Трофей для Хищника (СИ) - Юта Анна - Страница 10

— На втором этаже гостевые спальни, библиотека, покои и второй кабинет Игоря Михайловича, — завершает свою речь он. — Налить вам что-нибудь?

— От воды… не откажусь, — пить и правда хочется, но сильнее хочется занять руки.

Меня колотит. Дом нереально дорого обставлен. Мне сложно представить, кем же должен являться Игорь Михайлович при тех вводных, которые я имею.

Леша приносит мне стакан воды с кухни и предлагает присесть. Опускаюсь на диванчик и ставлю стакан на широкий подлокотник. Мой провожатый остается стоять неподалеку, но больше ничего не говорит. Видимо, хозяин дома вот-вот явится.

Ладони потеют от напряженного ожидания того, что произойдет дальше. Почему я так уверена, что Игорь Михайлович потребует от меня близости? Его взгляд и вообще весь наш первый разговор так и кричал, что я ему приглянулась, как женщина. А еще, наверное, потому что какой-то далекой, маленькой частью сознания я сама этого хочу. Несмотря на всю колючесть, внешне мой новый босс меня впечатлил. От одного его взгляда кожа покрывается мурашками. И, конечно, от очень мужского запаха, который сложно охарактеризовать. Но подсознательно ты знаешь, так пахнет настоящий мужчина.

Входная дверь с тихим хлопком закрывается, и в гостиной вскоре появляется Игорь Михайлович. Смотрит сначала на Лешу, потом на меня, и я против воли вытягиваюсь, как струнка, выпрямляю спину. Затем он возвращает внимание моему провожатому и приказывает уйти.

У меня мурашки по рукам бегут от одной лишь мысли, что мы снова останемся наедине. Игорь Михайлович приближается, и я встаю. Я чувствую себя рядом с ним беззащитно и неуверенно. Очень хочу спросить, чем мне придется заниматься в доме, но прикусываю язык. Хватит нарушать его правила! Нельзя самой задавать вопросы, если я хочу, чтобы мама Жени продолжала лечиться.

— Как тебе дом? — невозмутимо спрашивает Игорь Михайлович, подойдя ко мне.

— Отличный, — отвечаю чуть ли не заикаясь.

Каждую секунду жду подвоха.

— Ты еще не видела свое основное рабочее место, — он загадочно улыбается, по-хозяйски берет меня за руку и влечет к лестнице на второй этаж.

Как будто мы уже тысячу лет друг друга знаем. Какая-то часть моего сознания хочет выдернуть ладонь, но есть другая, которой нравится прикосновение, и третья, которая не хочет сердить этого мужчину.

Смысл его слов доходит спустя несколько мгновений. Основное рабочее место на втором этаже. Спальня что ли? Внутри все сжимается. Нет, я так не могу. Я ж не распутница какая-то отдаваться мужчине в первую же встречу… А если прикажет? Буду протестовать. А если не отступится… Моя женская гордость или здоровье Жениной мамы. Невыносимая дилемма!

Ладони потеют от осознания западни, в которую я угодила, но телом владеет оцепенение, я просто иду следом за Игорем Михайловичем и обреченно жду развития ситуации.

— Ты чего так трясешься? — вдруг спрашивает он. В голосе как будто легкое недовольство, или это его обычный тон? — Я тебя не съем.

— Я вас боюсь, — отвечаю честно.

Игорь Михайлович поворачивает меня к себе лицом. Смотрит на меня с сожалением, которого я совсем не ожидала увидеть в его глазах.

— Просто будь хорошей девочкой, и все у тебя будет отлично, поняла? — а вот тон с его взглядом контрастирует кардинально.

Не разобрать, что из этого фальшивое. То ли жестко сказанная фраза, то ли сожалеющий взгляд. В любом случае, надо ответить.

— Поняла. Я постараюсь, — произношу и понимаю, что это не закрытая им лазейка. — Мне очень тяжело подчиняться вашим правилам. Я экстраверт, молчание сводит меня с ума.

Игорь Михайлович смеривает меня укоризненным взглядом.

— Чтобы разговор клеился, — он останавливается на выходе с лестницы, — на вопросы надо отвечать. А ты всеми силами мажешься. С тобой пока ни о чем говорить не получается.

