Укрытие - Адзопарди Трецца - Страница 28

Сестра Антония окидывает Люку сияющим взором. Ладошки у нее сложены вместе, как у ангела.

Мужское имя! — восклицает она. Очень необычно.

Не так уж необычно, сестра Антония, замечает, поджав губы, мама.

Сестра Антония уходит, открывает дверь — коридор тут же наполняется детскими криками — и снова ее закрывает. Тишина. В следующий раз она появляется уже с Фрэн, которая несет в руке серый чемоданчик.

Вот и мы, миссис Горси, говорит сестра Антония. До скорой встречи, Франческа. Будь хорошей девочкой!

Она и так хорошая, отвечает мама.

Знаю, говорит монахиня и снова улыбается.

Первую минуту мы не понимаем, что делать. Мама не встает, никуда не стремится, просто сидит, раскрыв ладони, словно проверяет, не идет ли дождь. Люка изучает свежие царапины на линолеуме, а я наблюдаю за ней. Как будто не знаем, на что нам смотреть.

Ну, всё? — спрашивает мама Фрэн, имея в виду — готова ли она идти? Фрэн кивает. Мама берет чемоданчик.

Какого он странного размера, говорит она, держа его на вытянутой руке.

Это называется несессер, лепечет Фрэн.

А-а. Ну хорошо. Они здесь многому тебя научили, говорит мама.

Она открывает огромную дверь, и мы проскальзываем под ее рукой на свежий воздух. Впереди идут мама с Фрэн; они не соединяются, но все время толкаются боками. Фрэн только одиннадцать, однако ростом она уже почти с маму. И такая же тощая. На ней форма приюта — коричневый пиджак, коричневая юбка, темные чулки. Подол юбки оторвался, и Фрэн то и дело останавливается почесать ногу — там, где ее щекочет повисшая нитка. Волосы заплетены в две косы.

Она похожа на Четыре Марии, шепчет мне Люка.

На всех сразу? — спрашиваю я.

Люка толкает меня с такой силой, что я теряю равновесие и падаю на гравий. Теперь и на втором колене будет шрам.

Нет, дурочка! — громко восклицает Люка. На самую уродливую из них.

Всю дорогу, в автобусе и приближаясь к дому, я волнуюсь, что скажут Роза и Селеста. Фрэн действительно теперь на нас не похожа. Она кажется чужой. Даже мама разговаривает с ней вежливо, словно с соседским ребенком. Я думаю, это потому, что она все еще сердится на Фрэн за пожар и прочие неприятности, но, когда мы подходим к двери, мама крепко прижимает ее к груди и чуточку приподнимает.

Как здорово, что ты дома, ангелочек мой, говорит она.

С вершины холма Фрэнки видит, как у тротуара останавливается автобус. Он перекладывает коробку под другую руку, ощущает приятную тяжесть внутри, слышит шебуршание. Он видит, как четыре фигуры идут к Ходжес-роу; Мэри в своей манере — останавливается посреди дороги и машет детям рукой, чтобы скорее переходили. Разглядев нас, разглядев Фрэн, он бежит домой.

На верхней губе Сальваторе блестят капельки пота. Руки влажные: он несет по узкой тропинке подносы с едой из сарая в «Лунный свет». Снимает с пирожков салфетки и перекладывает их аккуратной кучкой на серебряный поднос, подправляет кончиком пальца. И опять на улицу — за спасенным окороком. Заново вывалянный в хлебных крошках, он выглядит чудесно. Сальваторе снимает с него воображаемую соринку, обводит взглядом выставленное на стойке угощение: нарезанное мясо всех оттенков розового, пряные колбасы, прохладные кусочки огурца в чаше с уксусом, поблескивающие на тарелке стручки перца. Фрэнки сказал: Да не бери ты в голову, сделай несколько сандвичей, — но Сальваторе горд собой. Сальваторе разозлился. Он хочет показать Пиппо, как замечательно он умеет готовить. Это еда для мужчин. Здесь ничего сладкого, никаких лакомств, за исключением маленьких миндальных бискотти, которые он сделал к «Вин Санто».[9] Мэри их очень любит. Он глядит на бискотти, разложенные золотистым веером на кружевной салфетке. Надо отложить для нее несколько штучек. Сальваторе берет льняную салфетку и отсчитывает одно, два… пять бискотти для Мэри. Прикидывает, в какое надежное место их припрятать. Только не в сарай — он весь день его проверял, не может же и ночью сторожить. В сейф в кабинете Джо Медоры — осеняет его. Там-то крыс нет.

