Рычаг локтя (СИ) - Тыналин Алим - Страница 37

— Это верно, — сказал кудрявый, старательно пряча глаза. — Мы люди честные, своим горбом зарабатываем. Нам чужого не надо.

Остальные борцы одобрительно загудели, на разные лады повторяя: «Брехня, слухи, менты сами разберутся». Но я уловил в этом хоре нотку неуверенности. Будто кто-то невидимый провел смычком по оголенным нервам, заставив их тревожно звенеть.

А еще меня поразило, что они даже не усомнились в наших полномочиях. Хотя Сава даже не показывал удостоверения.

Да его никто и не попросил об этом! Надо же, до чего сейчас люди доверяют власти.

«Крепись, ребятушки, — мысленно ухмыльнулся я, наблюдая за этими переменами. — Посмотрим, кто из вас первым надумает когти рвать с нашей Спартакиады. А уж мы с Савой тут как тут, встретим, приголубим…»

Карданов меж тем как ни в чем не бывало продолжал потчевать публику свежими сплетнями:

— Как бы то ни было, товарищи, но согласно оперативным данным, один из преступников находится здесь. Это подтверждает найденный схрон. Пока проходил первый этап соревнований, мы обыскали здание стадиона и прилегающие тоже, обнаружили интересную сумку. Больше ничего не могу говорить, товарищи, но прошу вас сохранять бдительность.

— Да ну, быть не может! — недоверчиво отозвался кто-то из борцов. — Что-то вы там напутали у себя!

— Я сообщил вам необходимые сведения, товарищи, но не просто так. Если у вас появятся какие-то вопросы, прошу подойти ко мне. — Сава оглядел присутствующих. — На этом у меня все, спасибо за внимание. Желаю вам отлично выступить на Спартакиаде.

И покосился на меня выразительно, будто невзначай кивая на дверь раздевалки. Я мигом смекнул, к чему он клонит. Пора было сматывать удочки, пока наши подозреваемые не учуяли подвох.

Поэтому я вышел первым. Почти сразу за мной Сава. Мы с Савой затаились в ближайшем закутке, словно два кота, стерегущие мышиные норки.

Ждать пришлось недолго — не прошло и четверти часа, как дверь плавно отворилась, и в проеме показался светловолосый борец со шрамом. Нервно оглянулся, кутаясь в олимпийку, и бесшумно двинулся вдоль стены.

— А вот и наш герой пожаловал, — прошептал Сава, подавшись вперед, словно гончая, учуявшая дичь.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, двинулись следом за беглецом. Сава прямо по коридору, а я, обогнув здание, нырнул в один из боковых проходов, чтобы отрезать ему путь. Главное было не спугнуть раньше времени, дать ему проявить себя.

Тем временем наш борец, озираясь, как вор на ярмарке, свернул к черному входу и, толкнув дверь, очутился на пустынной улочке позади стадиона.

Тут опять стояла жара. В палисадниках шелестела листва тополей. Здесь, вдали от ликующих трибун и рева толпы, тишина казалась звенящей и зловещей.

Беглец нырнул за угол и, пригибаясь, помчался вдоль кирпичной стены, то и дело хватаясь за карман олимпийки. Мы с Савой, не отставая ни на шаг, неслись за ним, стараясь не выдать себя громким дыханием или стуком подошв.

«Куда же ты навострил лыжи, голубчик?» — думал я, на бегу соображая, как бы половчее перехватить беглеца. Он явно спешил к своему тайнику, где прятал свою долю награбленного. Проверить, не нашли ли мы его.

Заглотнул наживку, как и полагается. Или, чего доброго, собирался смыться из Москвы первым же поездом, наплевав на соревнования. Хорошо же мы его вспугнули.

Словно подслушав мои мысли, борец вдруг резко свернул направо и кинулся в подворотню старого двухэтажного дома. Мы с Савой переглянулись и, не сбавляя шага, ринулись за ним. Пахнуло сыростью, под ногами чавкали лужи. Беглец взлетел на второй этаж и, толкнув обшарпанную дверь с облупившимся номером «Семь», исчез в темном провале.

— Похоже, здесь его берлога, — прохрипел Сава. — Ну, с богом, Витя! Зайдем с двух сторон…

Я кивнул и, стараясь не скрипеть рассохшимися половицами, двинулся к двери слева, в то время как Сава, держа браунинг наготове, приник к двери справа. Мы отсчитали про себя «три-четыре» и одновременно рванули ручки на себя.

Это оказалась однокомнатная квартирка. Маленький коридор сразу вел в тесную комнатушку.

