Проклятые - Паланик Чак - Страница 8

Вытащив из щеки огроменную булавку, панк с ирокезом вставляет ее острием в мой замок и пытается отпереть клетку.

VI

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Как я понимаю, членство в аду дает доступ к миллионам миллиардов знаменитостей первой величины. Единственный, с кем мне совсем неохота встречаться, это мой умерший дедушка. Мой давным-давно мертвый дедулечка Бен. Это долгая история. Давай спишем все на мое любопытство, но я не могу упустить эту возможность выбраться из клетки и совершить беглый осмотр окрестностей. Мне интересно, как тут все устроено.

Избавьте меня от дешевой любительской психологии, но я и вправду надеюсь понравиться дьяволу. Также не забываем о моей крепкой привязанности к тому самому слову на букву «н». Исходя из посылки, что я оказалась в аду, в склизкой клетке, вполне логично было бы заключить, что Богу я не особенно интересна, мои родители вне зоны доступа, как и любимые учителя, и консультанты по правильному питанию – в общем, все авторитетные взрослые, которым я старалась угодить на всем протяжении последних тринадцати лет. Неудивительно, что я перенесла свои детские, незрелые потребности во внимании и любви на единственное существо, кто доступен мне в качестве взрослого родителя, – на Сатану.

Эти два слова – на букву «н» и на букву «б» – служат безоговорочным доказательством моего упорного пристрастия ко всему жизнерадостному и оптимистичному. Если по правде, все мои усилия не изгваздаться в здешней грязи, следить за осанкой, изображать бодрость и радостно улыбаться направлены лишь на то, чтобы понравиться Сатане. При лучшем из всех вариантов развития событий я представляю себя в роли веселой, комической спутницы, этакой бойкой, нахальной толстушки, которая повсюду сопровождает самого Отца лжи, отпускает остроумные шуточки и подпирает его пошатнувшееся эго. При моей фонтанирующей жизнерадостности ни у кого не получится рядом со мной впасть в уныние, даже у Князя тьмы. Можно сказать, я – ходячий антидепрессант. Вероятно, поэтому Сатана и не торопится мне показаться: он просто хочет дождаться, когда моя неуемная энергия слегка поиссякнет.

Да, я кое-что понимаю в популярной психологии. Наверное, я чересчур жизнерадостна для мертвой девочки, но я и не отрицаю, что при первом знакомстве иногда произвожу впечатление какой-то маньячки.

Даже мой папа не раз повторял: «Моя дочь – настоящий дервиш». Что означает: я утомляю людей.

Именно по этой причине, когда панк с синим ирокезом отпирает дверь моей клетки и распахивает ее настежь на ржавых скрипучих петлях, я не устремляюсь вперед к свободе, а отступаю подальше вглубь клетки. Хотя этот панк только что бросил мне перстень с бриллиантом, который теперь занял место на среднем пальце моей правой руки, я все-таки сопротивляюсь своей жажде странствий. Я спрашиваю у парня, как его зовут.

– Меня? – Он втыкает булавку обратно в щеку. – Называй меня просто Арчер.

Я тяну время.

– За что тебя отправили в ад?

– Меня? – говорит этот парень, Арчер. – Я взял «калаш» своего старика… – Опустившись на одно колено, он приставляет к плечу невидимый автомат. – Уложил предков на месте. Потом застрелил младшего брата и младшую сестренку. И бабушку тоже. И нашу колли по кличке Лесси… – Под конец каждой фразы Арчер нажимает на невидимый спусковой крючок, глядя в прицел воображаемого автомата. При каждом нажатии его плечо резко уходит назад, как от отдачи, синий гребень на голове дергается и дрожит. Продолжая смотреть в невидимый прицел, Арчер продолжает: – Я спустил в унитаз свой риталин, приехал в школу на тачке предков, расстрелял всю футбольную команду и троих учителей… Они все мертвы, все мертвы, все мертвы. – Он встает, подносит ко рту воображаемый ствол и, сложив губы в трубочку, сдувает воображаемый ружейный дым.

– Чушь собачья! – кричит футболист Паттерсон, который уже окончательно восстановился в подростка с рыжими волосами, серыми глазами и крупным номером 54 на футболке. В одной руке он держит шлем. Его ноги царапают пол, острые стальные шипы на бутсах скрипят по камням. – Полный бред, – усмехается Паттерсон, качая головой. – Я видел твое личное дело, когда тебя сюда определили. Там написано, что ты просто вшивый магазинный воришка.

