Ворожей Горин – Зов крови (СИ) - Ильичев Евгений - Страница 18

— А с ней?

Семенова опять сбилась с пафосного настроя. Опустила на меня взгляд и, скрестив руки на груди, тихо спросила:

— Ты и впрямь дурачок юродивый али притворяешься? С чем «с ней»?

— А с информацией я долго протяну? — довольно нагло поинтересовался я, ни капли не веря в то, что происходит. Точнее, в то, что со мной беда приключилась и завтра с утра я к психиатру схожу за советом, я уже понял. Не верил я в то, что все это взаправду со мной творится.

— Это уже как пойдет. Смотря как ты, идиот безмозглый, этой информацией воспользуешься.

— А если…

— БДИ, ВНЕМЛИ И НЕ ПЕРЕБИВАЙ! — взревела старуха, стремительно взлетев под самый потолок и почернев лицом. На кухне сразу же потускнели все лампочки, стало вдруг холодно, как в склепе.

А еще мне стало страшно. Нет, действительно страшно. Прямо на чистых щах вам говорю — жути старуха (а сейчас она выглядела именно так, как и должно выглядеть столетней покойнице) нагнала на меня изрядно. Но испугался я не столько ее вида и спецэффектов, сколько другого понятия. Императивные галлюцинации (то есть те, которые не просто являются, а еще и повелевают тебе что-то сделать) — это уже приговор. Если с обычными видениями еще худо-бедно можно как-то смириться, то с теми, которые тебя что-то делать заставляют, уже ничего не поделаешь. С ними ты становишься опасен для общества. Такие галлюцинации и до смертоубийства довести могут, и до прочих общественно опасных поступков.

Была у меня одна пациентка, которая шмеля в глазу видела.

— Сидит, — говорила, — гад, и язык мне показывает.

Бабушку эту мы быстренько с неврологами на предмет инсульта покрутили, не нашли ничего, да и отправили ее в плановом порядке к психиатру. То галлюцинация простая была. А другой случай был у меня еще в колледже, там МЧСник один белку словил, делирий алкогольный по-научному. Так с ним бог говорил и приказы раздавал. Вот мы с ним тогда намучились, доложу я вам! Этот хилый с виду мужичок пытался тогда моего одногруппника поцеловать, такой вот странный отдал ему бог приказ. Сначала просто предложил, но, получив четкий отказ, начал обнимать и липнуть. А после полез в атаку, да так настырно, что мой одногруппник даже готов был сдаться. Как сейчас помню, МЧСник Алика душит, тот кряхтит, а вырваться не может.

— В щечку, только в щечку! — кричит Алик, а я тем временем пополам складываюсь от смеха, настолько комичной в моменте была ситуация.

После мы, конечно, того МЧСника скрутили. Я, Альберт, два санитара и две медсестры крепкой комплекции. На всю жизнь запомнил, насколько опасными бывают пациенты с императивными галлюцинациями.

«Ну, вот и все, Горин, довели тебя до цугундера бабы, стрессы и медицинский институт», — подумал я и уселся смирно на стуле, руки на колени положив.

— Бдю и внемлю, матушка… — тихо проблеял я, глядя на свою незваную гостью снизу вверх.

— То-то же, — старуха плавно опустилась на пол, постепенно приобретая нормальный вид, если таковым можно назвать то порно, которое я вновь сейчас наблюдал. — Вот что за народ вы такой, люди?

— А вы что, не люди? — опять перебил я Семенову, и тут же был одарен ее ледяным взглядом. Дабы вновь не вызвать ее гнева, я сделал картинный жест — мол, застегиваю рот на замок и ключик выбрасываю за спину.

— Значит, так, — деловито начала давать свои ЦУ Семенова. — Тебя в первую очередь должен был посетить другой вопрос, а именно, почему я тут, а не за кромкой.

Я снова начал было рот свой открывать, но старуха что-то сделала, как-то криво на меня посмотрела, и я не смог промолвить ни слова. Ощущение довольно мерзкое, словно язык к нёбу присох, а губы между собой склеились. Хочу открыть рот, а не могу.

— Внимай, я сказала, — ледяным тоном повторила она, и я сдался. А что еще можно в таком случае предпринять? Разве что в окошко сигануть, да не готов я еще к такому исходу. Сам молод еще, да и сестра у меня идиотка умалишенная, куда ж она без меня-то?

— За кромку меня не пускают, пока я до конца должок свой не отдам. Силу я тебе свою передала. Как уж ты умудрился ее переварить и не помереть при этом, я не знаю. Только теперь меня из-за этого туда не пускают.

— У-а? — промычал я, не в силах сдержать свой словарный понос. Семенова опять посмотрела на потолок, словно он был не краской побелен, а расписан самим Микеланджело.

— За кромку, — пояснила женщина, — в чистилище, если по-вашему. Там я должна буду за грехи свои ответить, а их у меня тьма-тьмущая, как ты уже догадался. — Я лишь плечами пожал — откуда мне знать, сколько там грехов у старухи Семеновой за душой накопилось. — Так вот, чистилища я не боюсь, — продолжила призрак, — поскольку все мои грехи ты на себя уже взял, приняв от меня дар посмертный. Что за дар? А силу мою — мою и всего рода моего. С этим разобрались.

