Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 21

Они оба рассмеялись.

— Нет, правда, Костя, я так не могу. Они на меня смотрят во все глаза, ничего не соображают и совершенно ничего не знают. Девятый, десятый класс не могут сказать, как их зовут по-английски, двух слов не свяжут. А спортсмены из спецкласса? Жуть! Длинные, как дядя Степа. Я одному говорю:

— Встаньте, пожалуйста, когда я называю вашу фамилию.

А он мне басом:

— Диана Сергеевна, может лучше не надо.

— Надо, — говорю, — так принято.

Ну, он и встал. У меня чуть шея не сломалась.

— Лучше — сядьте.

Класс смеется — я ему по пуп. А он опять басом:

— Я же говорил — не надо.

И никто — ни слова по-английски.

— Не удивляюсь. Им это ни к чему.

— Когда сообразят, что им это нужно, будет поздно.

— Я думаю, что если и сообразят, то немногие. Так что, не переживай, Ди. Я тоже в школе особо языком не интересовался, а потом сам корячился и выучил, как видишь.

— То-то у тебя произношение, как у безграмотного индуса.

— Протест.

— Не принимается. Ты говоришь, как варвар.

— Я рад, что, вообще, говорю. Кстати, мисс, хочу вам напомнить, что я простой парень из маленького провинциального городка и обязан изъясняться на ломаном украинском, ломаном русском и на совершенном русском матерном. Остальное — сверх программы.

— Ладно. Не задирай нос. Я и так знаю, что ты отдаленный потомок Ломоносова.

Они дошли до площади. Ветер усиливался. Она тесно прижалась к нему, крепко ухватившись за локоть.

— Костя, я замерзаю.

— Ты женщина южная, нежная…

— Знаю. Поэтому южная женщина сейчас упадет замертво.

— Не успеет. Сейчас что-нибудь придумаем. Так, сворачиваем влево и быстренько-быстренько… Мадам, я приглашаю вас к себе. Партия и комсомол выделили мне двухкомнатную квартиру еще год назад, за особые заслуги, разумеется…

— Ты приглашаешь меня в гости? Вот уж не думала, что дождусь…

— Так ты, оказывается, ждала? Кстати, у тебя я тоже в гостях ни разу не был, так что квиты. Зато мы были во всех кафе в городе.

— Неужели во всех? — рассмеялась она.

— Ну, почти. Может быть, на окраинах осталась парочка, куда нас не заносило…

— Значит, если бы эти кафешки были не на окраине, ты бы меня и не пригласил…

— Мадам!? — возмутился Краснов.

— Пока еще — мадемуазель.

— Не купить ли нам бутылочку шампанского?..

— Скажу честно, хоть может даме это не к лицу, но я окоченела, как лесоруб, и хочу кофе с коньяком. Или просто коньяк, а потом горячий кофе. Нет, можно так, сначала горячий кофе, потом коньяк с лимоном, потом опять кофе…

— Но с коньяком, потом коньяк без кофе, — продолжал он со смехом, — полчасика по такой программе и ты точно будешь, как лесоруб, только, как пьяный лесоруб.

— Это лучше, — сказала Диана, прикрывая нос варежкой, — господи, я чувствую себя, как кусок мяса в испарителе. Ну, скоро мы придем?

Они вышли на Набережную, и ветер дунул с новой силой. Невольно, они перешли на бег, и влетели в подъезд Костиного дома, как пуля.

— Вызывай быстрее лифт, — попросила Диана, — шампанского он хотел. — Ты, Краснов, морозоустойчивый. Тебя на БАМ надо отправить.

— Лучше не надо. — Он распахнул перед ней дверь старого лифта, стены которого были исцарапаны и покрыты такой росписью, что аборигены пустыни Наска при взгляде на них покраснели бы от стыда.

— На надписи не смотреть, — предупредил он.

Для того чтобы не смотреть, надо было закрыть глаза. Но лучше было бы и не дышать. Судя по запаху, в этом лифте справили нужду все собаки, кошки и дети, обитавшие в ближайших двух кварталах.

— Пардон, мадемуазель. — Сказал Костя. — Придется потерпеть. Пешком тоже проблематично — восьмой этаж. И на лестнице тоже можно вступить в подарок.

— М-да. — сказала Диана, прикрывая нос, — Сильное первое впечатление. Ты знаешь, мне начинает нравиться идея с кафе на окраине.

Лифт лязгнул и остановился.

Костя занимал маленькую двухкомнатную квартиру, с крошечной кухней и неожиданно большой прихожей. Достоинств в ней было больше, чем недостатков, во всяком случае, для Краснова, впервые в жизни получившего собственный угол. После десятка лет жизни в общежитиях — это было просто раем. Квартира попала в фонды горкома после того, как ее покинула тихая еврейская семья, выехавшая на постоянное место жительства в США. Были они, наверное, из числа бедных эмигрантов, а может, сидели «в отказе» пару лет. Некогда опрятная, чистая квартира была запущена. Чувствовалось, что у отъезжавших просто до всего не доходили руки.