Становится досадно. Он ведь и правда со мной беседовал. Сам. В удобном темпе, в удобное время, но расспрашивал же, а я злилась и не хотела отвечать. А теперь… вопроса в конце его реплики не прозвучало. Молчать.

По сенсору над головой зажигается свет в такой же огромной гостиной, как на первом этаже, но двери, ведущие из нее, расположены иначе. Мы подходим к самой дальней, которая находится примерно над прихожей, и Игорь Михайлович открывает ее передо мной.

Против воли стискиваю его ладонь, но расслабляю руку, видя в проем интерьер кабинета. Я и забыла, что на втором этаже есть еще и кабинет.

— Проходи, экстраверт, — иронично произносит Игорь Михайлович. — Есть для тебя работенка.

14

Немного отлегло. Вхожу в небольшой полутемный кабинет. Свет проникает только из гостиной, и сзади на меня падает огромная тень Игоря Михайловича. Чувствую себя рядом с ним дюймовочкой. Он щелкает за спиной выключателем, и под потолком загорается красивая антикварная люстра.

Здесь пахнет старой бумагой, пылью, деревом и кожей. Оглядываюсь. Впереди ближе к окну на большом дубовом столе с суконной столешницей стоит открытый ноутбук с отгрызенным яблоком на крышке. По левой стене от угла до второго окна тянется огромный деревянный стеллаж, почти полностью заполненный книгами. В правом дальнем углу, стоит глобус с меня ростом и журнальный столик с парой мягких с виду кожаных кресел.

Тут идеальный порядок, нечего прибирать. Все на местах.

Оборачиваюсь к Игорю Михайловичу с вопросительным выражением лица.

Он закрывает дверь и направляется к столу. Указывает мне на нечто, завернутое в топорщащуюся льняную ткань. Я приняла это за живописную композицию, а ля модерновая скульптура — в наше время чего только ни придумают.

— Разверни, — произносит с хитрой интонацией Игорь Михайлович и усаживается в кресло.

Исполняю и прихожу в недоумение, смешанное с восторгом. Внутри свертка три старинных книги. Нижняя в истрепанном кожаном переплете. У меня ощущение, что передо мной несусветное сокровище. Я никогда не ловила себя на библиофилии, но осознавать, что передо мной раритетные издания почему-то очень трепетно. Похоже, Игорь Михайлович угорает не только по антиквариату, но вообще по всему старому. Не удивлюсь, если у него где-нибудь припрятана коллекция монет.

Провожу пальцами по верхней книге «Крейцерова соната» Толстого, ощущая шероховатость тисненных букв. Это восторг. Но мне-то что с ними делать? Поднимаю на Игоря Михайловича взгляд и жду инструкций.

— Я хочу, чтобы ты расставила их по местам, — отвечает он на незаданный вопрос, кивая на стеллаж у правой стены. Затем переводит взгляд в ноутбук, будит его и добавляет себе под нос: — По аналогии с тем, как стоят другие. Посмотри, разберешься.

Осекаюсь, чтобы не сказать: «Поняла, сделаю». Молча направляюсь к библиотеке и рассматриваю книги, чтобы выявить систему, по которой он их там расставляет.

Получается не сразу. Поначалу вообще кажется, что никакой системы нет. «Лолита» Набокова соседствует с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, а «Фауст» Гете стоит рядом с «Преступлением и наказанием» Достоевского. Ни по годам издания, ни по размеру, ни по материалу обложки их не объединить. Потом доходит — книги расставлены по темам. Первые две — о раннем взрослении, а другие — о покаянии и искуплении.

«Крейцерову сонату» я ставлю в один ряд с «Анной Карениной» Толстого и «Джен Эйр» Бронте, очевидно, тут стоят книги про сложные семейные отношения. «Овода» Войнич 1898 года с кожаным корешком и «ятями» в названии располагаю на полке с «Чучелом» Железникова и «Тарасом Бульбой» Гоголя, как книги о предательстве, но потом все же переставляю к «Отцам и детям» Тургенева, объединяя их сложными отношениями сына и отца.

Долго размышляю, куда поставить «Маленького принца» Экзюпери. Вроде не про взросление. Открываю — я автоматически прочитала название на английском и даже не отсекла, что это оригинал сорок девятого года!

— «Маленького принца» поставь к «Трем товарищам» Эрих Марии Ремарк, — вдруг сзади раздается рокотливый голос Игоря Михайловича.