Сага о Годрланде (СИ) - Сторбаш Н.В. - Страница 33

И когда же Феликс успел? Поначалу блевал и стонал, потом ходил и стонал, потом валялся в беспамятстве, пока его ноги разъедала озерная вода. А глянь, каков он сейчас! Не стыдно Сатурну в глаза смотреть.

Феликс опустился перед отцом на колени и жарко заговорил. Хотя я не понимал ни слова, но суть была понятна и так: он просил прощения. И просил его долго. Я успел заскучать и уставился на своего подопечного: что-то в нем меня беспокоило, что-то было не так. О чем-то мы забыли…

Когда пришел черед говорить Сатурну, Хальфсен едва слышно шепнул мне на ухо:

— Украшения.

Я недоуменно уставился на него, потом на Феликса и, лишь заметив дырки в его ушах, вспомнил, что в самом начале пути приказал снять с него серьги, браслеты, кольца. И где всё это сейчас? Завалилось куда-то в трюм «Сокола» или потерялось по пути? Одна серьга Феликса стоила больше, чем обещанная плата за него.

Тем временем Пистосы закончили плакаться друг другу. Сатурн похлопал меня по плечу, протянул кошель с монетами

— Он благодарит тебя за сына, — помог Хальфсен. — Говорит, что плату за Феликса отдаст сейчас, а за добычу рассчитается позже, когда посмотрит, что мы привезли. Говорит, что рад бы пригласить в дом, но хочет побыть с сыном и надеется, что ты не рассердишься на такую неучтивость.

— Скажи, что Ерсус не сумел отыскать нужных тварей, и мы могли вернуться с пустыми руками, не нарушив уговор. Но мы всё же привезли панцири, сердца и кости, потому я прошу его выполнить свою часть уговора. Золото подождет, а вот лекарь нужен без промедления.

Сатурн выслушал Хальфсена и кивнул.

— Говорит, что сейчас же пошлет человека разузнать про иноземного лекаря. И если тот принимает посетителей, то Пистос договорится с ним насчет нас.

Вернувшись, я послал Офейга на корабль за украшениями Феликса, прошелся туда-обратно по двору, не замечая ни зноя, ни духоты. Мне, побывавшему в пустыне, жара в Гульборге уже не казалась столь невыносимой. Затем я заглянул в дом, где ульверы отдыхали после трудного похода. Трудюр и еще несколько хирдманов ушли к песчанкам, Свистун, Сварт и Слепой пытались напиться слабеньким вином, кто-то вовсе завалился спать.

Тулле вглядывался в раны Лундвара, постукивая по его животу и груди пальцами.

— Живодер, нужно проткнуть вот тут и вот тут, — сказал полужрец, увидев нас. — Там застоялась твариная кровь. Если ее убрать, хворь чуть замедлится.

Бритт, на задумавшись, выхватил нож, затем остановился, подумал и поменял его на тонкую заостренную палочку.

— Глубоко резать? — спросил он.

— На полпальца.

Я невольно скривился, увидев, как железо легко вошло в тело Лундвара, как кровь вновь заструилась по нему, обжигая ноздри привычным и назойливым запахом. Нет, я не мог просто сидеть и ждать, пока Пистос разузнает про лекаря.

— Рысь! Пойдем делать из тебя хельта! — крикнул я.

Тулле приподнял голову и тихо сказал:

— Тебе придется усыпить дар. Не забудь.

— Сам знаю.

Леофсун мигом сбегал за отложенным для него сердцем и примчался ко мне. Все эти дни он ни словом, ни взглядом не торопил и не укорял своего хевдинга, хотя все ульверы больше всего в жизни боялись опоздать с ритуалом. Каждый из нас видел, что творится с теми, кто не успел.

Я снова взял с собой Хальфсена и Простодушного. Херлиф присмотрит, чтоб никто не ворвался в комнату с Рысью, а толмач поможет поговорить с Жирным. И на сей раз я топорик не забыл.

В этот раз нас встретил сам Хотевит, поздоровался по-нордски, пригласил в дом. На голоса вышла Дагна в фагрском платье, волосы она закрутила наверх, открывая длинную шею, плечи и руки были обнажены, лишь серебряные и золотые браслеты обвивали ее запястья и предплечья. То ли от долгого воздержания, то ли подзабыв, как Дагна выглядит, я едва удержался от восхищенного присвиста. В таком наряде она походила на рано созревшую девчонку, невинную, но уже такую желанную.

