Леди предбальзаковского возраста, или Убойные приключения провинциалок - Былинова Анна Георгиевна - Страница 3

– Не знаю, может заводу решила помочь сэкономить. Галька, видать, заболела, будет позже – девчонки сказали. Тебя куда сегодня кинули?

– На укладку.

– Хорошо, вместе пойдём…

На укладке нас сегодня семь человек. Я, Анька, две полные бледные дамы, которых я раньше не видела, высохшая бабка лет шестидесяти пяти, Алия – смуглая казашка с хорошей фигурой, но с нехорошим демоническим взглядом. И седьмая Катька Джабраилова.

Работает Катька сегодня с растерянным видом, словно не понимает, что она тут делает. Постоянно смотрит по сторонам и за полдня так ни разу не улыбнулась, что очень непохоже на неё.

В начале линии полная женщина. Она сидит у ленты и следит за тем, чтобы печенье не выползало за пределы линии – ехало ровно по струночке. Время от времени женщина отбирает наиболее плохие экземпляры, кидая их в коробки у ног. Дальше сидим мы с Анькой, Алией и Катькой, собираем эти печенюшки по двенадцать штук и заталкиваем их в пластиковые коробочки. Эти пластиковые коробочки едут к другой толстушке: она крепит на них крышки, складывает пластиковые коробочки в картонные коробки и отправляет почти упакованное печенье дальше по ленте. В конце стоит бабка (почему такая тяжёлая работа досталась ей?) и собирает эти коробки.

Высохшая бабка в белой майке. Серая отвисшая кожа на руках дрожит как желе всякий раз, когда она поднимает коробку печенья с чёрной ленты и кидает ее на поддон. Потом бабка нагибается так, что кости зада смотрят в железный потолок. Резким движением она фиксирует коробку скотчем и, выпрямившись, хватает тут же подъехавшую новую партию печенья. И так без остановки. Сморщенное лицо становится багровым. Блестит лоб от пота, белые редкие волосы липнут к скулам. Бабка фыркает, пытаясь их сдуть – не выходит. В свободную секунду она ловит две соломки, мешающие глазам, и фиксирует их за ушами. Те послушно там лежат и не двигаются.

Я смотрю на старуху с жалостью – какая нужда тебя отправила сюда? Тебе бы сидеть на диване, уютно укутавшись в шаль, смотреть сериал и пить горячий ароматный чай, а не вот это все. Тут бабка, словно услышав мои мысли, бросает на меня колючий взгляд и поджимает губы. Я поспешно отвожу глаза и больше её не жалею.

Напротив нас сборка коробок. Девчонка по имени Машка с татуировками дракона и змеи на руках ловко хватает картонные полотна и через секунду в её руках они превращаются в коробки.

– За сколько она их интересно собирает? – восхищённо шепчет Аня, глядя на неё через плечо.

– Щас засечем время… Раз!.. Раз!.. Ей богу, за одну секунду! Ну Машка – Жонглёрша!

Катька поднимает глаза, и злобно смотрит на Аню:

– Работайте!.. Если не успеем до конца смены сто пятьдесят коробок собрать, начальство вздрючит!

– Мы и так работаем! – бурчит Анька и многозначительно смотрит на меня.

К часу дня бабка бросила последнюю коробку и выдохнула:

– Все! Я на обед.

Катька Джабраилова хищно повела крупным носом в сторону бабки, словно пыталась унюхать что та принесла на обед.

– А коробки кто будет складывать?

– А мне плевать, – буркнула бабка, победоносно глянув на "зелёную" нашу бригадиршу. Все чувствуют "зеленость" новоявленных бригадирш, и все подсознательно ощущают потребность прощупать их компетентность и характер. – У меня по закону обед.

– Так людей не хватает! – взвизгнула Катька ей в потную натруженную спину. Бабка, не обернувшись, показала тонкий средний палец.

Алия повела демоническим взглядом иссиня-черных глаз и вопреки своему тёмному образу совершенно по – ангельски, не дожидаясь приказа бригадирши, встала со стула и пошла на место бабки. Катька облегчённо вздохнула и принялась с удвоенной скоростью хватать печеньки с ленты и засовывать в противно трещащие коробочки.

– Придётся по одному сегодня на перекур ходить. Даже на подмену нам восьмого не дали, – шепнула я Аньке.

Вдвоём ведь всегда веселее бегать в курилку.

Как только дерзкая бабка вернулась с обеда, я пошла на перекур.

