Встреча со Зверем (СИ) - Тирс Зена - Страница 29

— Ты подставишь меня, если выяснится, что ты жив! — буркнул он.

— Если будут считать, что я мёртв, меня не будут искать. А получив Причастие, ты и сам забудешь, что сотворил.

Рейван не прикоснулся к плоти воеводы, лишь молча стиснул кубок. Лютый, прижимая рану повязками, склонился к его лицу.

— Ты не кзорг, — мрачно сказал он. — У кзоргов один закон — Причастие. Потому вас и создали — чтобы вы делали любую работу, ни на что не оглядываясь. Но ты почему-то упрямый как осёл, я тебя не понимаю!

Лютый глотнул мёда и склонился ещё ниже к Рейвану:

— Если не вернёшься в Харон-Сидис — погибнешь. Неужели ты не хотел бы вновь попьянствовать и насладиться поцелуями женщин?

— И их чудесным пением, — добавил Тирно.

Рейван решительно сжал в ладони кусок плоти галинорца. Лютый отодвинулся и с затвердевшим лицом принялся перевязывать свою грудь.

9-7

Солнце спряталось за стенами крепости, и двор накрыли длинные тёмные тени. В большом зале собрались воины, гремели гимны и мёд плескался в кубках. Но на улице было тихо. Здесь ещё не унялась скорбь, вместе со слабым ветром трепыхавшаяся в полотнах знамён, расставленных у главной башни.

Лютый вложил в руку Рейвана узду осёдланного коня, и кзорг медленным шагом направился в сторону ворот. Он увидел Ингрид, одиноко сидевшую в тени на крыльце полуразрушенного дома. Она не посмотрела на него, и он несколько шагов медлил, не решаясь приблизиться.

— Я ухожу, — остановился он перед ней.

Ингрид подняла голову и с ожесточением поглядела Рейвану в глаза.

— Ты защищал мою жизнь, — сухо произнесла она. — Я возвращаю долг и отпускаю тебя. Но если ты придёшь снова, мне придётся убить тебя! Уходи, Рейван!

Он развернулся. Ингрид, влекомая зовом сердца, подалась за ним вслед.

Рейван остановился и, поглядев на сестру, прочитал в её глазах потребность в утешении. Он осторожно обнял её одной рукой: вторая была скована повязками. Ингрид так же осторожно обняла его двумя руками. Она почувствовала, что под плащом на Рейване нет доспеха — он был тёплым, уязвимым и живым. Биение его сердца отдавало ей в ухо глухо и тяжело.

Он отпустил её первым. Она не глядела ему вслед, когда он уходил.

10-1 Хранитель крепости

Небо словно притянулось к земле. Стихший воздух, напоённый ожиданием дождя, клубился над сырой и вязкой дорогой. Тревожный взгляд воеводы отыскал среди мрачного леса размашистую ель — под ней можно обрести ночное пристанище. Усталыми от меча руками он расседлал коня и устроил бивак.

Закрыв глаза, Лютый подумал о Маррей. Она, хотя и выехала на день раньше него, вряд ли смогла бы уехать далеко: её конь был голодным и уставшим после Хёнеданской битвы. А ещё Лютый хорошо помнил размеренность, с которой привыкла путешествовать Владычица. Обычно она раскладывала один дневной переход на два, так что воевода надеялся вскоре нагнать её.

Щемящая тревога, опустошение, скорбь и холод земли терзали его. Он вертелся с боку на бок на негостеприимной постели, думая о том, что скоро вместе с ветром разнесутся слухи о его смерти, и тогда уязвлённая Владычица ощутит желание отомстить Рейвану. Она поведает Циндеру о том, что кзорг натворил в Хёнедане.

«Он, конечно, получил бы от Маррей по заслугам, но я не хочу быть причиной его гибели», — думал Лютый.

Ночью разразилась гроза. Гром разбудил спящее небо. Ливень сошёл с небес, словно плакали все боги мира, и залил ночной приют галинорца. Промучившись в сырости, воевода решил свернуть бивак. Ругаясь на всех известных ему языках, он двинулся дальше под колючими ветвями, которые безнадёжно протекали, словно дырявая крыша. Светлячки, прятавшиеся в траве, и вспышки молний, насквозь обнажавшие лес, помогли ему не сбиться с дороги.

С каждым раскатом грома Лютый представлял, что это ван Ингвар с женой и нерождённым сыном и милая его Вейга с детьми взывают к нему, последнему из волков Нордхейма, оставшемуся на земле.

