Пари (СИ) - Субботина Айя - Страница 1

Пари

Айя Субботина

Пролог: Лекс

Три года назад

Я смотрю в белоснежный потолок и пытаюсь вспомнить, какой на вкус морской воздух, и вкус соленых брызг на губах. Провожу по ним языком, но тут же морщусь от обращения, потому что вкус мерзкой больничной каши держится на них как прилепленный.

А еще песок.

Теплый мелкий песок, по которому ступаешь словно по дорогому ковру. На Бали он всегда немного горячее, чем на Мальдивах. А в Таиланде колючий, бр-р-р. Никогда не любил Таиланд. Но повез туда Вику, потому что это была ее детская мечта. Боже, я мог отвезти ее в Париж, в Лондон, на лучшее в мире лазерное шоу в Нью-Йорк, все курорты мира и лучшие отели был готов бросить к ногам моей феи. Даже предлагал арендовать на недельку целый остров, где мы могли бы бегать голышом. Где любили бы друг друга в любое время суток. Где, возможно, смогли бы зачать нашего ребенка. Но Вика попросила отвезти ее в Таиланд. И в первый же вечер страшно чем-то отравилась, так что большую часть нашего путешествия мы провели в номере отеля, пытаясь справиться с ее неудержимой рвотой. Я тогда еще осторожно предположил, не беременна ли она, и увидел такой взгляд…

— Сначала кольцо и брак — потом дети, — произношу вслух те ее слова.

И на белоснежном потолке внезапно возникает ее призрачный образ: длинные золотисто-рыжие кудри по плечам. Веснушки на каждом сантиметре ее кожи — а я изучил ее всю, от волос и до пяток. Ямочки на щеках даже когда улыбаются только ее прозрачно-голубые глаза. Я таких глаз вообще никогда ни у кого не видел. Не думал, что природа способна создать такое в реальности, и какое-то время думал, что Вика просто привирает и на самом деле пользуется контактными линзами.

— Значит, мне придется родить тебе дочь с такими же глазами, и тогда ты убедишься, что все по-настоящему, — снова по-памяти произношу ее данное в шутку обещание.

Проклятье!

Изо всех сил бью ладонями по постели.

Раз. Еще раз. Так долго и отчаянно, что кожа на ладонях жжет словно я пытаюсь сбить с себя негаснущее пламя.

— Будь ты проклята! — ору в ее смеющееся лицо, до сих пор призраком висящее на потолке. — Будь ты сука проклята!

Дверь в плату распахивается и ко мне забегает сразу несколько медсестер. Пытаются меня успокоить, но я отчаянно изо всех сил сопротивляюсь.

— Дайте мне сдохнуть! — Отбрасываю от себя две пары настойчивых рук, мотаю головой по подушке, пока кто-то пытается зафиксировать ее в одном положении. — Просто дайте мне сдохнуть!

— Алексей Эдуардович, пожалуйста, успокойтесь! — пищит испуганный женский голос справа.

— Сейчас мы дадим вам обезболивающие! — подхватывает еще более испуганный голос слева. — Сейчас все пройдет!

— Идите вы нахуй со своими пилюлями!

— Алексей Эдуардович, так нельзя, вы же снова…

Я чувствую кончик иглы, который с характерным щелчком пробивает вставленную в мою вену трубку капельницы. Я даже по одному этому проклятому звуку уже могу определить, что сейчас мне снова засандалят лошадиную долю успокоительного. Я усну — и снова вернусь в тот мир, где я запросто покорял волны, балансируя на доске для сёрфинга на собственных ногах. Где у меня было было больше, чем «все». Где я был счастлив и любим.

Точнее, думал, что любим.

Нет, в жопу все!

Я с силой выдергиваю руку из тонких пальцев медсестры, перекатываюсь на край кровати, собираясь свалиться на пол, и пусть все катится в пизду. Может, на этот раз мне повезет упасть и разбить к хуям башку. Только бы сразу в хлам, чтобы не стать окончательным овощем. Хотя, какая в хер разница?

До края остается всего один рывок, но какая-то сила неожиданно хватает меня за грудки и вколачивает спиной в постель с такой силой, что я чувствую странную тупую боль в пояснице, которая на долю секунды заставляет сцепить зубы от боли.

«Это просто фантом. Это не настоящая боль».

