Встреча со Зверем (СИ) - Тирс Зена - Страница 22

Вдруг Рейван почувствовал на себе чужой взгляд и обернулся. На крыльце лекарского дома сидела Маррей — ей тоже не удавалось сомкнуть глаз этой тихой, но такой страшной ночью.

— Рейван, — произнесла она.

В застывшей тишине он услышал её негромкий голос, звучавший на большом отдалении, на другой стороне двора, так, словно она прошептала его имя где-то рядом. Рейван не хотел приближаться, но подошёл.

Маррей медленно поднялась ему навстречу.

Сверкнула молния, осветив двор, а через мгновение прогрохотало на небесах божественное колесо. Дождя всё не было.

— Тошнит? — догадалась она. — Снова много выпил за ужином?

— Что-то вроде того.

— Ты избегаешь меня или мне кажется?

— Не кажется, — ответил он порывисто и грубо.

Она стояла совсем рядом, и он не понимал, зачем подошёл так близко. Её запах снова пьянил его сильнее мёда.

— Хранишь верность своей избраннице? — луково произнесла Владычица.

Рейван понял: Маррей что-то знает и скрывать правду бесполезно. Но всё ещё пытался и потому промолчал.

Снова раздался гром — и словно прокатился по нутру. Рейван вздрогнул, ощутив на своём лице пряди её волос. Она была слишком близко.

— Я хочу провести с тобой ночь, — прошептала Маррей ему на ухо.

Своим мягким, обволакивающим, но ядовитым голосом Владычица хотела подчинить его, как подчиняла себе всех. Мужчины боялись её возвышенного, почти божественного положения, боялись её власти и тайных знаний, которыми она, как жрица, обладала.

— Ты можешь выбрать любого из гарнизона.

— Я выбрала.

— Этот выбор неправильный.

Маррей не напугала Рейвана властностью. Он видел перед собой лишь одинокую, очень худую женщину, нуждавшуюся в любви тревожной ночью. Любви пусть мимолётной, но он согласился бы, если мог бы её дать.

Рейван склонился к самому уху Маррей и вдохнул всем животом её сладкий запах, смешанный со свежестью назревающего дождя. Он понял, что и сам желал обрести среди давящего мрака ночи человеческое тепло и утешение.

— Ты хочешь меня, — утвердительно прошептала Маррей, прервав его упоение.

— Безумно, — как откровение, произнёс он.

Молния снова озарила двор и на мгновение обнажила их лица. А затем тьма снова украла всё, кроме запахов и тепла, исходивших от их тел. Этого хватило, чтобы Маррей поняла, с какой страстью он глядит на неё.

Рейван услышал шорох её плаща, а потом ощутил движение её ресниц рядом с собой. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не причинить грубую боль: ведь она такой тоненькой и хрупкой предстояла перед ним.

Он чувствовал, что бесчестно обманывает её, позволяя находиться так близко к себе. И знал, что должен отойти. Но её робкое замирающее дыхание, которое он ощущал на своей щеке, сковало его. Он перестал дышать, поймав её нерешительное приближение.

Нежное прикосновение лицом к лицу. Несмелое — губами к губам. Откровенное — языком к языку.

Слишком близко и страшно. И слишком желанно. Слишком сладко. Слишком запретно.

Близость от вкуса губ Маррей растеклась блаженством по нутру, озаряя трепетным светом душу.

«Как сладко. Любить женщину — это так сладко», — подумал он.

Рейван сумел сдержать властный порыв, чтобы не обхватить её тонкое тело и не упереть в неё самую жаждущую часть себя. Его пальцы осторожно проскользили по шее Владычицы и запутались в её густых пушистых локонах. Он шумно выдохнул.

Маррей прижалась к нему, обняв под плащом, и издала обрадованный, победный звук. А потом её ловкие руки очутились у него под одеждой, прохладно и нескромно начали бродить по его голой, иссечённой шрамами груди.

Ласка женщины, не познанная до того, воспалила его плоть, поднимая волосы на всём теле, и натянула мышцы, заряжая их грозившим высвободиться неистовством.

Прогремел гром, и полыхнула вспышка света так близко, что земля содрогнулась. Маррей увидела широкие зрачки Рейвана, его взгляд, полный голода и жажды. Но в его глазах был и страх — страх перед тем, что они делали. Она видела такой страх в глазах мужчин и раньше и потянула его к себе за плечи, желая уверить, что бояться нечего.

