Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 39

Краснова чуть не перекосило от острого чувства бессилия и ненависти. Дитер, который внимательно слушал разговор, одев наушники, наверное, увидел, как изменилось его лицо, и отрицательно покачал головой.

Впрочем, Краснов и сам понимал, что срываться не время.

— Артур, — сказал он в трубку, услышав в наушнике тяжелое дыхание Гельфера. — Арт, ты как?

— Будет лучше, Костя.

Голос его звучал совершенно по-другому. Совершенно незнакомый, чужой голос. Только интонации были гельферовские и напевное произношение фраз. Только Артур всегда говорил так, как будто бы поет — меняя высоту тона от начала к концу фразы.

— Как ты там оказался? Ты же был в Москве.

— Доставили. В багажнике.

— Они везли тебя в багажнике?

— Прямо с Таганки. — Сказал Артур. — Сходил в театр, называется.

Слышно было, как рассмеялся Лукьяненко.

— Что они от тебя хотят?

— Хотят, чтобы я отслеживал корсчета и списание с них. Ты должен перевести деньги?

— Я оформил трансферт.

— Много?

— Сорок.

— Мда, не мало… Багамы? Кипр?

— Кайманы.

Гельфер помолчал.

— Здорово придумано. Кто-то в курсе наших дел, да, Вождь?

— Не то слово. Тебя били?

— А как же без этого? Не смертельно. Могло быть хуже.

— Диана? Дети?

— Слава Богу, живы — здоровы…

— Их били?

— При мне — нет. Диана сейчас в одной комнате со мной. Дети наверху. Я их слышу.

— Держись, Арт.

— Куда я денусь? — Гельфер закашлялся. — Это еще дня два, как минимум. Долго.

— Списание ты увидишь уже сегодня.

— Боюсь, Вождь, что списание господина Лукьяненко не удовлетворит. Он материалист.

— Тебе досталось, дружище.

Голос Гельфера дрогнул.

— Есть немного, Костик.

— Я сделаю, что могу.

— Я знаю.

В трубке зашумело, и снова возник голос Лукьяненко.

— Поговорили, подельнички?

— Если с кем-то из них случится что-нибудь плохое, — сказал Краснов, чувствуя, как спирает дыхание, — я тебя достану из-под земли.

— Да не волнуйся ты так, Краснов. Ты делай, что тебе сказано. И ни с кем ничего не случиться. А то — ты какой-то дерганый стал. Нервный. Тебе, родной, волноваться вредно. Не дай Бог, инфаркт или инсульт. Осиротишь и семью, и нас, служивых.

— Я тебя предупредил.

— Ты, верно, меня не понял, Константин Николаевич. Ты сейчас — никто. Пшик. Тебе к этому привыкнуть тяжело. Но ты привыкай. И не грози мне. Не надо. Сейчас бояться надо тем, кто у меня в этой комнате сидит. И если твой жидёнок сегодня не увидит списания, то я покажу тебе и им — чего надо бояться. Понял, родной? Ну и ладушки.… Проехали. Завтра в 10 по Европе — звони.

И он повесил трубку.

Костя задыхался, как выброшенная на берег рыба. В кабинете работал кондиционер, но лоб его, все равно, был покрыт крупными каплями пота. Влажный воротник рубашки охватывал шею, словно удавка. Краснов распустил узел галстука, рванул воротничок так, что пуговица запрыгала по паркету и только тогда опять начал дышать.

— Спокойнее. — Сказал Дитер, снимая наушники.

— Что спокойнее? — чуть ли не прокричал Краснов. — Весь твой план — коту под хвост.

— Не так. — Невозмутимо возразил Штайнц. — Не хвост. Не собака. Карточка твой телефон останется тут. Она будет звонить тебе отсюда в Украина. Все думать — мы с тобой Кёльн. Твой карточка будет Кёльн. Ты — другой места. А все видеть — ты в Германия.

Он посмотрел на растрепанного Краснова и покачал головой.

— Я понимаю, Костя. Но если ты не будешь холодный кровь, может случиться беда. И тебе надо сменить рубашку. — Он нажал кнопку селектора и заговорил по-немецки, обращаясь к Габи. Потом вернулся, сел напротив Краснова в кресло и внимательно посмотрел ему в глаза. — Мы ехать на встречи сейчас. Возьми себя в руки, герр Краснов. Никто не должен видеть тебя тяжело. Озабочен. Да. Не слабый. Я сочувствовать, друг мой.

