Черный дембель. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей - Страница 46

— Я всё собрала, — сообщила Анастасия. — Можем идти.

Я заметил, что «ноша» тянула её к земле — на шее Бурцевой под загорелой кожей напряглась тонкая жилка.

— Всё, так всё, — сказал Артурчик. — Надеюсь, что возвращаться мы сюда не будем.

Он без особого энтузиазма посмотрел на чемодан. На чемодан взглянул и Кирилл: он будто прикинул, кто потащит эту громадину до пансионата. Я подумал о том, что мог бы уже в ближайшее время подарить советским гражданам немножко «комфорта» — если бы внедрил в производство сумки и чемоданы с колёсами. Но тут же вспомнил о нынешнем состоянии советских дорог (особенно в деревнях и в посёлках) и признал, что изделия с колёсами в СССР были бы недолговечными. Бурцева держала свою ношу будто из последних сил. Я взял у неё чемодан, взвесил его в руке. Отметил, что колёса чемодану точно бы не помешали. Окинул взглядом принарядившуюся Настю: Бурцева сменила рваную блузу на белую футболку, натянула джинсы и даже брызнула на себя духами.

Я подумал, что духи пахли приятно, хотя их аромат и смешался с запахом табачного дыма.

Бурцева заметила, как я принюхивался — сквозь загар у неё на скулах проступил румянец.

— Нравится? — спросила Анастасия. — Это французские духи, мне их дедушка подарил. «Chahel номер девятнадцать» называются. В прошлом году за границей их признали лучшими духами.

— Неплохие, — сказал я. — Приятный запах. Французы хорошие парфюмеры.

Анастасия Бурцева улыбнулась, чуть запрокинула голову, будто решила: я понюхаю её шею.

К Настиной шее я не наклонился.

«Хороший аромат, — подумал я. — Своеобразный. Вот только это не рижская 'Иоланта».

Мы выходили со двора Настиной подруги — Кирилл и Артурчик переглянулись, маякнули друг другу улыбками: порадовались, что я не нагрузил на них чемодан. Но счастье их длилось недолго, потому что я свернул не в направлении шоссе, а пошёл к «Сельмагу». Посещение магазина я включил в план похода в Григорьевку сегодня утром. Ещё в прошлой жизни я убедился, что порции в столовой пансионата «Аврора» рассчитаны скорее на детей и на подростков, а не на здоровенных почти двухметровых мужиков. Понимал, что мне и моим спутникам понадобится ежедневная «добавка».

Потому что худеть я на отдыхе в пансионате не собирался: лишний вес я для этого не заготовил. Да и Кирилл с Артурчиком в диете тоже не нуждались. А потому я предусмотрительно прихватил с собой в деревню четыре объёмные сетки-авоськи, которые загрузил в «Сельмаге» консервами, печеньем, сухарями, пивом и прочими высококалорийными продуктами. Вручил заполненные авоськи брату и Прохорову. Те не опозорились перед столичной студенткой нытьём. Но на выходе из деревенского магазина Кирилл и Артур посматривали на чемодан в моей руке едва ли не с завистью.

На обратном пути Настя Бурцева говорила мало — лишь отвечала на нескончаемые вопросы Прохорова. Она шагала плечом к плечу со мной, то и дело посматривала мне в лицо. Часто курила, словно после долгого никотинового голодания. Я видел, как по её щекам скатывались капли влаги. Настя их словно не замечала — они падали ей на грудь, ненадолго оставляли на футболке влажные пятна. В воздухе около моей головы смешивались в дурманящий коктейль ароматы морской воды и духов «Chahel номер девятнадцать» с запахами пыли, человеческого пота и табачного дыма.

В пансионат мы вернулись уже в обед. Уставшие, вспотевшие и голодные. На территории пансионата мои спутники словно обрели второе дыхание: зашагали резво, улыбались, высказывали догадки о сегодняшнем обеденном меню. Сетки с продуктами и чемодан мы бросили у двери в своём номере. Не переоделись, а сразу же поспешили в столовую. По пути я отметил, что количество шагавших в столовую и возвращавшихся оттуда людей уже выглядело примерно одинаковым. Встретили мы и работниц чулочной фабрики из Смоленска — договорились с ними, что через час отправимся на пляж.

