Неидеальные. Откровения о любви (СИ) - Лейк Оливия - Страница 73

— Анна Эммануиловна, все в порядке? — меня встречала сиделка. Она выглядела усталой.

— Дмитрий Александрович, мне кажется, вашего отца нужно обследовать, — проговорила шепотом, озвучивая проблему очень деликатно.

— На предмет чего? В ваших отчетах не было о проблемах со здоровьем.

Отец успешно проходил реабилитацию: лечебная физкультура, массаж, минеральные ванны. Были даже позитивные тенденции в чувствительности конечностей. Что случилось?

— С его физическим состоянием все в пределах нормы, но, мне кажется, есть психологические проблемы. Александр Андреевич иногда забывается. Вы понимаете меня?

— Деменция?! — ошеломленно переспросил. Да, Анна Эммануиловна была очень дипломатична. Неужели у отца старческое слабоумие?! Разве такое возможно?! Он жестокий, эгоистичный, алчный и циничный, но ум всегда был острым. Не верю, что такая болезнь могла подобраться к нему!

— Я не врач. Я просто информирую, — она сразу подобралась и тон из доверительного трансформировался в деловой и прохладный. — Александр Андреевич сегодня из своей комнаты не выходил. Ожидает вас у себя.

Я поднялся на второй этаж, после короткого стука и сухого разрешения из-за двери, вошел.

— Здравствуй, папа.

— Явился! — проворчал он, кривя губы. — Девка оказалась дороже отца родного.

Я не стал отвечать на выпад. Передо мной старый больной человек. Что с него взять…

— Чего ты хотел? — опустился в кресло возле окна, пальцы в замок переплел и приготовился. Ничего хорошего от него услышать не ждал.

— Почему до сих пор не женился на девчонке? — неожиданно поинтересовался отец. — Чего ждешь?

Я удивленно заломил бровь. С чего вдруг такая настойчивость?

— Ты должен тащить ее в загс, пока глупостей не наделала!

— Каких глупостей? — подозрительно сощурился. У меня была догадка, но нужно подтверждение. Точнее, не нужно. Не хочу, чтобы окончательно упал в моих глазах. Оттуда уже не подняться.

— Нам нужен контрольный пакет акций! Неужели не понимаешь! Нельзя допустить, чтобы учудила что-нибудь. Бабы, они такие, умеют глупости творить! Перед свадьбой обязательно подпишите брачный контракт с пунктом о передаче ценных бумаг. Подсунь ей: пока влюблена в тебя, как кошка, подпишет, как миленькая!

Я слушал его с молчаливым изумлением. Я ведь никогда не был податливым и пассивным. Шел своим путем. Так с чего отец решил, что сейчас что-то изменилось?!

— Знаешь, — начал негромко и даже спокойно, — вот слушаю тебя, и мне кажется, что ты бредишь.

Я поднялся. Все. Баста. Задолбался. Не хочу больше. Ничего общего с ним, компанией и этими деньгами иметь не желаю.

— Но спасибо. Ты помог мне кое-что понять, — двинулся к выходу под пыхтение и злобный взгляд. Я ведь не об этом мечтал! Никогда не хотел быть управленцем в «Теско»! С отцом вместе работать не хотел! Я для него всегда был недостаточно хорош. Ему всегда мало. Больше. Лучше. Сильнее. А я просто хотел дышать! Вольно!

Я ведь законником мечтал быть. И был! Но бросил. Бежал от себя и от своих чувств. Поэтому сделал неправильный выбор. Пора исправлять ошибки. Я ведь мог вернуться в прокуратуру или открыть свою юридическую фирму. Или заняться бизнесом, никак не связанным с родительским. Демид давно звал в компаньоны!

— Дима, — окликнул отец. Я обернулся в дверях, — знаешь, почему она мне не понравилась?

Я не стал отвечать. И так скажет.

— С ней ты другой. Не мой сын, а размазня под бабским каблуком.

— Именно так любят женщину. Но тебе не понять.

— Их не любить нужно! А использовать! — рявкнул он. Я просто ушел. Внизу ожидала Анна Эммануиловна:

— Вы правы: ему нужна помощь. Я займусь этим.

Человек в своем уме не мог вот так себя вести. Пусть врачи проконсультируют. Мозги набекрень точно свернули.

Я отъехал от дома. Собирался как всегда к детям, но отчего-то свернул в другую сторону. Туда, где не был больше двадцати лет. К матери.

— Закрыто, — меня остановили у главных ворот на кладбище.

