Семья (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 60

— Что значит, нет? — спросил я, отгоняя от себя нехорошие мысли.

— Нет, значит, нет! — ответила бабушка. — Вилли сделал мне подарок на свадьбу.

Признаться, такого я не ожидал. Нет, от Вильгельма ещё можно было ждать чего-то подобного, если бы Виктория Вторая не отреклась от престола и не признала полное и безоговорочное поражение Британской империи в войне, но вот чтобы бабушка так радовалась уничтожению многомиллионного города — это было очень странно.

— Вильгельм уничтожил Лондон в качестве свадебного подарка? — уточнил я. — Но там же было почти двадцать миллионов населения! Обещанными танками на улицах, ну или в крайнем случае уничтожением Букингемского дворца, нельзя было ограничиться?

— Ты с ума сошёл? — воскликнула бабушка и расхохоталась, а закончив смеяться, добавила: — Лондона больше нет, потому что теперь этот город носит моё имя. Вилли его переименовал! Сегодня утром издал императорский указ. Это так романтично!

Я выдохнул, от сердца сразу отлегло, и я невольно покачал головой, выражая недовольство бабушкиными методами сообщать новости.

— Теперь в Англии тоже есть Екатеринбург? — спросил я.

— Катаринбург, — уточнила бабушка. — На немецком моё имя звучит как Катарина. Ты-то уж должен это знать.

— То есть, императрицей Екатериной Вы не станете?

— Императрица Катарина меня вполне устраивает.

— Отдадим должок немцам, — пошутил я. — Они нам Екатерину Великую, а мы им Вас.

— Боюсь, обмен не равноценный, — рассмеялась бабушка.

— Очень даже равноценный, — не согласился я. — Немцы нам вообще прислали какую-то Софию Фредерику Августу, нам самим пришлось из неё Екатерину делать, а мы им сразу готовую Катарину отдаём.

— А ты умеешь успокоить, — сказала бабушка и снова рассмеялась. — Ладно, иди к гостям, а то скоро уже начало.

— Слушаюсь, Ваше Императорское величество! — ответил я, улыбнувшись, и покинул комнату невесты.

За одну минуту до полудня по центральноевропейскому времени, когда все гости, приглашённые на торжество, заняли свои места, оркестр заиграл свадебный марш. А ровно в полдень, не изменяя своей немецкой пунктуальности, в торжественный зал вошёл император Вильгельм Пятый со своей невестой под руку.

Молодые просто сияли, если, конечно, можно употребить термин «молодые» в отношении жениха и невесты, каждому из которых исполнилось примерно по сто двадцать лет. Впрочем, я был уверен, что, глядя на эти счастливые лица, сильно омоложённые магией, никто из гостей не вспомнил истинный возраст императора и его невесты.

Княгиня Белозерская была прекрасна — в роскошном подвенечном платье она выглядела максимум лет на тридцать пять, и у меня даже не поворачивался язык, назвать эту красавицу бабушкой. Ну а то, что на самом деле она мне прапрабабушка, вообще в голове не укладывалось.

Жених тоже был хорош. Ровесник бабушки, Вильгельм обычно выглядел лет на пятьдесят — самое то для императора: и не молод, а значит уже опытен и умён, но и не старик, который может многими восприниматься уставшим и слабым. Однако в день свадьбы император Священной Римской империи выглядел так, словно скинул ещё десяток лет. Возможно, дело было в костюме жениха и в не сходившей с лица Вильгельма улыбке.

Император и княгиня вышли на подиум, украшенный цветами и различной свадебной символикой, и поприветствовали гостей. Те в свою очередь встали и ответили на приветствие бурными аплодисментами. Оркестр заиграл ещё громче, а придворный маг организовал необходимый для такого случая спецэффект: на молодожёнов и гостей из ниоткуда посыпались лепестки роз.

Овация в честь молодожёнов продолжалась несколько минут, а когда она затихла, все лепестки упали, оркестр сделал паузу, а мы сели на свои места, я не удержался и шепнул Миле на ухо:

— Ну разве они не прекрасны?

Однако Мила ничего мне на это не ответила. Похоже, она вообще меня не расслышала. Мила смотрела на Вильгельма и бабушку, как-то странно при этом замерев. Она даже не дышала, и мне показалось, что её тело становится слегка прозрачным, словно…

— Мила! — произнёс я уже довольно громко и быстро схватил Милу за руку.

