Ворожей Горин – Зов крови (СИ) - Ильичев Евгений - Страница 14

Пока ехал в прокуренном Рено, еле удерживал в себе утренний кофе, выпитый натощак. Вот ведь странное свойство организма — сам курю и, пока это делаю, никаких неприятных ощущений не испытываю. А сейчас, когда организму плохо, тот же запах почему-то вызывает стойкое отвращение к сигаретам. Подумалось, что переоценил я свои силы. Или, наоборот, недооценил тяжесть состояния. Все-таки правильнее было вызвать скорую помощь прямо в больницу и уехать в стационар. Или же придумать какую-нибудь историю (мол, оступился на лестнице, упал, ударился) и обратиться к своим же коллегам из травматологии. Чай, не отказали бы. А так мало ли, к чему могут переломы ребер привести. Они, знаете ли, тоже разными бывают. А если какое-то из сломанных ребер легкое задело или перикард повредило? Что тогда? Пневмоторакс? Тампонада? А ещё, судя по всему, я здорово при падении головой ударился. Точно! Тошнота, головокружение, нечеткость зрения, головная боль и неясные образы перед глазами…

— Зашибись, — пробубнил я вслух, — у меня еще и сотряс.

— Чего говоришь? — обернулся ко мне немолодой уже бомбила.

— Ничего, — выдавил я, — так, мысли вслух. Остановите на остановке, пожалуйста.

— Пожалуйста.

Машина резко остановилась, взвизгнув тормозными колодками. Я вывалился из такси, жадно втягивая носом свежий воздух. Ну как можно было так прокурить салон⁈ Я захлопнул дверь авто и медленно побрел к дому, огибая продуктовый магазин. Мысли вновь вернули меня к минувшим событиям. И куда только наш реаниматолог смотрел? Я, конечно, бодрился тогда, ну а какой мужик на моем месте сопли распускать бы стал? Но Зубков-то дядька опытный, мог бы и заподозрить неладное. Интересно, а зрачки у меня сейчас разные? А нистагм есть? А на свет как реагируют?

Верите, нет, а ведь я никогда особой ипохондрией не выделялся. Так, пострадал болезнью третьего курса, и все. Болезнью третьего курса у нас в универе называли состояние, когда начинаются клинические дисциплины и большинство студентов во всех симптомах всех ужасных болезней узнают себя, родимых. Проходит этот синдром на курсе примерно пятом с ростом уровня циничности и пофигизма к собственному здоровью. Но то в институте, сейчас же мне было реально плохо. Вернее, мне было нереально плохо! Придется, видимо, скорую вызывать и ехать в неврологию. А это с нашей медициной недели на две пропасть можно. Вот же засада! Настюха меня потом с говном сожрет, да и Жаба в долгу не останется. До конца ординатуры будет мозг пилить, что я в критический момент отделение на произвол судьбы бросил. И это я молчу о наших врачах с Косяком в придачу. Как же они все мне «дороги»!

Именно с этими недобрыми мыслями я кое-как добрался до своей квартиры с видом на парк «Тропарево». Уже в лифте я начал раздеваться и расстегивать свои ботинки, предвкушая улетные ощущения от пребывания в позе «ЗЮ» над унитазом. Признаться, тошнить прямо в подъезде было бы сподручнее, но воспитание все же перевесило физиологию. Я дотерпел до квартиры.

Дрожащими от слабости руками я отпер входную дверь, ввалился в прихожую и застал странную картину. В коридоре и в зале по полу были разбросаны уличная обувь, домашние тапочки и мелкие предметы домашнего обихода. В углу валялся опрокинутый торшер, посередине прямо на ковре лежала ваза, вокруг которой были разбросаны искусственные цветы — Верке их буквально на днях доставили с курьером из какого-то дизайнерского магазина. Маленький кофейный столик каленого стекла был завален на диван, возле него — две кофейные чашки и пульт от телевизора. Крышка пульта была аккуратно снята, батарейки лежали там же.

У меня по спине пробежал холодок. Я почти физически ощутил, как сжались мои надпочечники, выбрасывая в кровь порцию адреналина и одновременно с этим усиливая мою головную боль. Однако в таких случаях пользы от гормона стресса больше, чем вреда. Тошнота куда-то испарилась, зрение тут же вернуло себе ясность, в виске застучала венка. Я был готов практически ко всему. А самое главное, ко мне сейчас вернулась способность быстро и четко мыслить. И выводы, к которым я пришел, бегло осмотрев квартиру, мне ой как не понравились.

