Золото. Назад в СССР 3 (СИ) - Хлебов Адам - Страница 31

Ничего не помогало. Он лаял и бросался на всех, кто к нему подходил кроме хозяев. С хозяевами он был просто душка.

Мише не нравилось, что пес не подпускал к себе его друзей и знакомых. Именно тогда он открыл мне один секрет обращения с подобными собаками. И после этого Ральф на меня больше не бросался.

Дело в том, что нельзя дать псу почувствовать, что человек боиться его. По словам Мишки, обоняние овчарки позволяет почувствовать выделение адреналина и кортизола. Видя такую злобную собаку, непосвященный человек начинает испытывать тревогу и страх.

Ральф это прекрасно чувствоал и это был тем спусковым крючком, который запускал агрессивное поведение.

По совету Мишки, я буквально усилием воли подавлял в себе тревогу, думая о чем-то постороннем, и, действительно, собака, вообще не обращала на меня никакого внимания, когда я подходил близко.

Не знаю, на сколько это теория с кортизолом и адреналином подтверждается в общении с другими злобными псами, но у меня она работала как часы.

Поэтому из опыта я знал, что с псовыми нельзя две вещи: показывать свой страх и смотреть в глаза.

Даже ребенку известно, что животным нельзя смотреть в глаза. Это относится скорее не ко всем животным, а только к хищникам.

Прямой, пристальный, долгий взгляд они могут воспринять, как некий вызов или угрозу для себя, а это чревато нападением.

Не факт конечно, что животное атакует, но такая вероятность очень возрастает. К не хищным животным, или домашним, это утверждение точно не относится

Именно поэтому «гляделки» с волком или собакой могут привести к печальным последствиям.

Все это я вспоминал лежа на своем топчане и прикрыв глаза. Мне даже показалось, что я на мгновение заснул, как это бывает, когда очень уставший человек смыкает за рулем глаза и тут же просыпается от «клевка» нос.

Но тут же проснулся и открыл глаза, услышав протяжный и басистый вой исходивший из-за двери балка.

«У-у-а-о-о-о-о-о-о-о-а-у-у», леденящая душу песня раздавалось совсем рядом. Я посмотрел на секундную стрелку на часах.

— Ты это слышал, Илюх?

Голос Латкина встревожено звучал в темноте.

— Развяжи меня, я тебя прошу! Развяжи.

Еще чуть-чуть и он начнет истерить.

— Тихо, помолчи! — грозно цыкнул я на своего соседа. И тот тут же замолк.

Вой все еще продолжался. Я вспомнил рассказ Мухтарова и считал в уме секунды.

Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть. Двадцать семь.Едрен-батон. По словам эвенка, так мог выть только очень крупный и сильный вожак.

Потом наступила тишина. Если попробовать соотнести расстояние, с которого доносилось волчье завывание, то можно было предположить, что оно исходило от зверя, находящегося в десяти-пятнадцати метрах от балка.

Я встал и снова принялся рассматриваться в окно. На этот раз я увидел приближающиеся пары горящих глаз. Они то появлялись, то исчезали, но очевидно было одно: они двигались в сторону нашего балка.

Сомнений никаких не осталось. Я начал считать пары глаз вслух. Шесть, семь, восемь.

Не очень-то приятное открытие. Вряд ли волки шли только с одной стороны. Сдается мне, что стая насчитывает особей пятнадцать-двадцать. Если не больше.

Я направился к нарам, к которым был привязан напуганный Латкин и отвязал его.

— Ты не помнишь сколько волков видел в бинокль сегодня днем, когда мы ходили за водой?

— Двадцать один.

— Уверен?

— Конечно, я имею дурную привычку считать все подряд.

— Дурную привычку считать? — переспросил я, — что это значит?

— Арифмомания. Некоторые это даже считают болезнью. Но болезнь — это такое состояние организма, которое выражается в нарушении нормальной деятельности. Иными словами мешает нормально жить. Мне мои подсчеты совсем не мешают жить. Почему ты спросил про количество волков?

— Как всегда есть плохая новость, и она состоит в том, что. на всех волков патронов не хватит.

— А хорошая?

— Хорошая в том, что патроны у нас все же еще есть, и мы находимся в помещение, где тепло. У нас есть еда и вода.

— А если дрова закончатся?

