История Ирэн. Гнев (СИ) - Хайд Адель - Страница 42

Но здесь снова взял слово невозмутимый Шульц:

— В принципе нам подойдут любые чаны, из прачечных, с бумажных мельниц*, канализационные…

(*бумагу делали из тряпья, тряпье разрезали и перемалывали в кашеобразную массу. Черпальщик зачерпывал ее формой, валельщик снимал лист, прессовщик прессовал полусырые заготовки, выметчик вывешивал листы для просушки, сдувальщик устранял коробление, клеильщик окунал бумагу в клей, прессовщик отжимал его избыток, вешальщик вывешивал проклеенные листы сушиться, сдувальщик вновь снимал их с веревок.)

И где она таких людей находит, — подумал Забела, восторженно глядя на спокойного Шульца, который уже объяснял вызванным инспекторам, какие именно ёмкости нужны под установку для варки мыла.

Уже через час по уезду поскакали наряды в поисках необходимого оборудования.

Забела понял, что надо предупредить Ирэн и послал за ней слугу с коротким письмом.

Ирина завтракала в семейном кругу и наслаждалась тем, что за столом сидят вместе и сын, и дочка, и братья.

— Вот же интересная штука жизнь, — подумала она, — в прошлой жизни я даже и не задумывалась о детях и не предполагала, что вот так вот полюблю моих-не моих детей. Как так получается, откуда во мне всё это? Как будто Ирина, переселившись в другой мир получила в дар эту невозможную просто любовь.

А может душа Ирины откликалась на ту любовь, что дарили ей дети, которые любили её просто потому, что она есть. И ей, всё ещё чужой для этого мира, эта любовь казалась даром и отзывалась в ней по принципу зеркала.

Утро было чудесное. Прямо на завтрак пришёл Тимофей и принёс для Саши большую коробку…с солдатиками. Ирина знала, что злобная тётка сожгла её подарок и поэтому попросила Тимофея сделать ещё лучше.

Саша, братья и Танюша все вскочили из-ща стола, накинулись на коробку и вскоре убежали в игровую, чтобы рассмотреть каждого солдатика.

И вот тогда-то и прибыл человек, посланный Забела. Записка от графа была короткой:

Важность высочайшая. Приезжайте. У наместника.

Ирина даже вспомнила фразу из старого фильма:

«Есть в односложных предложениях какая-то безысходность»

Стало немного не по себе, показалось, что вот только начал привыкать к определённому графику, и на тебе, снова «жизнь начинает бить ключом».

Конечно, хотелось «послать» всех в лес. И Забела с его односложными предложениями, и наместника с его высочайшей важностью и… императора. Совсем обнаглели мужики, что за «рабская повинность»? Она вообще не обязана никому и ничего, Поликарп Афанасьевич своё дело знает, на все изобретения сразу же подавались заявки на «привилегии». Поэтому с этой стороны Ирина была спокойна, император ни на что пока не предъявлял претензии, получив спички успокоился, булатную сталь она и так отдала, а всё остальное, позвольте, вначале давайте обсудим условия, а уже потом вашу «высочайшую важность».

Но врождённая и воспитанная ещё в другом мире ответственность не позволила Ирине остаться в стороне, поэтому она, показав записку отцу, пошла собираться.

В этот раз детей брать не стали и вместе с Леонидом Александровичем поехали в Никольский.

В доме наместника было полно каких-то людей, все о чём-то говорили, куда-то бежали. Ирине даже показалось, что это какая-то странная эвакуация. Но вскоре, когда их с отцом провели в кабинет к Гайко, где был Забела и… Иоган Шульц, ситуация прояснилась.

Иоган, увидев Ирину, взмолился:

— Ирэн Леонидовна, скажите им, что мне надо на фабрику, что я здесь время теряю.

— А в чём дело, господа, — Ирина «включила» деловой режим. Даже Забела вздрогнул, не узнавая в этой холодной женщине всегда мягкую Ирэн.

Наместник, которого периодически дополнял граф, рассказал про пришедшие из столицы приказы.

Ирина смотрела на них и поражалась наглости императора:

— Да, ситуация непростая, а при чём здесь я и моя фабрика?

Краем глаза Ирина заметила, как вздрогнул Шульц и, похоже попытался спрятаться под стол.