Единственная лавочка в курилке была занята тремя грузчиками в синих грязных бушлатах.

Возле мусорного бачка, сгорбившись, одиноко стояла Жонглёрша и «сосала» айкос.

– Где ты так научилась коробки собирать? – спросила я у Жонглёрши. Та ухмыльнулась в облаке дыма. Сощурила глаза, в уголках которых собрались ранние морщинки.

– А так, двухлетний опыт.

– А как ты тут два года выдержала?

Куртка у Жонглёрши была нараспашку. Девчонка дрожала, но полы куртки почему-то не запахивала.

– Ну как… Сначала в дневную работала, потом надоело все: бригадирши эти, крики, рёв. Пошла в ночную работать. Ночью тут намного спокойнее, потом снова в дневную начала выходить – разнообразие. Тут главное – скорость, и никто кричать не будет. Хотя нет, все равно повод найдут.

Жонглёрша нервно улыбнулась и покосилась на свой телефон.

На перекур даётся не больше пятнадцати минут. В день два перерыва по пятнадцать минут, один тридцать на обед. Хотя пока ты оденешься, спустишься на первый этаж, обогнёшь длинное здание конфетного цеха, доберёшься до курилки, глядишь – уже минут семь из твоего законного перерыва жадно высосано дорогой.

– А в другое место почему не устроишься?

Жонглёрша бросила на меня прищуренный взгляд:

– А ты?

– Ну я – то временно тут.

Она расхохоталась, обнажив съеденные маленькие зубки:

– Ха-ха! Бабу Машу знаешь же?

– Кто такая?

– У вас сегодня коробки укладывает. Она рассказывала, что лет восемь уже так «временно» работает. А что? Я её прекрасно понимаю. Можно и дневные и ночные смены брать и платят раз в неделю стабильно. Удобно!

Я вспомнила желейную кожу на руках старухи, её распаренное лицо и законный обед в 13:00, который хотела отнять Катька Джабраилова.

Жонглёрша вытащила короткую сигаретку из устройства и кинула её в мусорный бак.

– Я привыкла тут, – снисходительно сказала она, – в других местах ещё меньше платят.

Я бросила окурок в бачок и собралась идти, тут из-за угла вывернула Анька с подозрительно радостным лицом.

– Стой, – крикнула она мне, – линия сломалась. Пока починят, обкуримся до смерти.

– Ура!

Если ломается оборудование на заводе, то, как правило, на устранение поломки требуется никак не меньше часа. Пока найдут вечно где-то пропадающего мастера, одного на все цеха, пока тот придёт, разберётся что к чему, утечёт уйма времени.

Жонглёрша с завистью глянула на нас и бросилась в свой цех собирать коробки.

Три грузчика одновременно подняли свои задницы с лавочки и та радостно скрипнула. Мы с Анькой ринулись к ней.

Время было 14:30. Повалил хлопьями снег. Вокруг все стихло и в мою душу проникло радостное предчувствие часового «ничегонеделания». Сейчас мы покурим с Анькой и отправимся на обед, а после обеда можно ещё покурить. К тому времени починят «линию», а там уже и до конца смены рукой подать. Отличный день!

Но в эту секунду из-за угла вынырнула та, которую мы никак не ждали сегодня увидеть и которой мы были совсем не рады. Бригадирша Галька Семиярова. На голове у неё пышный рыжий парик, сама она полненькая, маленькая и милая, на первый взгляд. Но стоит ей заговорить – сразу перестаёшь замечать её маленький рост. Голос у Гальки, как у отставного офицера – крепкий, громкий, уверенный. Офицерские замашки проявляются ещё перед началом смены, когда она громогласно объявляет, кто в какой цех был распределён. Распределители эти, коих никто не видел и никто не знает, имели на нас, на рабочий люд почти судьбоносное влияние. Только от них зависит, будешь ли ты почти на улице на холодном складе разбирать толстые упаковки картонных полотен, кутаясь в грязный бушлат – свою куртку жалко ведь пачкать. Или ты попадёшь в конфетный цех, чистенький и вкусно пахнущий. В конфетном цехе работа идёт размеренно, скорость линий настроена на щадящий режим и конфетки едут медленно – втроём там и делать нечего, не то что семерым, потому и конфетоукладчицы ходят медленно, курят с удовольствием, обедают по часу и вообще радуются жизни, не в пример остальным. Попасть туда на смену мечтает каждая из работниц.