Тут я бы, кстати, поспорил. Какой там, к черту, «разобрались»? Стало только непонятнее. Да только со склеенным ртом разве что спросишь? Пришлось слушать дальше и запоминать все, что мне вещает призрак.

— Поехали далече. Силу я передала, а управляться с ней тебя не научила. Стало быть, есть у меня на этом свете еще должок перед тобой. Так вот, меня потому на сей час к тебе и послали, дабы я тебя быстренько уму-разуму обучила. Только так смогу я за кромку уйти. Кто послал, как именно это происходит — не тваво ума дело. Сказала, что можно сказать было. Итак. Силу мою ты получил, — она сейчас загибала свои прозрачные пальцы, — не помер и потому сейчас со мной можешь говорить.

— Э-о-у…

— Не можешь, потому как болтлив больно! В общем, про то, как силою обладать, ты от моего слуги узнаешь. Звать его Василием. Он тебя скоро сам найдет, об этом не беспокойся. А беспокойся ты, Григорий, о том, как выжить в ближайший месяц. И вот тебе мое слово: коли выживешь, быть тебе ворожеем и творить чудеса чудесные! Ну а нет… на нет и суда, как говорится, нет. Сила моя — вещь редкая, и многие на нее свой зуб точили. Скажем, не все мои родственнички были мне близки. Особливо бойся правнучку мою — Пелагею, да мать ее — Радмилу, внучку, стало быть, мою. Вот эти две ворожеи меня со свету и сжили в надежде получить от меня силушку. Зачем она им, я не ведаю, да только догадываюсь, что не грибы сушить. Есть у них какой-то замысел тайный. Я о том случайно прознала, да так и не докопалась, какой именно. Они же, поняв, что я что-то знаю, решились на смертный грех. Не впервой, разумеется, им до такого опускаться, да только со мной им тягаться было невмочь. Я вкруг себя такую защиту выстроила, что ни на сажень, ни на аршин ко мне подойтить они не могли. Не учла я лишь одного — что найдут они того дурака, кто обо мне слыхом не слыхивал и знать не знал. И дурак этот должен был быть не абы кем, а колдуном, да таким, чтоб сила его с моею была сопоставима. Иначе не совладал бы он со мной. А таких колдунов да чародеев на всем белом свете — раз-два да обчелся. И за услуги свои такой умелец такую цену бы запросил, что хрена с два мои родственнички потянули бы расплатиться. Ан вот оно как вышло, видать, где-то я маху дала. Нашелся и колдун, и плата по нем. Сделал он свое коварное дело, да так, что я слишком поздно о том прознала. Только и смогла, что отсрочить свою гибель на время в надежде… Впрочем, о таком счастливом случае, как ты, Григорий, я тогда и не мечтала. А как ослабла я да померла бы — мои родственнички уж тут как тут объявились бы. Наследство-то мое — вон оно, бери не хочу. Успей, главное, в первые же часы после кончины…

«Так вот почему они так Женьку моего обхаживали, дотянуть просили бабку до их приезда», — подумал я, вспомнив рассказ заведующего паллиативным отделением о дальних родственниках бабки Семеновой, что из-за границы вернуться никак не могут.

— Да только шиш им с маслом, — продолжила рассказ Семенова, не забыв продемонстрировать тот самый шиш. — Повезло мне тебя, недоумка, встретить в посмертии, да тебе всю свою силушку и передать. Я-то себя освободила и посмертие свое устроила, только тебе от того морока одна будет. Догадаются мои родственнички, как я ускользнула, как пить дать догадаются, когда силушки моей при мне не обнаружат. И когда это случится, придут они, родимый, к тебе. И станут тебя обхаживать, правду-истину попытаются выведать. А ты хитрее будь, ничего им про наш уговор не сказывай. Они и тогда не поверят, но убивать тебя бездоказательно поостерегутся. Чай, человека извести — не водицы испить, за такое и к судным дьякам на карандаш попасть можно. Так вот, ты, как можешь, время тяни да силу постигай. А как примет она тебя да ты с нею управляться научишься, тогда и можно будет потягаться с ними. И да, — Семенова почему-то побледнела, сквозь нее уже отчетливо был виден весь мой скудный кухонный интерьер, — я знаю, о чем ты спросить хочешь. Да, тебе, Григорий, действительно придется убить их обеих. Тут одно из двух — либо ты их, либо они тебя. Иного уж не дано. Они на том не остановятся, слишком уж далеко зашли в своей охоте на мою силушку, им она как воздух нужна. А ты, покуда мал еще да слеп, как котенок, прислушивайся к слуге моему. Он же и твой теперича слуга. Да только ты его… — Семенова уже стала похожа на реального призрака, такого, какими их в кино показывают. Ее уже и слышно-то почти не было, — слушайся его, как наставника. Не перечь, не гни свою правду. И самое главное, найди мою…