Агитбригада 3 (СИ) - Фонд А. - Страница 46

Сдавленно зашипел, сдерживая рвущиеся наружу проклятия и потрогал затылок. Он был весь липкий от крови.

Здорово же кто-то меня приложил.

И вот кто? И как у них получилось незаметно подкрасться?

Подумав об этом, я рассердился — ну ведь говорил мне Енох, давай бросай всю эту мутную историю и иди домой. Так нет же! Захотелось в героического героя поиграть! Баран! И теперь, в результате, лежу, скрючившись, непонятно где, и опять меня чуть не пришибли.

Рука нащупала коробок спичек. Я черканул и подсветил — чёрт! Всё оказалось ещё хуже, чем я думал. Оказывается, я лежал в подполе под сундуком. Потому и встать не мог — низко. Подпол-то неглубокий.

Получается, пока я осматривал избу, кто-то подкрался ко мне (так тихо, что я ничего и не услышал), ударил по голове чем-то тяжелым и сбросил вниз. Стопроцентно, я уверен, сверху опять задвинули сундуком.

Вот и всё. Теперь меня никогда не найдут. Так и умру в этом склепе. Интересно, надолго ли мне хватит воздуха?

Одна надежда, что Енох почувствует, позовёт Моню и тот меня освободит. Других вариантов нету. Деревня какая-то странная, безлюдная. Жителей нет, всё растащили из пятихатки. Сюда новые люди жить почему-то не идут. А старые не возвращаются.

Так что лежу и жду Еноха.

Я устроился поудобнее, настолько, насколько это можно было сделать в таких вот условиях. Подтянул коленки под себя, чтобы было теплее и попытался подремать. Но не успел я закрыть глаза, как сверху послышались шаги.

Кто-то ходил по комнате.

Неужели Моня?

Не знаю, почему, но вместо того, чтобы позвать Моню, я продолжил лежать и настороженно прислушиваться. Даже старался не дышать.

Что-то в этих шагах показалось мне неправильным.

Сперва я грешил на нервы, но потом разобрался в чём дело. Шаги были лёгкими. Слишком лёгкими. Моня находился внутри тела Зубатова, а тот был здоровый лось, хоть и невысокого роста, но тяжелый, как хряк. Настолько, что, когда он валялся пьяным у меня в дверях, я его даже сдвинуть не смог, пришлось звать Гришку. То есть и шаги Мони-Зубатова должны были быть тяжелыми, гулкими. Здесь же такое впечатление, что ходила женщина, точнее молодая женщина. Может быть даже ребёнок.

Я продолжал прислушиваться.

Вдруг волосы у меня на голове встали дыбом — наверху, в избе заиграла музыка. Патефон!

Откуда в раскуроченной избе патефон?

И тут послышались ещё шаги. Много шагов. Помещение наверху наполнили голоса, шум, смех. При этом слов я разобрать не мог. Но, судя по шаркающим шагам, было понятно, что наверху танцуют.

С ума сойти!

Я лежал, скрючившись, в подполе заброшенной избы безлюдной деревни, где шестеро человек были убиты в ходе человеческого жертвоприношения, а наверху кто-то танцевал под звуки музыки несуществующего патефона.

Не знаю, сколько всё это продолжалось, я то ли потерял сознание, то ли уснул. Очнулся оттого, как меня кто-то монотонно зовёт:

— Генка! Генка!

Голос принадлежал Еноху. Я разлепил глаза и убедился, что всё ещё продолжаю находиться в подполе. Наверху было тихо.

— Енох? — прошептал я.

— Ага, — тоже прошептал Енох.

— Где Моня?

— Исчез, — растерянно ответил Енох.

Глава 23

— Ты всё осмотрел? — спросил я. — Тщательно осмотрел?

— Всё! — ответил Енох.

— А вокруг того места летал?

— Летал.

— А в сарае?

— И в сарае.

Я задумался, но ненадолго:

— Слушай, там рядом нужник должен быть, может он туда пошел?

— Нет его там, — мрачно буркнул Енох, — я смотрел.

— Мда, час от часу не легче, — пробормотал я.

— А почему ты тут сидишь? — с подозрением глядя на меня, спросил Енох.

— Отдыхаю, — рыкнул я.

— Так здесь неудобно же… — начал было Енох, но потом сообразил, что я ехидничаю, и, надувшись, буркнул, — вечно тебя заносит в какие-то странные места, Генка! Умеешь ты в передряги попадать!

