Попаданец на максималках - 1 (СИ) - "Тампио" - Страница 47

Я сидел в задумчивости, и гвардейцы, видя это, старались держаться подальше и разговаривать потише. Возможно, это помогло, и через час я уже давал сержантам указания. Моя идея была проста, — на вершину холма, коих тут немало, привести стреноженного коня, и укрыться как можно незаметнее. Остаётся дожидаться, пока какой-нибудь любопытный булгарин увидит бесхозную лошадь и позарится на неё.

Идея, возможно, была нова для этих мест, так что после полудня притащили одного пленного. Русского. Что он тут делал, мужчина ответить внятно не смог. Лепетал, что шёл по берегу, увидел коня, вот и перебрался через границу. О корабле и коровах, что были на них, он ничего не знает и просит отпустить. Правду он говорит, или нет, но до того момента пока всё не будет закончено, этому любителю ничейных копытных придётся побыть с нами.

Любопытного булгарина поймали на следующий день. Им оказался мальчишка, лет пятнадцати. Был он юрким и, возможно, сумел бы убежать, но арбалетный болт, так удачно попавший ему в ногу, пресёк эту попытку. Вот только вместо допроса пришлось лечить сие громко вопящее недоразумение. Меня это дитя степей не воспринимал вообще. Позвали разведчика-пограничника, и он, не совсем умело, провёл допрос. Паренёк молчал, потом начал врать, и вообще повторял всё, что делают другие люди, пытающиеся скрыть правду. Откуда я это знаю? Просто на третий час пыток он начал говорить. В смысле говорить правду. Да, корабль проплывал по этому притоку Волги, где его потом быстро разобрали на доски.

Ну вот, хоть что-то. Пришлось надавить и под угрозой лишения пальцев, путём последовательного отрубания фаланг, мальчишка рассказал о ближайших селениях, в которых могли купить моих племенных коровок. Замечательно! Плохо лишь то, что днём туда соваться смысла нет, увидят издалека. Только ночью. Ночью же подобраться сложно, поскольку местность мы не знаем. Ладно, дал я приказ всем свободным отсыпаться, с тем, чтобы вечером уйти, оставив десяток солдат ждать посланных ранее разведчиков. Мальчишку взяли с собой, но вряд ли он захочет привести в булгарские селения, чтобы мы ему не обещали.

Ночь была почти безлунной, и я не знал, радоваться ли сему факту, или нет, поскольку нас не заметят, скорее всего, но и мы никого не увидим. Правда, имелась надежда, что скот или собаки как-то выдадут местоположение стойбищ. Если бы не разведчик-пограничник, побывавший здесь несколько раз, то мы бы всю ночь кружили по степи. К первому поселению подошли ещё засветло и даже смогли частично окружить, строго предупредив арбалетчиков, чтобы они поаккуратнее обращались с оружием и не подстрелили своих.

Нас, конечно, заметили, но уже было поздно. Лейб-гвардейцы, добравшиеся до ненавистных булгар, не жалели никого, поскольку их женщины тоже умеют обращаться с луками, хоть и не так хорошо как мужчины. Солдаты заранее были предупреждены, что увлекаться убийствами не стоит, поскольку и о других селениях тоже нужна информация Но в пылу стычки у многих просто отшибло память, и они рубили без разбору всех, кто попадался под руку. Лишь благодаря сержантам в плен попало трое раненых.

Больше всего мне не хотелось узнать, что всё было напрасно, и в поселении моих коров нет вообще. К моему облегчению, они нашлись. Далеко не все, конечно, но уже хорошо. Даже два быка присутствовало. Кто-то может, скажет, что убивать людей ради животных, — неправильно, и будет прав в своём двадцать первом веке. Но здесь другая мораль: если у тебя украли корову, то это плохо, если ты украл корову, то молодец. Чужак почти всегда является врагом, и ему совершенно незачем селиться поблизости.

Если бы я оказался бы тут один и без оружия, демонстрируя свою безобидность, то меня бы захватили с последующим выбором: смерть или рабство. Никто бы и не задался мыслью, что нехорошо так поступать с ребёнком, что его слезинка очень важна... Хочешь жить? Защищай себя и убивай врагов, поскольку право на жизнь надо доказывать. Это пограничье, и чужаки далеко не забредают, если хотят остаться живыми. Нападать на врагов, которые не могут за себя постоять, это не зло, а добро. Они сами решили свою участь тем, что оказались слабыми. «Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать». Возможно, где-то в городах это называется преступлением, но в пограничье — нет, и это основа выживания.