Потому что нижней части моего тела… просто нет. Там остались бесполезно болтающиеся куски мяса и костей, которые я уже давно не чувствую, и которые не могу даже самостоятельно «сбросить» в инвалидное кресло. Я стал настолько жалок, что не могу как следует двинуть по роже нависающего надо мной бугая. Кулак только смазано проходит по его скуле.

Зато мне в ответ тут же «прилетает» увесистый хук справа.

И, сука, кровавые мальчики в глазах хороводами в полный рост.

У Тихого всегда был крепкий удар правой. Профессиональный, хотя он никогда не выходил на ринг.

Звон в ушах такой, что на несколько секунд глохну, а когда немного прихожу в себя, на заднем фоне паника и попытки нас разнять.

— … не может дать сдачи! — визжит женский голос.

— Да что же вы…!

— А ну пошли нахуй отсюда! — характерно басит Тихий. — У нас мужской разговор.

— Я сейчас же расскажу главврачу!

Сильна малышка, раз ни угрюмый вид Тихого, ни два метра его роста и полтора центнера мяса не лишили ее дара речи.

Откуда он вообще тут взялся? Я же со всеми разосрался. Сделал так. Чтобы в дверь моей палаты просачивались только медсестры, санитарки и сквозняки.

— Ну как — добавить? — Тихий разворачивается ко мне, угрюмо потирает кулак. — Блядь, костяшки сбил. Ты реально железный.

— Ага, — все еще пытаюсь «настроить» фокус зрения, — из говна и палок.

Тихий шаркает до окна, распахивает его настежь и подкуривает две сигареты и одну протягивает мне. Затягиваюсь и кривлюсь от боли во рту. Еложу языком, слизывая соленый вкус крови.

— Ебануться.

— Зубы хоть целы? — ржет Тихий, устраиваясь на подоконнике, чтобы спокойно дымить в окно.

Игнорю его вопрос, сую сигарету в рот и выдергиваю канюлю из вены. Раз меня до сих пор не отрубило, значит, медсестра не успела вколоть успокоительные. И то хлеб. Хуже снов, после которых не хочешь возвращаться в реальность, может быть только реальность, от которой хочется сбежать обратно в сон.

— Это становится привычкой. — Тихий слегка отводит голову, тыча кончиком зажатой между пальцами сигареты в шрам на челюсти. — Теряешь навыки, брат.

— Просто пожалел тебя. А то станешь еще большим уродом — бабы давать не будут даже за деньги.

Тихий мне не брат по крови — мы просто друзья детства. Напарники по всем школьным шалостям, вечная «парочка» на кофре у директора. И даже парочку приводов в полицию у нас били тоже «парными». И может даже лучше, что в наших жилах не течет одна кровь, потому что Марат, мой настоящий брат…

Я изо всей силы затягиваюсь сигаретой, надеясь, что мои легкие просто лопнут от горького дыма, и вся эта бессмысленная хуйня, наконец, закончится.

— Может, еще сожрешь ее? — продолжает троллить Тихий.

— Ты за каким хуем приперся? Я тебя не звал.

— Пришел сказать, что курорт закончился, брат, и пора возвращаться в строй.

Он, мать его, издевается.

— Ага, щас, колесом и с подвыпордвертом.

— Да можешь и не пердеть, я тебя покатаю. — Тихий пинком поддевает стоящую рядом коляску. — Хотя, если прям прижало — давай, бзди.

Сука. Блядь.

— Тихий, слушай… Не свалил бы ты на хер?

— Марат собирается отжать «Интерфорс».

— Только сейчас? — смеюсь.

— … и протянул лапы к «Гринтек», — добавляет Тихий.

Когда я только начинал становиться на ноги, у меня был небольшой аграрный бизнес — теплицы, поля, всякая херня, которая, как я ни пыхтел и не рвал жопу, в лучшем случае просто окупала сама себя. Чтобы хоть как-то уменьшит затраты, я придумал сэкономить на энергоресурсах — вложился в ветрогенераторы, заказал у финнов пиздатые солнечные батареи. И как-то потянулось одно за другое, пришлось расширять площади для всего этого добра, чтобы хоть как-то отбить затраты, а еще через пару месяцев, когда вся эта энергогенерирующая машина заработала на всю катушку, ко мне потянулись местные фермера с предложение покупать у меня электричество для своих маленьких хозяйств. Оказалось, что так им и дешевле, и выгоднее, еще и мне компенсация от государства за сохранение окружающей среды. Вот так за шесть лет я из фермера превратился в одну из крупнейших в стране энергодобывающих компаний.