Внутри темно и душно, пахло пылью, керосином и чем-то острым. В тусклом свете коридорной ламочки я разглядел убогую обстановку — железную кровать, колченогий стол, табурет.

А возле дальней стены, согнувшись, словно в поклоне, стоял наш беглец и лихорадочно шарил руками по дощатому полу под кроватью.

— Ни с места, руки вверх! — рявкнул Сава. — Витек, держи его!

Но борец, видно, не из пугливых. Развернувшись, он с глухим рыком кинулся на нас, растопырив ручищи, будто намереваясь смять, как картонных, голыми руками. Я едва успел отшатнуться в сторону, и он чуть ли не со свистом пролетел мимо.

Не давая опомниться, я крутанулся вокруг оси и всадил борцу локоть под ребра. Он охнул, согнулся, но устоял на ногах и, взревев, словно раненый бык, попер на меня, сгребая в охапку. Мы застыли в жестком клинче, тяжело дыша и нащупывая уязвимые точки друг друга.

Краем глаза я заметил, как Сава, скользнув вдоль стены, заглянул под кровать и присвистнул. Выудив оттуда брезентовую сумку, он распахнул ее и вытащил несколько рублевых пачек рублевок вперемешку с блестящими золотыми украшениями. Видимо, добыча от других грабежей.

— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? — ехидно пропел Сава, дальше запуская руку в сумку. — Никак, товарищ спортсмен на свою зарплату такие капиталы сколотил? Или бабушка из деревни гостинцев прислала?

Психологическая атака удалась. Налетчик взвыл и рванулся из моих объятий, яростно мотая головой.

Но я уже накрепко спеленал его «ласточкой», заломив руки за спину и упершись коленом между лопаток. Он силен, этот лихой громила, но тут вдруг обмяк, затих, только желваками играл и зыркал на нас исподлобья.

— Витя, глянь-ка сюда! — окликнул меня Сава. В руке он держал паспорт в коричневой обложке и удостоверение мастера спорта по вольной борьбе. — Никак, наш клиент — Буйнов Митрофан Палыч собственной персоной. Ну, здравствуй, Митя! Сказал бы, что приятно познакомиться, да не могу.

Буйнов отчаянно рванулся, пытаясь освободиться, но я держал крепко. Повалил его на пол и прижал коленом в спину.

— Ладно тебе, Митроха, не трепыхайся, — почти ласково произнес я, чуть сильнее надавливая коленом ему на хребет. — Все одно не уйдешь. Видишь, как оно обернулось — думал, самый ловкий, а в ловушку угодил. Так что давай, колись по-хорошему, куда корешей своих подевал? Тех, что с тобой кассу завода брали.

Буйнов зло процедил сквозь зубы:

— Ничего я вам не скажу, сволочи Хоть режьте, хоть пытайте. Своих не сдаю.

— Ох, Митенька, Митенька, — укоризненно покачал головой Сава. — Да на кой ты нам сдался, резать да пытать? Это по вашей уголовной части. А мы люди интеллигентные, мы и так все про тебя знаем. Думаешь, один ты такой умный, схроны свои прятать?

С этими словами Сава извлек из нагрудного кармана знаменитые часы-луковицу на цепочке и, раскачивая их перед носом Буйнова, принялся нашептывать:

— Ты устал, Митя. Очень устал. Веки тяжелеют, руки и ноги наливаются свинцом. Хочется покоя и забвения. Ты расслабляешься, отпускаешь себя. И говоришь нам чистую правду, как на духу. Ведь только правда освободит твою душу…

Борец застонал, забился в моих руках. Дергался, но высвободиться не мог.

Так продолжалось минут пять. А может, десять. От непрестанных нашептываний Савы у меня у самого начала кружиться голова. Но я взял себя в руки.

А вот Буйнов уже обмяк. Взгляд его затуманился, голова бессильно поникла на грудь. Наконец, из горла вырвался сиплый, чужой голос:

— Это я… Я грабил кассу… Втвоем с Лешкой Косым и Петькой Колодой… По наводке его… Не уследил я за ними, сучарами… Как чуял, что закладет, паскуда…

— Ну вот, другое дело, — удовлетворенно кивнул Сава и щелкнул пальцами у Буйнова перед лицом. — Просыпайся, Митя! Поедем кататься с ветерком. Прямиком в отделение, протокол подписывать.

Борец очнулся, замотал головой и бессильно обвис в моих руках. Понял, видно, что дело швах, и сопротивляться без толку.