Не разуваясь, я сделал пару осторожных шагов вперед, держась за стену. Рукой я случайно задел ключницу — ключи, висящие на ней, весело звякнули в ответ. Сделав еще пару шагов вперед, я встал таким образом, чтобы видеть весь зал целиком.

Увиденная мной картина лишь укрепила меня в верности своих первоначальных выводов. За стеной валялось перевернутое инвалидное кресло, а позади него на маленьком диване полулежало, а точнее, полувисело тело моей младшей сестры. На ее шее красовалась импровизированная удавка из скрученного в жгут вафельного полотенца — где она его только откопала? Конец этого полотенца был связан с другим полотенцем, уже банным. Банное же полотенце, в свою очередь, было зажато большой встраиваемой кроватью.

— Верка! — я картинно сплюнул на пол и смачно выругался. — Вот на хрена ты все это затеяла?

Не разуваясь, я медленно прошелся по комнате, поднимая при этом опрокинутые кресло, столик и торшер.

— Дебилка недоразвитая, — злобно комментировал я поступок младшей сестры, раз за разом нагибаясь за мелочами вроде кофейных чашек, батареек или пульта от телевизора. — Лучше бы ты в институт вернулась, все больше толку было бы.

Минуты через три я завершил уборку, подошел к сестре, склонил на бок голову, изучая ее художества, и спросил:

— Вер, ну когда ты у меня уже повзрослеешь?

На этот раз сестра все же решилась разоблачиться. Карикатурно свернутая набок голова тут же приподнялась, глаза открылись, и сестра поинтересовалась вполне себе бодрым голосом:

— Блин, Гришка, а как я себя выдала? Ну, согласись же, все классно сделала! Согласись, согласись! — Верка канючила, как малое дитя, стягивая с шеи импровизированную удавку, под которой обнаружилась хитрая система подвеса, державшая ее тело на весу за кожаную шлейку, но при этом не причинявшая ей никакого вреда. Благодаря этой хитрой вещице создавалась видимость того, что человека повесили. Такими штуками обычно в театре пользуются или в кино. Отличить от оригинального суицида практически невозможно, если сам актер не подкачает. В случае Верки подкачал и актер, и декорации, и вообще вся съемочная группа.

— Дура ты, Верка, — горько выдохнул я и обреченно побрел на кухню, варить куриный бульон. С этой идиотки малолетней взять было нечего. Наверняка сутки просидела за компом, придумывая этот идиотский розыгрыш, и ничего не приготовила пожрать.

— Ну, чего ты взъелся? — кричала из зала Верка, пыхтя: наверняка отвязаться было сложнее, чем привязаться. Ну и поделом, пускай теперь повисит, подумает над своим поведением. — Я же роль репетировала!

— Вера, блин! — вынырнул я из кухни, — какая на фиг роль?

Воду на бульон я уже поставил, а значит, у меня было пять свободных минут для нотаций. Вот же, зараза, превращаюсь в собственного отца, царствие ему небесное.

— Тебя никуда не приняли, Вера! Забыла? У тебя нет таланта к актерскому мастерству, не это ли тебе в прошлом году сказали в театральном? Ну, нет у тебя никаких шансов, Вера, очухайся уже и смирись! Учись там, где тебе рады, где ты можешь учиться. Кому ты с такими вводными вообще сдалась?

— Ну, ты же повелся? — задорно подмигнула мне сестра, пыхтя от напряжения и подтягиваясь на одной руке, чтобы другой сняться с крюка, за который крепилась вся эта хитрая конструкция. Сейчас она, разумеется, в лепешку расшибется, но помощи у меня не попросит. Да я и сам бы не стал ей помогать — вывела, зараза. Опять. Вере тем временем удалось отцепиться, и она с облегчением рухнула на диван. — Ну, согласись же, ёкнуло сердце? На минутку, на секундочку, на мгновенье, но ёкнуло же!

— Ёкнуло, — признался я нехотя. — Но догадался я быстро.

— И чем я себя выдала?

— Да, блин, всем!

— Ну, что?

— Ключи.

— А что «ключи»? — не поняла Верка.

— Ты что имитировала? — начал объяснять я сестре ее промахи, поведясь на уловку. Вот как она это делает? У женщин это предустановленная опция, что ли, мужиками крутить?