Где оживают грёзы - Анджелес Джанелла - Страница 9

Джек потер лоб.

– Спасибо, что в пятый раз пересказала эту ис- торию.

– Ну, кто-то же должен ей рассказать. – Девушка села и сложила руки на коленях, чопорно рассматривая собственные ногти. – Она-то сама не вспомнит.

«Не вспомнит».

Веки Каллии задрожали, как будто она все еще силилась проснуться. Пульсирующая боль в затылке ослабла, но чего-то не хватало. Много чего, судя по пробелам в памяти. В сердце появилась странная пустота.

Ей на колено легла ладонь.

– Как ты, огневичка? – Голос Джека согрел ее, дал опору, точно якорь. – Ты что-нибудь помнишь?

«Помнишь?»

– Почему ты об этом спрашиваешь? – сорвалась Каллия и тут же нахмурилась. Эти слова вырвались из нее, точно пламя, а вопрос словно задал кто-то другой. – В смысле… – Она покраснела, когда все вокруг напряженно умолкли. «Возьми себя в руки». – Ты и так знаешь, что произошло.

– Ой, да не смущайтесь вы. – Доктор поднялся, слабо улыбнувшись. – Просто в следующий раз будьте осторожнее. Вам повезло, что все обошлось.

Каллия кивнула, уставившись в пространство. Их голоса плыли над ней, как мелодия. Доктор, уверяющий, что она в порядке, встревоженное ворчание Джека. Люсина, бесконечно встревающая в разговор с излишней настойчивостью.

Впервые после пробуждения Каллию охватил покой, который тут же рассеялся, стоило ей встретиться с собой взглядом в зеркале.

Перед глазами возникла паутина трещин.

Каллия моргнула и увидела безупречно гладкую поверхность зеркала. Абсолютно целого.

«Всегда думай, прежде чем верить собственному отражению».

Этот урок преподал ей Джек.

Когда же он это сказал?

Урок всплыл на поверхности ее мыслей. Небольшой отрывок дня, вырванный из черноты, которую оставило после себя падение. Он казался более реальным, чем то, что она видела сейчас. Сцена в отражении казалась правдивее, чем эти трое человек, собравшиеся вокруг нее.

«Некоторые зеркала похожи на окна и выглядят убедительнее других».

Воспоминание начало разворачиваться быстрее, вызывая звенящую боль. Трещина стала шире, и через нее проскользнули новые слова. Память возвращалась по кусочкам. Каллия хваталась за них, за имена и лица, которые становились все отчетливее.

Санья. Госпожа Веронн.

Мари.

Чудовищное лицо во мраке.

– Каллия?

Она резко подняла взгляд. Сердце заколотилось.

– Прости, что?

– Ты сегодня сможешь выступать? – спросил Джек, подходя ближе и протягивая ей руки. – Если не хочешь, отдохни. Ты, кажется…

– Нет, все в порядке. Я… – Она не хотела принимать его руку. Не хотела верить, но его лицо, так хорошо ей знакомое, выдавало необъяснимую осторожность. Напряженное ожидание, как будто он выставлял последние карты на вершину карточного домика, надеясь, что они устоят.

В конце концов, он ведь торговал воспоминаниями.

У нее перед глазами все поплыло, зал начал пульсировать, сжимаясь в одну точку. Ее переполнял гнев, знакомый, похожий на воспоминание. И боль от предательства, пожирающая ее изнутри.

Каллия уставилась на свои ноги. Глаза защипало. Нельзя, чтобы он увидел. Нельзя дать волю чувствам. Если она карточный домик, то нельзя давать Джеку повод разрушить все до основания, чтобы построить заново. Нужно сохранить хрупкое равновесие. Сохранить себя.

Горячий ком в горле остыл, сердце закрылось железным панцирем. Кричащая боль в голове превратилась в хриплый шепот: «Держи все в себе, держи все в себе».

Каллия справилась с лицом, тяжело сглотнула, взялась за руки Джека и поднялась, чувствуя, как впиваются в кожу его кастеты.

– Разумеется, я хочу выступить.

– Я предпочел бы, чтобы ты не перенапрягалась.

Каллия склонила голову набок, пряча сжатые зубы за обиженно надутыми губами.

– Как мило с твоей стороны меня недооценивать. – Она переплела их пальцы, слегка царапнув его кожу ногтями, а потом подняла руки и сделала поворот. – Вот видишь? Я могу танцевать.

