Заноза для хирурга (СИ) - Варшевская Анна - Страница 31

– Что? – я, не удержавшись, шмыгаю носом.

– Не думать о плохом и просто замечательно провести время?

– Да, обещаю, – улыбаюсь.

– Вот и отлично! Если захотите созваниваться и делиться впечатлениями, я буду только рад! Если почувствуете, что устали и не хотите разговаривать – это тоже нормально. Подумайте для разнообразия о себе, дорогая моя.

– Герман Эдуардович, вы знаете, что я вас люблю? – спрашиваю у него ласково.

– Я вас тоже люблю, Аннушка, – старик тихо смеётся. – Напишите мне, когда прилетите.

– Обязательно!

В самолёте я засыпаю – сказывается почти бессонная ночь и напряжение последних дней. А выйдя из аэропорта, погружаюсь в атмосферу чужого, удивительного, вечного города.

Гостиница, которую для меня выбрал Герман Эдуардович, оказывается прекрасной – в двадцати минутах ходьбы от самого центра. Завтраки тоже оплачены, еда отличная, и я, наверное, впервые за неделю ем с удовольствием и аппетитом. Всё-таки последнее время с желудком творилось что-то неладное, но теперь навёрстываю упущенное.

Эти дни, наполненные мягким осенним солнцем, теплом, звуками и запахами, становятся лучшими в моей жизни. Я сама себе напоминаю героиню Одри Хепбёрн в любимом фильме «Римские каникулы». В одиночестве брожу по узким мощёным улочкам старого города, взбираюсь по крутым лестницам, захожу во все храмы и церкви, спускаюсь к древним развалинам Форума.

Среди переданных мне документов нахожу несколько билетов и хожу на экскурсии. Меня восхищают произведения искусства и красота музеев, но общаться с людьми в экскурсионных группах не особенно хочется. Больше всего удовольствия доставляет уходить в сторону от туристических маршрутов, сворачивать в переулки, садиться за столики в уличных кафе и просто наблюдать.

Мне почти удаётся «не думать о плохом», как я пообещала Соболевскому. Даже короткие и яркие моменты с Никитой вспоминаются разве что чуть болезненно. Моё путешествие срывает всю шелуху облепивших меня сплетен, обид, непонимания – рядом с вечными камнями города, видевшего взлёт и падение Цезаря, набеги варваров, Тёмные времена и мастеров Возрождения все проблемы кажутся суетой и мелочью.

Пару раз я созваниваюсь с Германом Эдуардовичем и рассказываю ему о своих впечатлениях. А в остальные дни просто отдыхаю – удивительно, но одиночество меня ничуть не тяготит.

Мои римские каникулы заканчиваются слишком быстро. И прощаясь с городом в свой последний вечер, я обещаю себе, что вернусь сюда. У меня появилось ощущение, что это место поделилось со мной силой, которая никуда не исчезает – ни когда шасси самолёта отрываются от земли, унося меня в позднюю осень моего родного города, ни когда мы приземляемся. Я выхожу из аэропорта, ныряю в такси, называю знакомый адрес и слегка ёжусь от холода снаружи – но внутри сохраняется и продолжает согревать маленький кусочек южного солнца.

Глава 19

Добрынин

Интересно, если б я мог напиться, стало бы мне легче?

Мысли об этом крутятся в голове весь вечер. Пробовать не собираюсь – хватило предыдущего раза. Да и некому теперь будет прийти и помочь.

Вот же бл…

Сдавливаю руками ноющие виски. В детстве мама грозила мне промыть рот с мылом, когда слышала от меня ругательства. Жаль, что для взрослых это не работает – ни мылом, ни алкоголем не выйдет смыть мерзкий привкус слов, которые я сказал сегодня Марго. Они до сих пор ощущаются на языке. А перед глазами стоит бледное лицо с тёмными кругами под глазами. Аннушка…

Едва не застонав вслух, ещё сильнее сжимаю голову. Не выдавить, не вытащить оттуда этот взгляд, последний, который она на меня кинула перед тем как уйти. Резко поднимаюсь, отталкиваю кресло. Лучше уж пройтись по отделению. Мой рабочий день давно закончился, но домой не хочу. Что там делать? Переночевать и в кабинете можно.

В коридорах тихо, пациенты, кто ходит, уже разбрелись по палатам. Спускаюсь в приёмный покой. Мне бы сейчас не помешал какой-нибудь ургентный случай. За работой думать о постороннем не получается. Но в приёмном тоже на удивление спокойно.

