Юми и укротитель кошмаров - Сандерсон Брэндон - Страница 76

Он опустил голову.

Затем подумал: «Что я (низким стилем) делаю?»

Это глупо. Существует другой способ.

Способ Юми.

У вас по-прежнему остались вопросы?

Хорошо, давайте копнем глубже. Я покажу вам некоторые события не глазами Юми или Художника, а глазами другого человека, с самого начала вовлеченного в обе истории.

Вынужден признаться, что я обманул вас насчет кое-чего важного. Помните, я рассказывал, что слышал голоса и видел образы – иногда полноценные, иногда лишь фрагменты? Обрывки событий, разворачивавшихся в присутствии Художника и Юми? Что ж, это правда, но не полная.

Был и третий человек, чьими глазами я наблюдал за происходящим.

Лиюнь.

На самом деле история с нее и началась. Я видел фрагменты ее жизни и недоумевал. Полагаю, что духи особенно внимательно наблюдали за Лиюнь. А затем особенности моей природы позволили мне подключиться к Духовной сфере и понаблюдать за происходящим.

Машина питалась энергией жителей Торио и выплевывала Пелену. Как догадались Юми с Художником (несмотря на полное отсутствие информации), были люди, которых машина не могла ни выдоить, ни подчинить: йоки-хидзё.

Они, как и все остальные, были убиты в момент включения машины. Однако спустя некоторое время четырнадцать сущностей вырвались из Пелены и восстановились. Вернулись из мертвых, сопротивляясь влиянию машины.

Все четырнадцать женщин обладали невероятной волей. С рождения высокоинвестированные духами, они представляли для машины реальную угрозу. Та не могла впитать их энергию и удержать внутри Пелены. Максимум, что было ей по силам, это лишить их части воспоминаний.

Чтобы управлять ими, машина создала своего рода тюрьмы в виде иллюзорных городов. Из Пелены появились слуги, полностью контролируемые машиной. Из духовной субстанции были воссозданы дома, растения и средства передвижения, а вокруг возведены неприступные стены. Те, что нашла Масака. Они представляли собой весьма натуралистичный, но все же иллюзорный пейзаж.

Эти четырнадцать областей можно назвать заповедниками для единственных жителей. В каждую была помещена йоки-хидзё, чья память стиралась каждую ночь. Они раз за разом проживали один и тот же день, призывая из Пелены фальшивых духов.

Да, система неуклюжая, но она работала. Много веков эти опасные души содержались в плену при помощи не грубой силы, но рутинной обыденности.

Надзирателями служили души тех, кого йоки-хидзё знали при жизни. Насколько я могу судить, Лиюнь тоже проживала один и тот же день все семнадцать столетий. Она была такой, как я описал. Тем же человеком, который воспитывал Юми. Выпущенная из Пелены, она отчасти находилась под управлением машины, а отчасти сохраняла самостоятельность.

Лиюнь была одной из сотен душ, которых вернули к этой странной полужизни. Их воспоминания, разумеется, тоже ежедневно стирали, но некоторые души – я в этом убежден – подозревали неладное. Каждую ночь, пока йоки-хидзё спали, воля машины ослабевала. Освободившись от ее внимания, слуги теряли форму и чувство собственного «я», превращаясь в смутные темные пятна.

Каждую ночь, когда все вокруг засыпало, некоторые слуги вырывались на свободу. Эти призраки без воспоминаний бродили по округе в поисках смысла существования. В поисках понимания. В поисках жизни. И, как значительную часть непривязанной инвеституры, как самих духов, души мертвых притягивало воображение живых.

Без указаний машины эти кошмары забывали, каково быть людьми. Но они алчно жаждали той жизни, которую потеряли. Сводимые с ума таким полусуществованием, они пробирались в города в поисках спящих с бурным воображением. Там Художник и его коллеги ловили их, придавая некое подобие телесности, и прогоняли обратно в Пелену, где машина вновь отправляла их трудиться в свои тюрьмы.

Такой была жизнь Лиюнь. Машину не беспокоило, что эта женщина блуждает ночами в облике кошмара. С чего беспокоиться? Лиюнь выполняла свою работу по сдерживанию йоки-хидзё. В теории. У машин, даже частично пробужденных, вроде этой, есть занятное свойство: они не способны планировать наперед. Они не думают о будущем. Большинство лишь реагируют на текущее положение дел.