Да что там я! Хладнокровного Херлифа и того качнуло в ее сторону. Добро, хоть потом спохватился, отвёл взгляд и уставился на стену. Что говорить о бедолаге Хальфсене, который был всего на пятой руне? Хвала Скириру, его перехватил Рысь и влепил легкий подзатыльник, приводя в разум.

— Рад видеть, что ты в добром здравии, Кай! — сказал Хотевит. — По делу пожаловал или погостевать?

— По делу, — буркнул я. — Когда долг отдашь?

Жирный отвечать не спешил, позвал за стол. Рабы споро приволокли угощение и вино, но мы пришли сытыми, потому лишь слегка пригубили свои чаши.

Я наскоро прикинул, что там по срокам. Нас не было в Гульборге шесть седмиц, а Жирные обещали стребовать свой долг с неизвестного фагра за месяц. Так что, как ни крути, а срок весь вышел.

— Так что с долгом? Если ты вдруг не знаешь, у нас теперь есть сильный покровитель, и он обещал помочь на суде. Сатурн Пистос. Поди, слыхал о таком.

— Слыхал, — кивнул Хотевит. — Старый род, даже при сарапах не ослабел. Я, как и прежде, не отказываюсь от долга, но сейчас не могу его отдать. Тот фагр прознал о нашем уговоре и теперь не хочет платить. Скорее всего, надеется выкупить свой долг дешевле. Или, может, хочет купить мой долг перед вами и так перекрыть обязательства.

Я подался вперед и тихо сказал:

— Да мне плевать. Уговор был на месяц. Где мое золото? Или я продам ваш дом и так верну обещанное.

— Но ты не можешь его продать. Дом в залоге, но он все равно принадлежит моему роду.

— А когда я смогу продать его?

— Когда мой род откажется от долга. А мы не отказываемся.

— Значит, ты хочешь сказать, что нам придется жить в Гульборге и ждать обещанного… Сколько? Еще месяц? Год? Три? А помнишь, ты клялся, что продашь себя и Дагну в рабство, если твой род не захочет отдать мое золото? Так сколько за тебя дадут?

— Не гневайся, Кай! — ласково произнесла Дагна.

Я с ног до головы покрылся мурашами.

— Ульверам всё равно незачем спешить. Со дня на день реки в Альфарики встанут, так что до весны вам идти некуда. Из Гульборга вас не погонят, потому как есть покровитель. Живите в дареном доме, ешьте, пейте, отдыхайте, — она мягко улыбнулась. — Вижу, твой хирд и здесь нашел чем поживиться. Рысь, поздравляю с новой руной! Уже стал хельтом!

— Ага. По весне Жирные скажут, что золота нет, а суды здесь, как я слышал, неспешные. Нет уж, лучше сейчас пойду к Пистосу и законникам, пусть долг стребуют они.

Тут Дагна стянула браслет с руки и положила передо мной на стол:

— Вот, возьми. Это не в счет долга, а подарок. Только подожди еще немного. Поверь, Хотевит делает всё, что может.

— К примеру, покупает тебе украшения и платья, — проворчал я, но браслет взял.

Взвесил его на ладони: примерно четверть марки. Щедрый дар, хотя двум тысячам илиосов я бы порадовался больше. Я не хотел его брать, не хотел снова давать отсрочки Жирному, но мне нужно всё золото, что смогу собрать, ведь теперь лекарь необходим не только Альрику, но и Лундвару. Так что я согласился.

— Хорошо. Я подожду еще немного.

— Ну, раз с делами закончено, может, расскажешь, где вы были, с кем бились? А то я сижу целыми днями дома и не знаю, что у людей творится.

Дагна снова улыбнулась, и я услыхал, как под столом Херлиф пнул ополоумевшего Хальфсена, чтоб тот одумался.

— Некогда! — отрезал я. — Сейчас отведи нас в дальнюю комнату и скажи, чтоб никто не подходил.

Она взглянула на Рысь, приподняла бровь, но возражать не стала. Медленно поднялась, бросила несколько слов Хотевиту и слугам на живичском и жестом позвала следовать за ней.

— Хальфсен, — прошипел я. — Хальфсен!

Толмач вздрогнул и с трудом отвел взгляд от проступающих через тонкую ткань ягодиц Дагны.

— Выйди во двор и сиди там.

Надо будет вечером заглянуть к песчанкам, иначе ночью не заснем.

Хвала Скириру, Дагна догадалась провести нас в комнату без окон, приказала убрать всю утварь и молча ушла.

Рысь держал кувшин, где хранилось твариное сердце, и ждал моих наставлений. Я коротко объяснил ему, что делать и чего ждать, затем сказал начинать.