На пляж около пансионата мы пришли в самый солнцепёк — в то самое время, когда разумные люди лежали на кроватях в своих комнатах и смотрели полуденные сны. Кирилл и Артурчик расстелили на песке полотенца (в том числе и для московской студентки). Они торопливо скинули с себя одежду, поглядывали при этом на своих неспешно обнажавшихся подружек. Работницы чулочной фабрики раздевались, будто на съёмках фильма для взрослых: показывали нам себя с «лучших» сторон — за их раздеванием следили и загоравшие неподалёку от нас мужчины пенсионного возраста. Бурцева сняла футболку и шорты (джинсы она оставила в нашей комнате), продемонстрировала нам ярко-синий, явно импортный купальник. И… закурила. Ветер понёс бело-серый табачный дымок мимо моего лица к ограждавшему пляж забору. Я поправил на голове сделанную из газеты пилотку. Огляделся.

Обнаружил, что в «Авроре» не только мы были «неразумными». В многочисленных голосах суетившихся около воды людей тонули даже истеричные вопли чаек. Я прикинул: народу на пляже пансионата собралось немало. Количество загоравших сейчас на песке людей лишь раза в полтора было меньше, чем помещалось тут в часы пиковой посещаемости пляжа. Берег походил на лежбище тюленей или морских котиков. По кромке воды бегали детишки в белых панамах. В море у берега степенно прохаживались мужчины и женщины: они смотрели себе под ноги, словно выискивали что-то на морском дне. Чуть дальше в море кричали и бросали друг другу красный резиновый мяч подростки. Вдали на морских волнах покачивались похожие на буи головы пловцов.

Кирилл и Артур вместе с Женей и Любашей направились к воде.

— Сергей, ты пойдёшь купаться? — спросила Бурцева.

Она затушила сигарету о гладкий серый камень, зарыла её в песке.

— Пойду, — ответил я.

Снял футболку и шорты, положил на полотенце солнцезащитные очки и свой бумажный головной убор (бросил внутрь него пару камней, чтобы его не унёс ветер). Поправил плавки. Заметил, с каким интересом рассматривала моё тело студентка филфака МГУ. На меня смотрела не только Бурцева — разглядывали меня и другие женщины, что разместились на песке в радиусе полутора десятков метров от меня. Я поднял руки и потянулся. Громко зевнул — в сторону от меня шарахнулась кружившая в небе чайка. Вдохнул насыщенный запахом морской воды воздух. Лениво побрёл к воде — Бурцева шагала рядом. Отметил, что утром море было теплее. Зашёл в воду по пояс и нырнул. Поплыл. Минуты через две сонливость развеялась. Бурцеву я рядом с собой в море не увидел.

На волнах я не лежал — сделал заплыв к горизонту. Волны слегка приподнимали меня, гладили по плечам и по лицу. Я то и дело сплёвывал горькую воду. Я изредка оглядывался — следом за мной никто не плыл. Подумал, что так далеко от берега отважился бы уплыть разве что Коля Уваров. А может, ещё и Котова: нашу реку она запросто переплывала туда и обратно. Я вспомнил, что Лена сейчас бороздила волны в Геленджике. В Новосоветск вернётся в конце августа — так она говорила. Совсем не ко времени я подумал о Зине, подружке Анастасии Бурцевой, и о владельце шикарного морского загара Фёдоре Тартанове. Скривил губы. Выплюнул попавшие мне в рот горькие капли морской воды. Оглянулся — берег уже едва виднелся вдали. Я снова сплюнул и поплыл обратно.

Вернулся на берег — увидел, что мой младший брат и Артурчик уже сидели на полотенцах и развлекали девиц игрой в карты.

Играла с ними в «подкидного дурака» и Настя Бурцева.

— … В своих работах, — говорила она, — Ницше критиковал буржуазный строй, ратовал за его уничтожение и создание нового свободного от либерально-сентиментального и лицемерного человеколюбия…

Настя заметила меня, прервала монолог.

— Сергей, присоединяйся к игре, — сказала Бурцева.

Она подвинулась — освободила место на полотенце рядом с собой.

Я покачал головой.

Сказал:

— Чуть позже. Полежу пока. Погреюсь на солнце.

Я улёгся на спину, закрыл глаза.

— Между прочим, — продолжила лекцию московская студентка, — Ницше выстраивал своё философское кредо на парадоксальной основе: отрицании морали как самоценности, обособленной от реальной человеческой жизнедеятельности…