Умник-ботан Леонард заливается смехом.

Арчер поднимает с пола твердый, как камень, «снежок» из попкорна и со всей силы швыряет его Леонарду в ухо. Во все стороны разлетаются зерна попкорна и несколько ручек, выпавших из кармана у Леонарда, который сразу же прекращает смеяться.

– Нет, вы прикиньте, – произносит Паттерсон. – В его личном деле написано, что наш мистер Серийный Убийца попытался украсть в магазине буханку хлеба и пачку подгузников.

Все-таки оторвавшись от зеркальца, Бабетта переспрашивает:

– Подгузников?

Арчер подходит к клетке Паттерсона, просовывает подбородок между прутьями и рычит сквозь стиснутые зубы:

– Заткнись, хрен бандажный!

Бабетта удивляется:

– У тебя есть ребенок?

Обернувшись к ней, Арчер кричит:

– И ты тоже заткнись!

– Возвращайся к себе в клетку, – говорит Леонард. – Пока ты нас всех не подставил.

– Чего? – Арчер приближается к клетке Леонарда, вынимает из щеки булавку и принимается вскрывать замок. – Боишься дисциплинарного взыскания в личном деле, да, мелкий прыщ? – Ковыряясь булавкой в замке, он усмехается: – Боишься, что тебя не возьмут в универ Лиги плюща? – Замок поддается, и Арчер распахивает дверцу клетки.

Схватившись за дверь, Леонард закрывает ее и кричит:

– Не надо!

Незапертая дверь снова распахивается. Леонард пытается удержать ее.

– Запри скорее, пока не явился какой-нибудь демон…

Синяя голова Арчера уже приближается к клетке Бабетты, держа наготове булавку, он говорит:

– Эй, красотка, я знаю одно живописное местечко на западном побережье моря Насекомых. Тебе понравится. – Он открывает ее замок.

Леонард продолжает держать свою дверь.

Моя клетка открыта. Я сжимаю руку в кулак вокруг своего нового перстня с бриллиантом.

Паттерсон кричит:

– Ты, утырок, не сумеешь добраться даже до дальнего берега озера Дерьма!

Распахнув дверцу клетки Бабетты, Арчер отвечает:

– Ну, тогда пойдем с нами, хрен в бандаже. Покажешь дорогу.

Убирая косметику обратно в поддельную сумочку «Коуч», Бабетта замечает:

– Да… Если не побоишься.

Она приподнимает подол и без того коротенькой юбки, как будто не хочет, чтобы он волочился по полу. Будучи истинной мисс Проститутти О'Проститут, Бабетта демонстрирует ноги почти до трусов и выходит из клетки, изящно ступая на каблуках в своих поддельных «маноло бланиках».

Леонард наклоняется и подбирает упавшие ручки. Вытряхивает из волос липкие крошки попкорна.

Арчер подходит к клетке Паттерсона. Держит булавку подальше от прутьев, чтобы тот до нее не дотянулся, и подзуживает его:

– Ну что, пойдем погуляем?

Пытаясь привлечь внимание Леонарда, я излагаю ему свою теорию о терапевтической модификации поведения, пришедшей на смену старому доброму экзорцизму. В наши дни, если кто-то из моих подружек, из моих ныне здравствующих подружек, целыми днями сидит в спальне и пытается вызвать у себя рвоту, то ей ставят диагноз: булимия. Вместо того чтобы пригласить в дом священника, который поговорит с девочкой о ее поведении, проявит внимание и участие и изгонит вселившегося в нее демона, современные семьи обращаются к когнитивно-поведенческому психотерапевту. А ведь еще в 1970-х годах девчонок-подростков с расстройствами пищевого поведения обливали святой водой.

Моя надежда поистине неубиваема, но Леонард, черт возьми, не слушает.

Арчер уже выпустил Паттерсона из клетки. Бабетта присоединяется к ним, и все трое уходят к огненному горизонту сквозь облака черных мух под истошные вопли грешников. Паттерсон подает руку Бабетте, чтобы ей было удобнее идти на каблуках. Арчер презрительно усмехается, но, возможно, так просто кажется из-за булавки у него в щеке.