Получив ордер, Краснов содрал со стен обои, размыл потолки (оставил в целости только кафель в туалете, в ванной и еще на одной стене в кухне), приволок циклевочную машину и добела отчистил паркет. Через неделю — квартиру было не узнать. Но вопрос с мебелью оставался открытым. Особых сбережений у Кости не было. Он ежемесячно отправлял тридцать пять рублей матери, а на его зарплату особо шиковать было невозможно. Рассчитав, что его финансов на обстановку не хватает, Краснов решил действовать поэтапно. За семьсот шестьдесят четыре рубля, в рассрочку и по знакомству, была куплена чешская гостиная. За шестнадцать с мелочью миниатюрный, как японка, кухонный столик и четыре табуретки. За девять рублей в комиссионке найден вполне приличный кухонный шкафчик для посуды. Пустые кастрюли Костя держал в духовке, так как печь не умел.

Таким образом, одна комната была обставлена полностью, на кухне уже с трудом можно было повернуться после покупки холодильника, а вторая комната была пустой, только в углу Костя держал списанный сейф, в котором хранил книги, перешедшие в наследство от старика Розенберга. По вполне понятным причинам им не было места на книжных полках.

Кроме мебели и книг, были в комнате телевизор и радиоприемник ВЭФ. За стеклами в книжном шкафу стояли старые семейные фотографии. Окно и балконная дверь были занавешены дешевым тюлем, а на кухне — неожиданно яркими ситцевыми шторками («Наверное, мать прислала», — подумала Диана). В мойке, как ни странно, не было грязной посуды. Даже чайник выглядел вполне достойно. Такой приличный эмалированный чайник, даже не очень закопчённый.

— Скажи честно, ты готовился?

— В каком смысле? — спросил Костя.

— К моему приходу. Ну, убирал, мыл, начищал?

— Ди, — сказал он. — Я, конечно, готовился, но ты забываешь, что с детства я жил в общежитии. Вернее, с ранней юности. Это привычка.

— М-да… — протянула она разочарованно. — А я уже решила, что это для меня…

Костя уже открывал коньяк.

— Ты садись. Если хочешь, давай чуток насвинячим. Я это сделаю специально для тебя, с особым удовольствием.

Диана устроилась в большом кресле, рядом с горячей батареей, уперлась в нее ступнями и почувствовала, что начинает согреваться.

— И кофе… — жалобно попросила она. — Полцарства за большую-большую чашку горячего кофе.

— Слушаюсь, мадемуазель. — Отозвался он с кухни. — Не желаете ли чего откушать?

— Костя, ты с ума сошел! На мне еще минимум три лишних килограмма, а то и все четыре.

— Да? Ты серьезно? Должен сказать, что они довольно удачно на тебе расположены.

— Глупости! Никто не любит толстых женщин!

— Глупости! — сказал Костя, внося поднос с бутербродами и бутылкой коньяка. — Девяносто пять процентов мужчин любят толстых женщин. А остальные пять — тоже любят толстых женщин, но тщательно это скрывают. Так, сейчас принесу лимон…

— А я помою руки… Где у вас тут моют руки, сударь?

— Выйди в коридор — не заблудишься. Справа не то, что тебе нужно, а слева — то.

— Откуда ты знаешь, что мне нужно?

— Ну, тогда и справа, и слева — то, что нужно. Кстати, полотенца чистые.

— Значит, таки готовился принимать гостей, обманщик?! — крикнула она из ванной.

— Каюсь!

— Принимается!

Проходя обратно в комнату, она увидела в прихожей телефон с длинным проводом и, почему-то, с волнением подумала, что во время их ночных разговоров, а болтали они иногда до поздней ночи, он говорил с ней уже лежа на диване. Эта мысль подействовала на нее возбуждающе и она, усмехнувшись про себя, решила, что если так и дальше пойдет, придется просто спасаться бегством. Совершенно без повода, если конечно не считать поводом ее приход в холостяцкую квартиру, в ней опять появилось что-то, напоминающее сжатую пружину. Конечно, она понимала, что насилия с его стороны просто глупо ожидать (о чем это вы, мадемуазель? Что за странные мыслишки приходят к вам в голову? Кто в этой комнате подумал о насилии?) , но эта внутренняя напряженность… Он был напряжен, так же, как и она… Точно! Интересно, можно ли его спровоцировать? (на что, мадемуазель? Вас-то уже и провоцировать не надо! Что бы подумала ваша мама, если бы она могла читать мысли? Мысли то у вас, как у мадам, мадемуазель, честное благородное слово. И это еще мягко сказано! Насилие… Чушь! Вас просто невозможно изнасиловать — вы не будете сопротивляться).