В комнате тихо, как привидение, возникла фройлян Габи с запечатанными рубашками в руках.

— Ваш размер, герр Краснов? Позвольте проводить вас в гостевой кабинет герра Штайнца. Вы сможете принять душ.

Из машины Краснов позвонил Тоцкому.

Андрюша, несмотря на свое незаконченное высшее техническое, работал в банке почти с момента основания. Краснов подтянул его сразу же, как только возникло валютное управление. И ни на секунду об этом не пожалел. Тоцкий с первого дня включился в работу и каждую неделю таскал Гельферу новые схемы, как по основному, так и по не основному виду деятельности. Гельфер чесал затылок. Они спорили, иногда ругались, но все чаще и чаще Артур задумывался, смотрел на Тоцкого с уважением и они, забравшись в «компактный» Костин кабинет, запирали двери и излагали свеженькую идею. Уже через два месяца работы, осведомленные сотрудники банка за глаза называли Андрея «молодым дарованием», а Калинин предложил ввести в штатное расписание новую должность — заместитель управляющего по обналичке. Для банка этот вид деятельности был, конечно, не основной статьёй дохода, но и назвать его чисто вспомогательным — означало покривить душой. Бизнес нуждался в таких услугах и «СВ Банк» с удовольствием эти услуги предоставлял.

Как выяснилось, Тоцкий был знаком и, более того, находился в приятельских отношениях, с огромным количеством «полезных» людей. А природное обаяние и живой ум помогали ему эти связи развивать и множить.

Начальник валютного управления, Гена Камышев, из «бывших» комсомольских работников, в начале откровенно испугался напора «молодого дарования». Но, будучи матерым аппаратчиком, быстро сообразил, что Тоцкий идеальный вариант «зама». Деятельного, инициативного и рискового — при котором самому Камышеву можно просто выполнять функциональные обязанности. Правда, аккуратно и честно, но за то без напряжения, риска и за хорошую зарплату. Честолюбия и любви к званиям Андрей был лишен начисто, а единственным критерием успеха считал материальный результат.

Система «лоро» счетов, реализованная «СВ Банком» совместно с прибалтийскими партнерами, позволяла осуществлять платежи за рубеж и конвертации «пустого» купоно-карбованца в валюту, легко и просто. А в рамках действующего, на тот момент, законодательства — была почти легальна, во всяком случае, совершенно ненаказуема. В обход всех «рогаток» и запретов, фактически на глазах у всех, Андрюша наладил систему взаимоотношений с партнерами, принесшую банку миллионные прибыли. Истертые, похожие на фантики или трамвайные талоны, купоно-карбованцы превращались эшелоны металлопроката, леса, удобрений, спирта. Конечно, только в руках у тех, кто знал, КАК это сделать. А в страну хлынул поток импортных товаров, за которые надо было платить валютой. Правда, тоже надо было знать КАК.

Галопирующая инфляция за день превращала миллионы украинских фантиков в фикцию. Но те, кто знал, КАК, успевали превратить их в валюту или в продаваемый за рубеж товар. Именно под нужды своих друзей, «металлистов», Тоцкий организовал схемы завоза в страну «налички», помогавшие избежать обязательной продажи валюты государству по государственному курсу. И последующей покупки её же у того же государства, но уже по курсу коммерческому.

Государство, скромно и ненавязчиво, не замечало разницу в несколько раз между этими двумя операциями, а вот экспортеры замечали, и мириться с этим не могли и не хотели. Во всю заработали схемы двойных контрактов. На плохой бумаге и с грамматическими ошибками в русском и в английском тексте, с сокрытой «тайной» разницей контрактных цен.

Сотни и тысячи фирм, зарегистрированные сообразительными гражданами независимой Украины в оффшорных зонах, покупали у своих украинских «мам» и «пап» продукцию по цене производителя и тут же продавали ее в портах по почти мировым ценам. Миллионы долларов наличными пересекали границу в сумках курьеров, превращаясь в «купонную массу» на счетах фиктивных фирм по коммерческому курсу, а уже на следующий день ими оплачивались контракты с предприятиями и в портах грузились новые пароходы. Огромные деньги ежедневно уходили из страны, «ложились на дно», на счета в респектабельных банках, чему способствовал и идиотский закон, и взяточничество чиновников, и пронырливость коммерсантов. В этом была суть системы — корабль с распахнутыми кингстонами под бравурную народную музыку удалялся в сторону открытого океана.