— Пойдём в дом… — прошептала она.

— Я не тот, кто нужен тебе, Маррей.

Её тёплые ладони переместились ему на верхнюю часть груди, всё ещё доверяясь и лаская.

— Я не человек. Моя кровь смертельна для тебя, — он с трудом выдавил слова, пытаясь объясниться, и не опускал рук с её плеч.

Владычица почувствовала под пальцами круглый шрам — метку Харон-Сидиса. Отстранилась.

— Я знаю, что это за метка, — прошипела она, отерев свои губы ладонью. — Ты кзорг! Как ты мог обмануть меня?! Убирайся!

Её злость рассекла воздух страшнее всякой грозы. Рейван пошатнулся, утратив затеплившуюся было надежду быть приласканным и принятым. Шаг, что разделял их, превратился в бесконечность, когда Маррей на прощание брезгливо плюнула ему в ноги.

Рейван ушёл в темноту.

Вслед ему хлынул яростный дождь, смывший следы прикосновений и скрывший выступившие колкие слёзы разочарования и ещё большей, чем прежде, обиды. Маррей вытерла мокрое лицо и задрожала.

7-6

Ингрид томилась от шумного дыхания людей в доме, где обрела приют среди семейства вана Харальда. Ожидание скорого нападения набулов разогнало сон, и она вышла к предгрозовому небу, чтобы вслушаться в шевеления ночи. Радость от предвкушения битвы мешалась с тревогой перед необратимостью . Но ветер спал и не давал ответа: когда придёт час?

В безмолвной вспышке света она увидела Рейвана в объятиях Владычицы. Он предавался чужой женщине с первобытной природной страстью, с какой никогда не глядел на неё. Ингрид охватил стыд, заставив убрать глаза от запретного, сомкнувшегося лишь для двоих мира. В воздухе зазвенело серебро первых капель дождя, и от прогрохотавшего раската грома вздыбилась земля, а затем тихо зашуршала, словно заплакала от ранения.

Ливень нарастал и густо колотил по нависавшей над ступенями крыше. Грудь Ингрид сжалась в немом крике. Её пальцы, не чувствовавшие боли, расцарапали мёртвое намокшее дерево, словно желая врасти в него. Мокрый холод объял платье и остывшие босые ноги. Проснувшийся ветер взметнул брызги, заколов глаза, и Ингрид поспешила спрятаться в темноте не своего дома.

7-7

Дождь не прекращался до рассвета.

Как только сумерки начали таять, на башнях затрубили рожки, возвестившие о подступающем под стены враге. Набулы пошли на штурм. Загрохотали метательные орудия — на Хёнедан обрушились тяжёлые ядра. Некоторые из снарядов, перелетая через стены, врывались во внутренний двор и сеяли разрушение на своём пути. Осколки рикошетили от стен домов, обгладывая валуны, из которых они были сложены. Каменный град осыпался на шлемы и щиты рисских воинов, выбегавших по тревоге из сонных казарм.

После долгой, но тщетной канонады заготовленные ещё в темноте, под шум грозы лестницы разом легли на стены. По ним, словно вылупившиеся из яиц пауки, поползли вверх набульские воины, прикрывавшиеся сложенными внахлёст чёрно-красными щитами. Град рисских стрел замолотил с высоких бойниц, полилось кипящее масло. Подожгли факелы — и вторым залпом во врага полетели горящие стрелы. Стены Хёнедана объяли хоровод пламени и истошные человеческие крики.

В первый эшелон оборонявшихся риссов входили лучники и метатели масла, во второй — меченосцы в лёгкой броне , поджидавшие тех, кто сумел преодолеть высоту стен. Третий эшелон составляли воины в железных доспехах, выстроившиеся плотными рядами у главных ворот. Они должны были вступить в бой, если враги разрушат стену или прорвут ворота.

Ингрид, облачённая в сталь кольчуги, перехваченной поясом ножен, и тяжёлого для девичьих плеч шлема, прикрывалась щитом от летевших каменных осколков. Защищая себя, она также пыталась уберечь гору аккуратно сложенных друг на друга щитов, которые кто-то уже успел вынести сюда из оружейной. Лаская второй рукой эфес меча, Ингрид глядела вперёд, где почти у самых ворот, среди частокола безжалостных рисских копий, блестел шлем вана Харальда. Там же был и Рейван, близость которого ей так хотелось ощутить в этот страшный, роковой час.