— Пока будем экономить…

Вдруг сверху с крыши послышался грохот,стук, это один из волков запрыгнул на балок.

Жестяные листы кровли ухали громом,, выгибаясь и возвращаясь в исходное положение под его тяжелыми лапами.

Латкин вскинул голову вверх, следя за теми местами, откуда доносился звук.

Я спокойно подошел снизу. Поднял винтовку, прицелился в потолок. Зверь наверху будто почувствовал и замер, перестал двигаться. Мы все замерли в ожидании. Я с Латкиным внизу и волк на крыше. Первым двинулся зверь. Я тут же выстрелил.

В следующее мгновение мы услышали звук падающего на поленья тела. Судя по услышанному животное упало на поленницу и повалило дрова. Балок заволокло небольшим облаком порохового дымы.

— Да! Да! Ты попал в него! На тебе зверюга! — вскочил со своего места мой сосед. Он испытывал азарт и возбуждение.

— Да подожди ты орать, — я бросился к окну. Волчьи глаза-угольки исчезли. Мне показалось, что я увидел как силуэты удаляются от балка в бешенном галопе. Но выходить наружу пока нельзя. Надо убедиться, что ушли все звери.

— Драпайте, драпайте! У твари! — услышал я из-за спины уже уверенный голос Латкина. Он стоял рядом.

— Ты их видишь?

— Конечно, семь голов, вон они, — он постучал согнутым указательным пальцем по стеклу, показывая на тени.

Он явно повеселел, направился к двери, и взявшись за засов обернулся ко мне с широкой улыбкой.

— Ну что пойдем? Глянем, кого мы сегодня грохнули?

— Латкин! Ты…

Глава 16

Драпайте, драпайте! У твари! — услышал я из-за спины уже уверенный голос Латкина. Он стоял рядом.

— Ты их видишь?

— Конечно, семь голов, вон они, — он постучал согнутым указательным пальцем по стеклу, показывая на тени.

Он явно повеселел, направился к двери, и взявшись за засов обернулся ко мне с широкой улыбкой.

— Ну что пойдем? Глянем, кого мы сегодня грохнули?

— Латкин! Ты в своем уме⁈ Не трогай засов!

— Да не ссы, ты, — сказав это, он открыл дверь.

Я не успел его остановить. Он только приоткрыл дверь, как здоровенный волк совершил гигантский прыжок снаружи в сторону входа.

Он пытался попасть в дверной проем и одновременно перекусить руку человека, отворяющего створку.

Его огромные клыки громко клацнули буквально в двух сантиметрах от кисти. Я был абсолютно уверен в том, что если бы зверь не промахнулся, то мой сосед остался бы без руки при любом раскладе.

Волк рычал огрызался и бил в дверь с такой силой, что она в течении пары секунд раз пять приоткрылась несмотря на то, что Латкин изо всех сил старался ее снова запереть.

Я успел подскочить к двери и мы вдвоем налегли на дверное полотно плечами, больно защемив щипец — выступающую часть морды волка от глаз до носа.

Волк отступил с рычанием. Наверно от такого давление на верхнюю челюсть животное должно было взвыть, но к нашему удивлению, он не заскулил.

— Что это было, ёперный театр? Вот сука! Он мне чуть руку не откусил, — Эмоции Латкина били через край, он тяжело дышал и смотрел на меня расширенными от ужаса глазами.

— Тебе, Андрюха, несказанно повезло.

— Да видать, мой Ангел Хранитель уберег меня, так и уверую.

— Я же тебе сказал, не трогать дверь.

— Да, ты был на сто процентов прав, это я дурень. Я думал мы вожака убили, поэтому остальные свалили.

Он показал на дырку в потолке.

— Я думаю, что я даже не попал в него. Он просто спрыгнул с крыши за мгновение до выстрела. Я пытался тебя предупредить.

Звук клацающих зубов и тяжелое дыхание волка все еще стояли у меня в ушах.

— Да. Они ждали снаружи. Я просто охренел, когда его увидел. Почему думаешь, что промазал?

— Не было слышно возни. Если бы выстрел его свалил, то свои же дружки прикончили бы волка. Они сюда пришли с голодухи. У них принят каннибализм, когда они голодают, то могут сожрать своего и стаи. Самого слабого или раненного.