Юрьев день (СИ) - Француз Михаил - Страница 57

Князь стар. Ему уже за три сотни лет точно, а так-то и того больше. Я как-то всё не могу себя заставить поискать точную дату его рождения. Не то, чтобы её не было в открытом доступе, она являлась какой-то тайной, или ещё что-то в том же духе. Нет. Я просто не могу себя заставить её найти, прочитать и осознать. Потому что: «много» — это понятие растяжимое. Для меня и сто лет — «много», и двести — «много». И триста и, даже, пятьсот — всё это одинаково «много». Именно этим понятием я в своей голове и оперирую. Но, стоит узнать конкретное число… оно может ужаснуть. Ведь, насколько я, всё-таки, составил общую картину в своей голове, по разным косвенным упоминаниям, Пётр Андреевич, он, получается, Андреевич потому, что сын Андрея. Андрея Гюргиевича. Сына Гюргия, прозванного Длогоруким, того самого, от которого мы Род ведём. Гюргия Владимировича — младшего из сыновей Владимира, прозванного Мономахом — Царя Русского. Пётр Андреевич — внук Гюргия и правнук Мономаха. А я, получается — пра-правнук. Да ещё и по прямой мужской линии… прикольно. Но, не более того. Тут важнее то, что Андрей Боголюбский — это тысяча сто одиннадцатый год рождения! Это, блин, девятьсот с лишним лет назад! А Пётр Андреевич — его сын. И его дату рождения я даже не хочу смотреть. Пусть, для меня, ему, пока что, остаётся «много» лет. «Много» — со средним ориентиром на три сотни. Иначе, боюсь, моё сознание может… не воспринять адекватно эту информацию. Заклинить может. А мне такого точно не надо!

Так вот: моему отцу очень много лет. Он старше всех тех людей, которых я, в мире писателя, привык называть и считать старыми. При этом, его Дом, его кабинет буквально напичканы новейшими техническими устройствами и решениями. И он их не боится. Не считает вредной бесовской выдумкой. Наоборот: он активно всем этим пользуется, хорошо во всём этом разбирается, и не забывает своевременно обновлять и апгрейдить, заменяя устаревающие образцы на новые. Понятно, что не сам лично, у него и без того дел хватает, а специально назначенные на эту задачу люди. Но сам факт!

Так что, отцу много лет, но я не могу назвать его старым. Ибо, «старый» для меня тот, кто утратил интерес и страсть к жизни. Тот, кто перестал бежать вперёд, обгоняя время, бежать, оставаясь наравне со временем. Тот, кто отстал от времени и больше не имеет желания его догонять. А «старость» тащит за собой «немощность»… чего об отце уж точно никак не скажешь.

Комната с диваном и большим телевизором. Да — опять! В этой комнате, на диване я… и Мари с Алиной. Говорил же: Мари как-то слишком часто стала попадаться мне на глаза и крутиться рядом. Но сегодня, хотя бы формально её присутствие здесь обосновано, так как она не одна здесь, а со своим женихом. Да-да — Матвей сидел с нами. Оказывается, с того времени, как меня забрали в Кремль, запрет на общение моё с братом и иными родственниками был снят. Никто мне не поспешил, конечно же об этом сообщить — сам узнал. Опытным путём. Когда пересёкся с Матвеем в одном из коридоров Кремля, и никто за это не был наказан: ни он, ни я, ни кто-то из отвечающих за моё содержание и жизнеобеспечение в этих стенах. А, раз так, то о каком запрете вообще может идти речь? Ни о каком.

Так что, Матвей тоже сидел сейчас с нами в этой комнате. Правда, он расположился на кресле, а я в центре дивана. Угадайте, где и как расположились девчонки? Именно — тут и гадать не нужно: на диване, возле меня. Мари — со стороны, что ближе к Матвею, Алина — с противоположной от неё.

А ещё… в этой же комнате, в одном из кресел сидел отец. Да-да, Пётр Андреевич лично, своей собственной неповторимо-давящей персоной.

Правда, сейчас он был в домашнем: в свободных светлых льняных штанах и свободной же рубахе-косоворотке, тоже светлой, с совсем небольшим количеством красной вышивки по краю подола, по краю рукава и по краю ворота. Но не подпоясан.

