

– Что ты кричишь? – ответил старик и покачал перед ее носом большим пауком, которого снял с ее кофточки. – На тебе паук сидел.

– А-а-а! – взвилась под потолок Яна, до смерти боящаяся пауков, да и вообще всех насекомых. – Мамочка! А-а-а!

– Что ты шумишь? – утихомирил ее дед, выбрасывая паука за печку. – Живое существо, между прочим. Какой-никакой, а разум имеет. В избе мух изничтожает. Да и тараканами не брезгует. Знаешь, сколько летом мух бывает, гнуса всякого? А он ими питается. Полезное существо.

– Насекомое, – поправила Яна.

– Не знаешь – не говори, – ответил образованный дед. – Паукообразные – это отдельный класс, к насекомым не относятся. У пауков не шесть лапок, как у тех, а восемь.

– Очень интересно, – сказала Яна. – И откуда только такие глубокие познания о пауках?

– Журнальчики почитываю, – хмыкнул дед. – Полезная штука – журнальчики. Всегда можно кого-нибудь чем-нибудь этаким удивить.

Яна с трудом встала и доплелась до лавки.

– Ну и что было дальше? – спросила она, усаживаясь и наливая себе остывшего чая.

– А что дальше? – удивился старик.

– А куда подевался этот… в замшевом плаще? Он же жив? – Яна жадно выпила чашку до дна. Сердце у нее замерло от дурных предчувствий.

Старик кашлянул и помолчал, словно собираясь с мыслями.

– Жив, – ответил он. – Но вот что у него с головой случилось после того, что он тут лицезрел, сказать тебе не могу. На мой взгляд, он просто тронулся. В больницу его увезли. Не в себе он был.

– А в какую?

– Это я без понятия. Какое мне дело? – устало махнул рукой дед Сергей.

Яна встала и направилась к двери. Она надела курту и повернулась к хозяину.

– Спасибо вам. Я, пожалуй, пойду. Мне пора. В Москву срочно нужно. Далеко мы от Москвы заехали. Не помню ничего, проспала всю дорогу.

– В Москву? – удивился дед. – Э-э, милая, куда тебя занесло. Ты сейчас в Ленинградской области.

– Как в Ленинградской? – оторопела Яна. – Мне в Москву надо, у меня дела.

– Ничем не могу помочь. Пойдём, я тебя до твоей машины провожу, а то солнце село, вечереет, как бы ты не заплутала. – Он остановился, словно что-то вспомнил. – Постой-ка, у меня тут ёлочки приготовлены, я тебе их отдам.

Он надел тулуп, свистнул собаку, взял три небольшие ёлочки, связал их и повёл Яну по лесной тропке к машине. Пёс Шницель весело трусил впереди, словно показывая дорогу. Около самого шоссе им повстречались двое, по виду отец и сын.

– Простите, остановил их мужчина. – Мы правильно идём? Я вижу вы с ёлками. Нам в лесничество надо. За ёлкой мы. А указателя нет.

– Правильно, – кивнул старик. – А указатель еще летом туристы на шашлыки пустили. Деревянный он был. А разрешение на порубку есть?

– Конечно, есть! Зачем без разрешения в такую даль ехать?

– Тогда подождите меня, сейчас даму в машину посажу и вас провожу до места. Ёлки в этом году у нас славные. Только вы на просеке не обращайте внимания на кровавые следы на снегу. Это охотники кабана подстрелили.

От этих слов Яну снова замутило. Она быстренько села за руль, а дед старательно и бережно уложил ёлки на задние сиденья.

– Готово, – сказал он. – Счастливо, Яна.

Цветкова махнула рукой деду на прощание и отправилась в обратный путь.

Глава третья

Надо сказать, что управляла машиной она плохо и прекрасно это понимала. Ей еще никогда не приходилось водить такой громоздкий автомобиль, «Пежо» – вот ее предел. Порой Яну кидало то в жар, то в холод, она вцепилась в руль, как в спасательный круг, и покрывалась потом, когда приходилось обгонять какой-нибудь драндулет, который тащился по правой стороне еле-еле. Пуховик она сняла и кинула на сиденье рядом, приоткрыла окно и полностью опустила перегородку в салон. Она уже где-то царапнула дорогой лимузин Тимофея и раскокала заднюю фару, не вписавшись в поворот. Ощущения были ужасные, словно она вела автобус или фуру. «Как люди управляют такими махинами? – вертелось у нее в голове. – Это кошмар какой-то! Такую массивную машину чувствовать невозможно», – паниковала Яна.

На заднем сиденье лежали ёлки, и в машине чудесно пахло хвоей. Яне это очень нравилось и создавало предновогоднее настроение.

Вскоре она выехала на центральную трассу и по указателям поняла, что действительно находится в пригороде Санкт-Петербурга.

По дороге она дозвонилась до медицинской справочной и узнала, куда увезли Мотова Тимофея Никитича. Это оказалась обыкновенная городская больница Санкт-Петербурга. Но поместили его пока в неврологическое отделение.

Первая же машина Дорожно-патрульной службы Яну остановила.

– Старший инспектор Курёхин, – представился молодой человек. Он заглянул в салон. – Ёлки? А есть ли у вас разрешение? Ваши документы, пожалуйста. И выйдите из машины.

Яну колотила нервная дрожь. Конечно, у нее не было доверенности на вождение лимузина, и она прекрасно понимала, что влипла в неприятную историю. Да и побитая машина явно не внушала инспектору доверия, он всё больше и больше хмурился, пока она в бардачке искала справку на ёлки, которую ей заботливо вручил дед Сергей. Право, как чувствовал…

Наконец Яна отыскала нужную бумажку, вышла из машины и подала ее инспектору. Пока он разглядывал справку с печатью лесничества, она достала из машины куртку и надела ее. Яну бил озноб, даже губы дрожали.

– Так… С ёлками всё понятно, – протянул ей справку обратно инспектор. – Теперь права, пожалуйста.

Яна от волнения пошла красными пятнами.

– Понимаете, тут такое дело…

И она сбивчиво начала рассказывать, что произошло в лесничестве и почему она оказалась за рулём чужого автомобиля. По мере того, как она, разволновавшись, горячилась всё больше и больше, глаза у молоденького инспектора чуть не вылезли от удивления из орбит. А когда она поведала, как бандиты отрезали двум неповинным люди головы бензопилой, инспектор даже побледнел. А когда услышал, что отрубленная голова ругалась матом, он обернулся к своему напарнику и покачал головой, явно давая тому понять, что дамочка явно не в себе. Он растерялся и явно не знал, как ему поступить.