Таким образом, машина не могла предположить, что за столько лет Юми усовершенствует свое мастерство. Да, ей ежедневно стирали воспоминания, но кое-что оставалось. Мышечная память. Отточенные навыки, которыми ее душа была пропитана, словно пирожное – ромом. Эти навыки были заработаны тяжелым трудом; их невозможно было отделить.

Итак, в тот день, когда началась наша история, случилось нечто невероятное. Один и тот же день повторялся тысячу семьсот лет кряду, пока что-то не сломалось. Мастерство Юми достигло высшей точки, и она сложила камни столь виртуозно, что выдернула одного духа из машины.

Все перевернулось.

Дух, благодарный за свое, пусть и мимолетное, освобождение, обратился к Юми, понимая, что вскоре его вновь пленят. Попросил найти способ освободиться навсегда. В то же время Лиюнь поняла, что с Юми происходит нечто необычное. Она отправилась на охоту в облике кошмара, чувствуя в себе больше сил, чем когда-либо прежде. А временно освобожденный дух последовал за ней и стал свидетелем ее встречи с Художником.

Художник был самый обычный – во всяком случае, если судить по его работе. Его талант был выше среднего, но не это привлекло духа.

Художник спас маленького мальчика.

Этого оказалось достаточно. Дух решил, что наш Художник вполне героическая личность. Тому не нужно было хвалиться, притворяться и создавать себе ореол доблести. Хватило того, что он вопреки своим желаниям вернулся, чтобы защитить мирных граждан Килахито, хотя мог бы отправиться домой смотреть сериалы.

Что было дальше, вы знаете. Художника и Юми связала незримая нить. А Лиюнь? Ее беспокойство нарастало. Каждую ночь она блуждала по Килахито в поисках своей йоки-хидзё. Лиюнь не осознавала, кто она, – лишь чувствовала Связь, заставляющую искать эту девушку. Она совершенно искренне хотела убить Юми, когда нашла ее после ярмарки, и едва не преуспела. Проблем машины это бы не решило, ведь тогда вся сила досталась бы Лиюнь и уже она сделалась бы для машины угрозой. Зато это решило бы проблемы Юми. У мертвых ведь, чисто теоретически, нет проблем.

Давайте же простим Лиюнь, едва не погубившую ту, кого она любила и поклялась защищать. В тот миг она была не в себе. Честно говоря, она была не в себе уже тысячу семьсот лет.

Юми отчаянно мчалась по городу, спасаясь от погони. Вспоминая неотвратимый холод, что испытывала в тот вечер, когда чудовище – Лиюнь – едва не поглотило ее. Юми слышала отголоски той ледяной смерти. Она как будто погружалась под лед, удаляясь от тепла и света.

Четверо мудрецов, в которых не осталось ничего человеческого, преследовали ее. Кошмары шли по следу – ужасные порождения мучительных человеческих сновидений. Сотканные из страхов, они обрели телесность благодаря ужасной машине. Юми была не в силах оторваться от них. Не могла нарисовать их без кисти и туши. Подействует ли на них сложение камней? Успеет ли она соединить хотя бы два камня, прежде чем ее догонят?

Юми была готова попытаться. Но вдруг ее осенило. Есть способ получше!

Способ Художника.

Она побежала к ритуальной площадке, прямо сквозь ограду. Скрежет когтей по камню преследовал ее до того места, где мудрецы когда-то разбили шатер. Сразу за этим местом остались несколько деревьев, прикованных для защиты шатра от солнца.

Юми подскочила к ближайшему и выдернула колышек, державший цепь. С криком она обхватила дерево и зажмурилась, ожидая, что кошмары вцепятся в нее своими когтями.

Когда этого не случилось, Юми открыла глаза и увидела внизу четыре смутные фигуры. Кошмары смотрели вверх. Второй раз они опоздали на долю мгновения.

Художник нашел друзей на привычном месте в ресторане Виньетки и порадовался своей удаче. Было бы грустно, если бы этим вечером они вместо лапши решили поесть пельменей. Подскочив, спотыкаясь, к их столу, он бросился на колени и поклонился до пола.