Селеста отказывается спускаться, кричит Роза, открывая дверь. Она говорит, свадьбы не будет, у нее на голове черт-те что. Фрэн! — вдруг истошно вопит она и отталкивает маму, которая загораживает Фрэн.

И что теперь? — стонет мама. Она подходит к лестнице и кричит:

Селеста! Твоя сестра приехала! Фрэнк! Фрэнк!

Он ушел на рынок, сообщает Роза, уперев руки в боки. Фрэн медленно подходит к каминной полке, берет фотографию Селесты на первом причастии.

Что у нее с волосами?

Пиппо не разрешает их стричь, говорит Роза. Вот она и пошла в «Плюмаж», чтобы их… — она подыскивает нужное слово — накрутить.

Ой, говорит Фрэн, проводя рукой по медному колокольчику.

Где Бэмби? — спрашивает она, ища глазами керамическую фигурку олененка.

Не спрашивай, отвечает Роза, но потом все-таки сообщает: ее папа разбил.

А-а, говорит Фрэн. Роза ухмыляется.

А что у тебя в чемодане? — спрашивает она, щелкая замками.

Фрэн открывает крышку. Там две пары панталон, майка, свернутая в шарик пара белых носков, Гидеонова Библия,[10] кремового цвета карточка с написанной на ней мелким почерком молитвой и четки.

Что это? — спрашивает Люка, надевая их на шею. Бусы?

Это называется розари — четки, говорит Фрэн.

Смотри, Роза, говорит Люка, это розочка.

С ними молятся, говорит Фрэн. Папе не показывайте.

Люка прячет четки под свитер, и тут входит отец. Он ставит на пол здоровенную коробку и стоит, глядя на Фрэн. Руки его распахнуты для объятий, но она словно приклеилась к линолеуму. Мы все затаили дыхание.

Раздается покашливание. Это мама вышла из кухни.

Ты папу-то обнимешь? — спрашивает она. Фрэн обходит коробку и предстает перед отцом. Он наклоняется поцеловать ее, и она отворачивается. Глаза у нее каменные.

Ты принес Фрэн подарок? — говорит Люка, разглядывая коробку. И перебирает пальцами — ей не терпится коробку открыть. Мама бросает взгляд на отца. Он глядит на нее, пожимает плечами.

Нет, это на завтра, говорит мама и обходит Розу, чтобы забрать коробку. Она наклоняется, хочет ее поднять, но в коробке что-то скребется.

Ох, Фрэнк! Там что-то живое?

Он снова пожимает плечами и не успевает остановить Люку, которая открывает ее и заглядывает внутрь. Я знаю, что там. Господи, ну пусть там окажется что-то другое, твержу про себя я. Люка снова наклоняется и откидывает вторую крышку; выглядывает черно-белая головка.

Гляди, Фрэн! Папа тебе кролика купил! — кричит она.

Машина незнакомая, арендованная. На водителе серый шерстяной костюм в широкую белую полоску — модный, пижонистый, но дешевый. Проезжая мимо витрин магазинов в старом городе и Дома Моряка, он притормаживает. В это время здесь открыты только бары.

Рад, что вернулся? — спрашивает он.

На это Джо Медора не отвечает.

Удиви его, говорит он. Скажи, что дело буду вести я.

Паоло проезжает «Лунный свет» и останавливается за первым поворотом.

На вечеринку не заглянешь?

Джо протягивает руку за ключами. Паоло либо окончательно глуп, либо ведет свою игру.

Это бизнес, говорит Джо подчеркнуто твердо. У меня дела. С Фрэнки.

Паоло выходит из машины, идет легкой походкой по тротуару. Он чувствует на себе взгляд Джо.

Нет, босс, говорит он чуть слышно, это у меня дела с Фрэнки.

Фрэн сидит, натянув юбку на колени, и греется у огня. Она сняла чулки, чтобы мама их заштопала, и я вижу ее голые икры в тоненьких прожилках. Фрэн держит на коленях кролика, гладит его мягкий белый живот, меховые подушечки лапок. Он лежит неподвижно, с закрытыми глазами, склонив голову набок. У нее никогда не было кролика, своего собственного: другие — которые жили в клетке в саду — не в счет. О них она не хочет думать, поэтому сосредотачивается на том, чем кормить этого. Можно сходить в лавку Эвансов и попросить их отдавать ей подгнившие овощи. Тут она вспоминает, что лавка сгорела, а ей все равно надо будет возвращаться в монастырь. Мать-настоятельница не разрешит ей держать там кролика, да и большие мальчишки наверняка придумают какую-нибудь гадость, как уже было с той кошкой. Кролика придется оставить здесь.