Точнее, попытался схватить, но у меня ожидаемо ничего не получилось. И до меня тут же дошло, что умолк не только оркестр — исчезли вообще все звуки. Сомнений быть не могло: моя девушка находилась в сдвиге. И все гости вокруг нас тоже. Хотя правильнее было бы сказать, что в сдвиге оказался я, потому как я всех видел, пусть и частично прозрачными, и мог двигаться, а вот окружающие застыли, и я не мог до них дотронуться.

Оглядевшись, я обнаружил, что попал в этот сдвиг не один: жених и невеста озирались по сторонам, не понимая, что происходит. Заметив, что я направился к ним, бабушка воскликнула:

— Рома! Тебя это тоже коснулось?

— Скорее, его это тоже не коснулось, — заметил Вильгельм. — Все вокруг застыли, а мы нет.

— Именно что коснулось! — стояла на своём княгиня Белозерская. — С остальными ничего не произошло, а вот мы втроём попали в какой-то странный сдвиг, и я даже не представляю, как это произошло, учитывая, какие на каждом из нас стоят защиты. И я не понимаю, почему мы оказались здесь именно в таком составе. Это ведь не просто так. Кому-то понадобилось засунуть в этот сдвиг именно нас троих. Но кому?

Бабушка эмоционально развела руками, после чего посмотрела на меня и спросила:

— Рома, ты точно уничтожил Гарри?

— Точнее не бывает, — ответил я, подойдя к ней.

— Но кому, кроме Гарри, могли понадобиться именно мы трое? И кто, кроме него, способен устроить нечто подобное?

— Не знаю, кто мог это устроить, но, помимо нас, здесь есть ещё кое-кто, кого Эджертон ненавидел бы не меньше, если бы выжил каким-то чудом. Но с этим человеком ничего не произошло, — сказал я и указал на сидящего в первом ряду и застывшего, как и все, Романова.

— А ты что думаешь, Вилли? — спросила бабушка у своего жениха, но тот ничего не ответил.

Император спешно начитывал какое-то заклинание, предпочтя разговорам действие. И едва он закончил, как в трёх метрах от нас в воздухе закружился небольшой смерч, который начал быстро увеличиваться и окрашиваться в чёрный цвет.

— Вилли, что ты сделал? — спросила бабушка.

— Это не я, — ответил император, становясь в боевую стойку. — Я лишь пытался на всех нас наложить дополнительную защиту.

Бабушка тоже приняла боевую стойку — в свадебном платье это выглядело довольно эффектно. И я решил не отставать, и принялся накладывать на себя все доступные защитные заклятия. Смерч тем временем раскрутился совсем сильно, а потом вдруг резко остановился и буквально за пару секунд растворился в воздухе как туман.

А на его месте теперь стоял мужчина в чёрном плаще. Лицо его было полностью закрыто свисающим почти до подбородка капюшоном. Незнакомец был очень похож на тех странных чёрных рыцарей, что помогли нам в битве с англичанами.

Готовые в случае чего броситься на незваного гостя мы не сводили с него глаз, а он не спеша поднял правую руку и откинул капюшон. Нашему взору предстало лицо мужчины — азиата. На вид ему было лет шестьдесят, на его худом лице не было никаких эмоций, и на этом фоне особенно выделялись его необычайно живые глаза. Мужчина оглядел нас всех, едва заметно, одними лишь уголками губ, улыбнулся и сказал по-немецки:

— Поздравляю.

После чего он направился к нам. В этот момент я посмотрел на бабушку и Вильгельма Пятого — на их лицах было такое удивление, будто они увидели что-то совершенно невероятное. А потом они бросились к мужчине в плаще и крепко его обняли. И я понял, что это и есть тот самый Нори — их загадочный друг, четвёртый ученик мастера Ёсиды, пропавший из виду несколько десятков лет назад.

Старые друзья простояли обнявшись несколько минут, а когда они наконец-то разомкнули объятия, бабушка воскликнула:

— Нори! Как же я рада тебя видеть! Это лучший подарок на свадьбу!

— Это точно, — подтвердил Вильгельм. — Лучше не придумаешь.