Выхожу на улицу, вдыхаю холодный воздух, засовываю руки в карманы. Правой нащупываю плотную бумагу, вытаскиваю билеты на оперу, которые зачем-то сунул к себе после Аниных слов. В груди вдруг сжимается, и я рву яркий глянец, комкаю и выбрасываю обрывки в урну.

В голову опять вползают сомнения. Не могло случиться так, что я поторопился с выводами? Сжимаю зубы до скрипа. Ну да, конечно, а этот майор улетел из её квартиры, как блядский Карлсон! Поэтому я его не увидел.

– Ник, ты чего здесь делаешь? Думала, ты давно ушёл.

Опять Марго. Морщусь, не хочу сейчас с ней разговаривать.

Мы давно знакомы. В универе между нами пару раз случался секс, но всё быстро перешло в дружбу. Мне нравилась её язвительность и острый язык, однако серьёзные отношения тогда не нужны были никому из нас. Марго вообще всегда была нацелена на карьеру, а я – в то время зелёный студент – в этом смысле ничего дать ей не мог. Честно говоря, не то чтобы я и хотел, даже если бы имел такую возможность. Уж больно она стервозна.

Зато теперь не устаёт намекать, что не против со мной закрутить. Но только у меня на таких дамочек давно аллергия. А с Марго продолжаю общаться, потому что как ни крути – всё-таки подруга юности. Да и коллега, в одной больнице работаем – смысл отношения портить? Но сейчас один её вид напоминает о том, как я налажал.

Даже если Аня действительно встречалась с этим… не имел я никакого права рассказывать о нашей связи Маргарите. И уж точно не должен был говорить то, что сказал – тем более, что это полное и абсолютное враньё.

Просто именно Марго начала разговор и сказала, что видела, как Богатырёв в приёмном в тот вечер спрашивал Аню. И смотрела при этом так, что… я понял, она если и не уверена на сто процентов, то почти обо всём догадывается.

И мне бы заткнуться, промолчать, но ревность и идиотский гонор не дали. Видимо, недалеко я ушёл от юнца, ведущегося на слабо. Понадобилось показать, что это ничего для меня не значит. Вот и показал, кретин… Во рту опять появляется гадкий вкус, хочется скривиться и сплюнуть.

– Ни-ик? Что с тобой такое сегодня?

– Ничего, Марго, – отталкиваюсь от стены, к которой прислонился. – Устал.

– Поехали поужинаем, отдохнёшь немного, – она облизывает губы, но на меня только накатывает отвращение.

– Нет, я домой, – махнув рукой надувшейся женщине, быстро прохожу обратно в здание.

В отделении я сейчас не нужен, если понадоблюсь – дежурный ординатор вызвонит. Дома будет хреново, но у меня такое подозрение, что нет сейчас места, где я буду чувствовать себя хорошо.

Приехав, встаю под обжигающий душ, температуру делаю на грани терпимого. С остервенением моюсь, но противные ощущения никуда не уходят, разве что слегка притупляются. Падаю на кровать, но заснуть удаётся далеко не сразу.

С утра вскакиваю рано. Полночи крутил в голове произошедшее и понял, что всё-таки детали не сходятся. Я, конечно, ревнивый мудак, сам знаю, но надо попробовать разобраться. Хотя бы поговорить! Как только проскакивают мысли, что мог несправедливо обвинить… даже додумывать боюсь, желудок сжимается.

Добираюсь до больницы, оглядываю парковку. Ежедневная привычка последних месяцев – выискиваю глазами знакомую машину. Нет, не приехала ещё. Ну что ж, есть время настроиться на разговор.

Поднимаюсь к себе, переодеваюсь в кабинете и выхожу в коридор. Отделение уже живёт суетливой утренней жизнью, медсёстры снуют по своим делам. Дежурный ординатор сидит за столом, зевая и заполняя бумажки. Всё привычно. Вот только почему я никак не могу унять дрожь внутри?

Ловлю за рукав пробегающую мимо старшую медсестру.

– Надежда Константиновна!

– Доброе утро, Никита Сергеевич, – отзывается женщина, поднимает брови.

Да, знаю, с утра у неё тоже дел по горло, а тут я ещё.

– Доброе. Увидите Анну Николаевну, передайте, что я хотел бы поговорить с ней до пятиминутки, – смотрю на часы на стене, до утренней врачебной конференции ещё есть время, Аня всегда приходит на работу раньше.