Джек молча развернул ее к себе, провел правой рукой по ее волосам и ощупал затылок, чтобы проверить ушиб. Было немного больно, но вместо того, чтобы зашипеть, Каллия прижалась к его ладони. В этом прикосновении чувствовалось больше холода, чем знакомого огня. Она сдержала дрожь и провела пальцами по предплечью его правой руки.

Он повернул голову и уставился на них.

– Ты уверена?

Его голос звучал так искренне, что Каллия чуть не поверила. Она предпочла бы вовсе этого не замечать. Но слова Джека впились в нее, как заноза, терзая и заставляя вновь и вновь задаваться вопросом: почему? Почему он с ней так поступил?

«Держи все в себе, держи все в себе».

Ее улыбка превратилась в маску, голос – в заклинание.

– Уверена.

К ужасу Люсины, она снова залезла на крышу оранжереи.

Джек долго не хотел их оставлять, и теперь швее не терпелось начать приготовления к шоу, как будто они уже сотни раз проделывали это вместе.

– Спускайся, Каллс, а то упадешь. Опять, – проворчала Люсина, расхаживая внизу, будто усталый павлин. – Ванна и макияж могут скрыть многое, но не все. Уж точно не сломанные кости.

Каллия продолжила наблюдать за девушкой, следя за ее уверенными движениями и дожидаясь, когда что-нибудь ее выдаст. Люсина слишком хорошо вписывалась в ряды здешних обитателей, идеальная кукла для кукольного домика. Но сердцем Каллия чувствовала, что это перед ней кто-то чужой, хотя ей и чудились знакомые черты, яркие обрывки воспоминаний, вкусы и запахи, так убедительно твердившие о прошлом. Люсина казалась совсем настоящей, как будто и впрямь целую вечность прожила в Доме.

Каллия быстро вжилась в роль. Она брала девушку под локоть, охотно кивала, когда та упоминала детали наряда для сегодняшнего шоу. Все это былом спектаклем, и Каллия с ним справилась. Поэтому Люсина не насторожилась, когда Каллия вместо клуба потянула ее на улицу.

– Это сюрприз, – пообещала она. – Для Джека. Никому не говори.

Люсина заулыбалась, радуясь, что ее посвятили в тайну, и осталась сторожить, пока Каллия зашла переговорить с управляющим и попросила оседлать лошадь, чтобы после выступления они с Джеком смогли прогуляться верхом.

– Ах, как мило! – пришла в восторг швея. – Вы так давно не катались вдвоем.

Каллию встревожило, что та знает подобные мелочи. Наверное, эта новая иллюзия, созданная с той же целью, что и прошлые, получила запас необходимых сведений о них с Джеком.

Решимость Каллии пошатнулась, когда они направились к оранжерее, чтобы подышать воздухом.

Иллюзия заволновалась лишь тогда, когда Каллия полезла наверх.

Нужно было действовать быстро. Забравшись наверх, она осталась наедине с собой – впервые с тех пор, как очнулась в зале. Усилием воли Каллия заставила себя продолжить спектакль. Запереть все чувства, рвущиеся наружу. Нельзя давать им волю, нельзя плакать, нельзя останавливаться ни на секунду.

Если она хочет отсюда выбраться.

Успокоив Люсину бодрым ответом, Каллия дрожащими пальцами отодвинула кусочек кровли. Она могла без сожалений бросить здесь любые свои вещи, кроме этой. Лоскуток с вышитым цветком, все такой же грязный и мятый. Единственное, что казалось настоящим. Она быстро спрятала его в карман. Потом помедлила, глядя на свернутую листовку. Но брать ее с собой не было смысла. Глориан маячил вдалеке, словно протянутая рука, словно заданный вопрос. Словно обещание.

Ее снова позвали снизу, на этот раз с раздражением.

Каллия оставила свои сокровища лежать на крыше в надежде, что ветер заберет свои подарки.

Дом Адского Пламени был заполнен до отказа.

Из салонов вырывался безумный смех и клубы дыма, оставшегося от выкуренных воспоминаний. Клуб тонул в грохоте музыки, орды гостей в масках перемещались из зала в зал, а танцовщицы расхаживали между ними в сверкающих корсетах и костюмах. Из узких горлышек зеленых бутылок лились напитки. С шуршанием перемешивались карты.

Хозяин Дома обходил свои владения. После того что случилось днем, он не видел свою звезду. Что же нарушило наваждение в этот раз? Она и раньше сопротивлялась иллюзиям, а теперь стала еще устойчивее. И его тревожило то, как неизменно ее взгляд устремлялся в одном и том же направлении. К городу, куда ее влекло, как берег влечет моряка, долго блуждавшего в океане.