Я не стал заострять внимание на том, занимаются ли мои солдаты грабежом, или сидят паиньками и не задаются вопросами типа «Что у вас в карманцах?», поскольку меня интересовала информация о других селениях, куда речные разбойники продали коров. Захваченные люди оказались стойкими и ничего не рассказали. Возможно, что и не знали, но нам от этого не легче.

Вскоре моя рота собралась в путь, и мы через полчаса вышли к реке. Пока разбирались, что делать дальше, — возвращаться всем или послать во временный лагерь полудюжину солдат с коровами, на реке показался парус. Вскоре стало ясно, что возвращались наши разведчики. Я теперь понимал, что лодка зря была послана, поскольку её легко заметить, но тогда мне эта идея казалась правильной.

Да, поселения находятся в тех же местах, что и обозначены на моей карте. Да, людей там хватает. В одной, что неподалёку, замечены невысокие коровы, но и лодка тоже была замечена. Так что вряд ли ночная атака будет эффективна. Я выслушал, и дал приказ выдвигаться.

До второго поселения шли часа три, нисколько не скрываясь, но и не шумя понапрасну. Нас ждали, конечно, и сигнальный дым появился быстрее, чем мы разглядели дозорного. Дым гвардейцы потушили, но было поздно. Удивительно, но защищать поселение никто не стал, а его жители просто собрали вещи и ушли, уведя всю живность, а вот моих коров оставили. Впрочем, их было немного, три штуки. Что булгар побудило так сделать, неизвестно, но преследовать их я не разрешил, как и разрушать всё вокруг. Вряд ли эти люди оценят по достоинству наш дружеский жест, но и как-то пытаться находить общий язык надо.

К третьему поселению добрались через два часа, и там повторилось то же самое. Теперь в моём распоряжении были почти все парнокопытные. Не хватало лишь двух коров и одного быка. Но так как искать их уже смысла не было, поскольку они могли и просто погибнуть, и я дал приказ возвращаться.

На обратном пути я послал лодку за нанятыми кораблями. Шли мы неспешно и к своему временному лагерю добрались уже поздно вечером.

***

Не сказать, что наше возвращение было триумфальным, нет, на моей ферме даже не знали, что я отправился на поиск украденного, но вот вернувшиеся лейб-гвардейцы были вполне довольны произошедшим. Да, особо гордиться нечем, но всем было очевидно: справедливость восстановлена. Мне хотелось надеяться, что в следующий раз, когда речные разбойники снова приплывут в те земли что-то продать из награбленного, то местные покупать откажутся. Мы ясно дали понять, что можем прийти за своим и не остановимся ни перед чем. Вот только как долго об этом будут помнить булгары?

Была мысль, остаться на ферме и убедиться, что всё идёт как надо, что присланные специалисты нашли общий язык и прочее, но здравый смысл чуть ли не кричал: «Поспеши во дворец!» Я прислушался к нему, и правильно сделал, поскольку императрица уже отдала приказ искать меня. Встреча с матушкой была более чем эмоциональной, и я еле удержался перед бурей гневных слов. Понимая, что надо дать женщине выговориться, оставалось лишь молча сносить упрёки. Примерно через полчаса Елена Седьмая выдохлась и я, не слишком растягивая рассказ, поведал о произошедшем, чем вызвал цунами.

В результате я был посажен под домашний арест на неделю. Закралась мысль, что дня через три или четыре эта мера пресечения будет изменена, но я, оказывается, плохо знал императрицу, — отсидел от звонка до звонка без всяких условно-досрочных. Хорошо хоть лейб-гвардейцы стояли у моих дверей, и я иногда отворял их, и просто смотрел на часовых, сожалея, что разговаривать с кем бы то ни было, им запрещено уставом.

Нет худа без добра. За неделю ареста я научил Кирилла и Мефодия буквам и теперь они целыми днями пытались складывать из них слова, делая забавные ошибки.