— Иначе я бы никогда не познакомился с тобой! — парировал я и хмуро добавил, — это всё хорошо, только как мне теперь выбраться отсюда?

— Даже не представляю, — также угрюмо сказал Енох, — Моня исчез, людей в деревне нету, да если бы и были, то я никак им не сообщу, что ты здесь. Они же меня не увидят. Да ещё и твой враг, который тебя сюда сунул, где-то рядом ходит…

Я тоже не знал, что и делать. Ситуация была абсолютно патовая. Выхода, казалось, не было совсем.

Повисло молчание.

— А знаешь, Енох, — задумчиво сказал я, — здесь наверху какие-то звуки были. Ты никого не видел? Может, призраков?

— Нет, не видел и не слышал. А какие именно? — заинтересовался призрачный скелетон.

— Музыка была. Патефон играл, — начал перечислять я, — шум, такой, словно вечеринка здесь проходит. Шаги, будто пары танцуют…

— Странно, — озадаченно поморщился Енох и вдруг спросил, — а что за музыка?

— В каком смысле? Музыка, как музыка, — рассердился я, — танцевальная.

— Я понимаю, — ответил Енох и опять прицепился ко мне, — ты мелодию постарайся вспомнить. Что это было? Кадриль? Казачок? Присядка? Барыня?

— Да какая барыня! — возмутился я, — танцевальная, красивая такая.

— Вспоминай, вспоминай, — поторопил меня Енох. — Может, камаринская? Или хоровод?

— Не смешно! — огрызнулся я, а сам задумался. Мелодия той музыки крутилась в голове, а припомнить точно я её не мог.

— Вспомни мотив, — посоветовал Енох, — попробуй напеть мелодию.

— Сейчас, — задумался я, от попыток припомнить, разболелась голова и задёргался левый глаз. — Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та!

— Что-то похожее на фокстрот? — удивился Енох.

— А ведь точно! — обрадованно кивнул я, — как это я сразу не понял?

— Но этого не может быть! — воскликнул Енох.

— Как это не может! — возмутился я, — я лично это слышал! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Та-а-та-а, та-а-та-а, та, та! Стопроцентный фокстрот!

— Генка! Я не сомневаюсь, что ты напел мелодию фокстрота, — сказал Енох, — но сам подумай: в заброшенной захудалой деревне в глуши, в обычной сельской избе, звучит патефон и сиволапые крестьянки в замызганных лаптях куртуазно отплясывают фокстрот?

Я завис. А ведь и правда!

Что-то с моим восприятием явно не так. То, что буквально минуту назад казалось таким естественным, сейчас выглядело, словно театр абсурда.

— Как мне выбраться отсюда? — вернулся к насущной теме я.

— Я полечу тогда снова искать Моню? — предложил Енох. — Просто других вариантов не вижу.

— Давай! — кивнул я и добавил, — только ты периодически возвращайся, а то мне не по себе.

— И воздух скоро закончится, — брякнул Енох и я вздрогнул. О том, что я скоро задохнусь в этом земляном мешке я сейчас старался не думать.

Енох улетел, а я, от нечего делать, уснул. Ну, а что, лежать бояться было непродуктивно, в Хлябове, в доме, где квартировала наша агитбригада, поспать мне в последнее время вообще не давали. Так что я воспользовался ситуацией и неплохо так задрых.

Разбудил меня опять Енох:

— Генка! Генка! — снова прицепился он ко мне.

— Чего? — зевнул я, — такой хороший сон снился. Надеюсь, ты не для того меня разбудил, чтобы сообщить, что Мони нигде нету?

— Мони нигде нету, — расстроенно кивнул Енох, — но разбудил я тебя не потому. Тут по избе та крестьянка ходит. С топором.

— Чего-о-о? — у меня чуть глаза на лоб не полезли.

— Ну та, которая песню пела… — уточнил Енох и у меня аж отлегло.

— И что она тут делает? — удивился я.

— Когда я к тебе летел, она полку со стены обухом топора сбивала.

— Ааааа, — улыбнулся я, — старое доброе занятие всех времён и народов?

— Что за занятие? — не понял Енох.

— Мародёрство называется, — в голове у меня шумело.

— Ты бы покричал ей, что ли, — сказал Енох, — может, услышит и выпустит тебя?

— И то дело, — кивнул я и принялся звать на помощь.

Так как реакции от крестьянки не было, я принялся стучать. Уже буквально через каких-то пару минут послышался скрип сдвигаемого сундука, и крышка люка приоткрылась.