— Мне нужно, — достал из кармана пальто бумажник. Дал сторожу тысячу. Тот почесал затылок и открыл мне.

— Дорогу знаете?

— Знаю.

Я был здесь однажды. В день похорон, но помнил поразительно четко куда идти. Ноги сами вели.

Могила была ухоженной и опрятной: с красивым надгробием и свежими лилиями в высокой каменной вазе. Я ни разу сюда не приходил, но когда стал финансово независимым каждую неделю посылал ей цветы. Чтобы были. Мама любила. Да и отец, полагаю, не забыл покойную жену — видно, что за этим местом постоянно ухаживали.

Я присел на влажную каменную скамью и поднял глаза на ее портрет. Мама улыбалась и казалась живой.

— Прости, — хрипло прошептал. — Я не приходил раньше, потому что…

Потому что было слишком больно. И обидно. Как она могла оставить меня! Я так нуждался в ней. Нельзя отнимать мать у ребенка. И уж тем более она не должна бросать его по собственной воле! Так я думал много лет. А сейчас…

— Наверное, ты устала, — предположил я. — Он как вампир, — говорил про отца. — Я хотел бы сказать, что понимаю, но пока не готов, но я постараюсь. Обязательно… — замолчал, собираясь с силами, открывая душу полностью. Там всегда был потайной уголок, куда даже сам не заглядывал и никого не пускал. Алену тоже. — Я скучаю, мама. Очень. Я не говорил, даже думать об этом не позволял… — глаза неожиданно защипало. Я пальцами провел по щеке: это слезы? Настоящие? Я не плакал со дня смерти матери. Не давал воли, не расслаблялся полностью, не открывался до самой мелкой поры. Возможно, это очищение? Возможно…

— Спасибо, мама, — провел пальцами по холодному мокрому мрамору. — Я еще приду.

К Алене приехал позже обычного. Кирилл уже точно спал. Катя наверняка укладывалась. Я не стал стучать, предупреждая о приходе. Просто надавил на ручку. Бесшумно пересек холл, ведомый тихим размеренным голосом.

Алена сидела в гостиной на диване, под боком дочь в пижаме, а сын, положив голову на колени, сладко спал, только темные реснички подрагивали. Горел камин, бросая красные блики на лицо Алены, золотя темные волосы. Она читала детям, безмятежно и мирно. Я осторожно скинул пальто и подошел к ним.

— Привет, — шепнул и присел возле ее ног. Она смотрела и столько было в ее взгляде… Но самое главное — меня ждала.

— Папа пришел! — радостно воскликнула мелкая.

— Тшш, — палец ко рту приложил и улыбнулся ей. Кирилла по темным волосам погладил. — Спать пора, мелкая, — чмокнул ее в нос. — Я помогу, — посмотрел на молчаливую, непривычно робкую Алену и легко подхватил сына на руки.

Мы уложили детей и застыли друг напротив друга в коридоре на втором этаже.

— Ален…

— Дим…

Начали одновременно и осеклись, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Ты что-то хотел сказать? — Алена взглянула с надеждой. И хитринкой. Лиса. Уступила мне начать.

— Ты нужна мне. Я очень тебя люблю. Ален, очень. Ты лучшее, что случилось со мной в жизни. Мы все такие воспитанные, образованные, в Гарварде и Кэмбридже учившиеся — полные моральные ничтожества. И я в том числе. Прости меня. Я помню, что обещал оставить тебя, но я не могу. Позволь быть рядом. На любых условиях. На все согласен.

— Ты тоже прости, Дим.

— За что? — не понимающе спросил.

— За то, что не такая уж идеальная. Далеко не такая, Дим. Я ведь скучала по тебе. С ума сходила от тоски. Давно сказать хотела, но не могла переступить через гордость. Ждала, что ты снова начнешь просить прощения, а я милостиво соглашусь. Да, вот такая я сучка.

— Ты моя сучка, — привлек к себе, впечатываясь в нее бедрами. Нужна она мне, вся, без остатка. Душой и телом. А мое тело сейчас очень ныло. Хотело, стремилось к ней. — Я люблю тебя именно такой, — поцеловал легко, сдерживая страстную ярость внутри. Или не нужно сдерживаться? Алена задрожала, плотнее прижалась, крутанула бедрами, распаляя меня. Хочет, тоже хочет, девочка моя.

— Подожди, — ловила ртом воздух, зацелованная, возбужденная, — я с Ирой встречалась.