— Я вернусь, — говорил Лютый дождю, который умывал его лицо от горьких слёз. — И отомщу за вас.

10-2

Владычица Маррей въехала в предместья Вайлена. К вечеру небо прояснилось, и косое золото солнца, тронув молодую траву лугов, пригрело изгороди у дороги. Козы лениво дожёвывали траву, а тихий ветер, перегоняя озорные детские голоса, не давал затихнуть миру, утопавшему в дремоте наступающей ночи.

Позади оставался мрачный лес и Вайленский мост через Хёммель-Эльву, а впереди, в отсветах догорающего заката, синел скалистый хребет. Маррей знала: за ним тянулась узкая долина, ведущая в Харон-Сидис. Тревожные мысли о тёмной кзоргской обители заставили  крепче сжать пальцы на лошадиных поводьях. Она почувствовала, что рука её замёрзла от стынущей вечерней влаги, потому что солнце теперь скрылось где-то там, за грядой.

Свернув к храму Великой Матери, Маррей надеялась, что на какое-то время обретёт здесь пристанище, смоет с себя грязь дороги и сменит рисское платье на богатое одеяние жрицы.

Приблизившись к конюшням, Владычица заметила несколько украшенных цветными лентами повозок и поняла, что гостей в храме много: кто-то из хуторчан сегодня празднует свадьбу.

Юноша лет пятнадцати в новой, выкрашенной, ярко-красной рубахе, но латаных штанах вышел навстречу Маррей и взял под уздцы её коня.

— Кто ты? — удивилась она. — Мать-настоятельница уже привлекает мужчин для службы?

— Я… э-э… — замялся парень. — Меня зовут Зиран, достопочтенная путница, — поклонился он. — Просто решил помочь. Я наших лошадок готовлю в обратную дорогу. Мы из хутора Вогранд: свадьба у моего брата!

Юноша протянул руку, чтобы помочь Маррей сойти с коня, но увидев блеск золотых колец и браслетов на её запястьях, отшатнулся.

— Ты Владычица! — воскликнул он в благоговейном страхе и, споткнувшись, плюхнулся задом на землю.

Маррей спустилась самостоятельно и, молча пройдя мимо юноши, направилась в дом матерей. На пороге она замерла и глубже вжалась в тяжёлый от влаги шерстяной плащ. Долетевший до неё запах пищи наполнил живот покоем, и Владычица поёжилась в предвкушении тепла очага, хотя есть совершенно не хотела.

Двери перед ней отворились, и на двор шумно высыпал народ в разноцветных одеждах. Молодой муж вёл красивую черноволосую жену под руку к повозкам. Оба они светились счастьем, предвкушая сладость грядущей любви, и сопровождающие их хуторяне любовались ими.

Владычица прижалась к стене дома, чтобы не мешать на пути, и грудь её сдавило от воспоминаний о собственной свадьбе.

Владыка Вигг хотел взять её силой, а она воспротивилась и более того: поклялась, что никогда не родит ему наследника. В тот миг жизнь Маррей переменилась. Царь охотился за каждым, кто хоть пальцем ведомо или неведомо коснётся её руки. И Маррей пришлось обречь себя на одиночество и навсегда запереть сердце от любви и привязанности. Пришлось привыкнуть к страху в глазах мужчин и брезгливости.

Долгие годы её не тяжелила такая жизнь — она сама её выбрала. Но когда началась охота за Дэроном… И теперь, когда сердце было неспокойно из-за другого мужчины… Маррей чувствовала себя самой несчастной и одинокой женщиной на земле.

10-3

Ликующие крики людей, покидающих храмовый двор на украшенных повозках, вернули Маррей из воспоминаний. Юный Зиран, проходя под воротами, продолжал отирать руки и в страхе косился на Владычицу. Маррей отвела взгляд и, желая обрести уединение, повернула к большому каменному храму.

В полумраке молельного зала её встретила статуя Богини с раскрытыми каменными ладонями. По углам горели масляные лампы, и от них расходился аромат душистой смолы. Маррей преклонила колени и обняла себя руками от собственного бессилия. Может, она даже и заплакала бы, но уже давно отучилась это делать. Много ей довелось вынести людского горя: держать за руки умирающих и отчаявшихся, видеть смерть детей, слышать причитания утративших всё в жизни стариков.