Я только что что-то там говорил о том, что Пётр Андреевич не ретроград? От своих слов не отказываюсь. Но, кое-какие бытовые привычки имелись и у него. Рационально обоснованные. Ведь, тот, кто ходил в льняных штанах и рубахе при нормальной комнатной температуре, согласится: одежды комфортнее найти сложно: дышит, к телу льнёт приятно, лёгкая, не трёт, не раздражает, аллергенов не содержит.

Я, кстати, на минуточку, между прочим, точно так же одет был сейчас. Тоже в лён. Тоже в светлый. И тоже с минимумом вышивки. И нет — я не подражал ему. И нет — мы не сговаривались. Просто… блин, ну это удобно! И при моём росте с шириной плеч, ещё и красиво.

У отца, кстати, рост и ширина плеч всё ещё, слегка поболе моих будут.

Ну, а ещё, в моём здешнем шкафу, такая одежда просто была. Я ведь сам-то эти шкафы не заполнял. И из моей квартиры мой гардероб никто перевозить и не думал. И гардероб, и иные мои пожитки. Всё там оставалось. Хотя, за ноутбуком я всё-таки заехал, однажды, по пути со студии обратно в Кремль. Попросил водителя завернуть, и он не стал мне перечить. Так что, мой компьютер — это исключение.

В остальном же… а смысл мне везти что-то самому, если есть специально обученные люди, которым известны мои размеры, которые могут заполнить шкаф за меня? Откуда размеры известны? Так я координаты портного, услугами которого пользовался уже дважды, оставил работнику, спросившему меня об этом. О размерах и предпочтениях в одежде.

А вот Матвей выделялся: он сидел в этих, современных широких штанах с манжетой выше щиколотки, которые я не знаю, как называются, и в футболке с каким-то анимешным принтом. Что? В этом мире такой жанр, как аниме тоже присутствовал. Родом так же был из Японии и, среди молодёжи, пользовался достаточно большой популярностью. У нас, в смысле, у Российской Империи, сейчас с Империей Восходящего Солнца отношения вполне дружеские, так что, государственной политике и линии правящей верхушки эти мультики и картинки не противоречили.

Девочки… Мари была в лёгком белом сарафане с какими-то Югорскими узорами, возможно даже национальными, всё ж, Семья Фёдора Ювановича имел глубокие и обширные связи с местными, так что эта тема и ему и его домочадцам была близка.

Мария Фёдоровна сидела на диване, подобрав ноги, так что её сарафанчик, на самом деле, довольно-таки коротенький, не выглядел провокационно.

Алина была в топике и шортиках. И она, практически, пряталась за мной от «сурового взора Князя».

Такие вот посиделки. Почти семейные. Почти — потому, что семья у нас значительно больше, чем три человека.

А что мы вообще здесь делаем-то? Сидим. Перед телевизором. Смотрим какую-то рекламу на одном из центральных Имперских каналов. На который отец переключил, когда вошёл к нам в комнату и молчаливо, по-хозяйски, занял одно из кресел, предварительно завладев пультом.

Так-то мы, до его прихода, собирались премьеру моей песни, точнее клипа посмотреть на «Муз-тв». Как раз сегодня должна была быть. Мы ведь вполне уложились в отведённые отцом два дня. Больше того: готовый вариант был отправлен ему для предварительной оценки. Чтобы, в этот раз, сначала он посмотрел, послушал и оценил: можно такое выпускать в эфир, или не стоит, если я опять где-то чего-то не доглядел или не так понял в местном менталитете и конъюнктуре.

«Голос Князя» принёс ответ, что Князь доволен работой, что вызвало такой мощный и слаженный вздох облегчения у всех работников студии, которые это сообщение слышали, что, может мне и показалось, но, по-моему, стёкла в окнах от этого вздоха прогнулись на секунду, а потом завибрировали, отпущенные нормализовавшимся давлением.

Ответ-то принёс, а вот сам материал не вернул. И наши собственные рабочие копии велел в дело не запускать, в смысле, в эфир. Князь, вроде бы, сам решит и договорится, где, когда и как наш клип использовать.

С того момента прошло ещё два дня. Два дня в Кремле. Итого — уже четыре. Чем мы в них занимались? Да понятно, чем: Алинке песню записывать начали. И к съёмкам её клипа готовиться. Разрешение-то на посещение студии и выезды с территории Кремля у нас никто не забирал после окончания работы над первой песней. Больше скажу: тот же человечек всё ещё с нами ездит. То есть, опция «полное содействие» тоже ещё не отключена!