Наместник, который хотел продолжить свою речь о том, что он готов предложить для организации дополнительного производства, осёкся и неверяще посмотрел на Ирину:

— Ч-что?

Но Ирину было не смутить:

— Я спрашиваю при чём здесь я и моя фабрика?

Наместник расширившимися от ужаса глазами смотрел на Ирину:

— К-как это при чём, Ирэн Леонидовна? М-мыло же…

Ирина оглядела стоящих в кабинете наместника мужчин. Забела стоял и в глазах его мелькали весёлые огоньки, он как будто наслаждался тем, что видел, наместник выглядел совершенно ошарашенным и был похож на рыбу, вытащенную из воды, отец молчал, поджав губы, Шульц практически влез под стол, только голова торчала, да и та была прикрыта неизменной папкой.

Ирина ещё больше выпрямила спину и спокойно сказала:

— Да, мыло, моё мыло и производство моё, и я услышала, что император приказал вам увеличить объёмы, но я не услышала, что вы предлагаете мне за то, что я брошу всё и начну заниматься только этим.

На лице Гайко появилось понимание, но он явно не ожидал, что всегда доброжелательная Ирэн проявит такую жёсткость. И уже собирался надавить, но вмешался граф Забела:

— Я согласен с Ирэн Леонидовной, это частное производство и мы должны уважать фабрикантов. Давайте выслушаем.

Ирина не была готова к такому разговору, но пришлось изобретать на ходу. Спустя три часа переговоров соглашение между помещиком Лопатиным и Стоглавой империей в лице наместника Никольского уезда было заключено.

Глава 30

Ханидан. Тегеран. Три недели назад до описанных выше событий.

Якоб Морозов уже почти отчаялся и поверил, что навсегда останется здесь, в этом невыносимо жарком, сухом, пыльном и грязном городе.

В Тегеран пришла «окопная болезнь». Она началась на приграничных территориях и теперь пришла вглубь страны.

Эпидемия вспыхнула, как это ни странно, в Шемиране, в северных районах города, где в основном были респектабельные дома, дворец шаха и воздух был гораздо чище и прохладнее, чем со стороны Рея, расположенного на юге. Тегеран был вытянут вдоль подножия горной цепи Эльборз на склоне горы Точал, отделяющей город от Срединного моря*. Город вытянулся вдоль гор почти на пятьдесят вёрст.

(*Срединное море (выдум.) — аналог Каспийское море)

Может быть дело в том, что в Шемиран возвращались военные, а может, потому что, солнце на юге настолько высушивало всё вокруг, что болезнь не распространялась так быстро. Но Якоб не понимал, как можно жить там, где уже в мае жара такая, что на раскалённых камнях закипает котелок с водой.

Фетх Али-Шах закрылся у себя во дворце, пытаясь спасти себя, свой гарем и детей. Но сегодня Якоб получил известие, что двое детей уже умерли, и сейчас борьба идёт за жизнь старшего сына и наследника шаха.

Али-шах никого не принимал, и Якоб устал «биться в закрытую дверь», мотаясь каждый день в Шемиран, в тщетной надежде попасть на аудиенцию или хотя бы передать послание от своего императора.

И вот в такой момент отчаянья, когда с утра Якоб обнаружил своего денщика с расчесанными до крови руками и грудью, и понял, что скоро и на него перекинется эта зараза, пришло послание от…ангела.

У ангела были глаза цвета перезрелой вишни и имя богини мирной жизни*. Пришло письмо и посылка от Ирэн Виленской.

(*Эйре́на (др. — греч. «покой, мирная жизнь») — богиня мира в древнегреческой мифологии, персонификация мира, дочь Зевса и Фемиды. Ведала сменой времен года и плодородием полей.)

Когда Якоб писал Ирэн он и не надеялся, что ему ответят. Ему просто было важно, что где-то есть она, которая прочитает и будет помнить его, Якоба Морозова, который бесславно погиб в жарком Ханидане.

Но она ответила и прислала посылку с каким-то чудным мылом, которое якобы должно было спасти от «окопной болезни». Говорят, что умирающий готов схватиться за соломинку, поэтому Якоб долго не раздумывал, он вымыл своего денщика вонючим мылом в грязной и мутной воде, и потом вымылся сам, там же выстирал всю одежду.