Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 22

— Приду, чтоб всё блестело!

Оставалось лишь мысленно чертыхнуться. Сам виноват. Нашкодил — убирай.

Ну да — в подвале витала кислая вонь рвоты. Моей, не чьей-либо ещё.

Когда за спиной захлопнулась дверь и лязгнул засов, я тяжко вздохнул и опустил ведро к ногам. Постоял так чуток, затем скатал циновку и наскоро протёр пол, после уже взялся отдраивать изгаженный угол. Много времени на это не ушло, а монашек всё не возвращался и не возвращался, так что я отнёс ведро с грязной водой к входной двери, вернул на место циновку и уселся на неё. Больше заняться было решительно нечем.

Ну а когда некоторое время спустя послышались обрывки церковных песнопений и повеяло жаром, я и вовсе улёгся на спину и заложил руки за голову. Смежил веки и принялся мысленно втягивать в себя тепло, прогонять его по телу и стараться в полной мере выплеснуть обратно. Раз за разом, вдох за вдохом. Не в пример давешней стылости никаких болезненных ощущений призрачный жар не вызывал, разве что стало самую малость припекать отбитую ногу. В любом случае это не помешало расслабиться и погрузиться в некое подобие полудрёмы. При этом упражнений своих не прекратил.

Вдох-выдох. В себя, из себя.

Вновь мелькнула мысль переговорить с монастырским лекарем братом Светлым, и вновь возникли сомнения, не поднимут ли меня на смех.

Босяк возомнил себя тайнознатцем! Смешно же! Смешно!

Для начала надо хоть чего-то добиться — свечные фитили, допустим, взглядом изловчиться зажигать. Тогда всерьёз отнесутся и не погонят взашей. Хотя и так, конечно, не погонят, просто отправят не за свечами приглядывать, а нужники чистить.

Как там священник в нашей церкви вещал… Все беды людские от праздности? Вот и загрузят, чтобы ерундой не страдал. Разбираться не станут.

Воспоминания о круживших по комнате приблудных духах уже померкли и выцвели, начали казаться обычным ночным кошмаром, но я точно знал, что не свихнулся и всё это случилось на самом деле, а не пригрезилось с усталости. И потому решительно рубанул рукой воздух.

К чёрту!

К чёрту все эти отговорки и нерешительность, они от неуверенности в себе! Ничего я ждать не стану, схожу к монастырскому целителю… Нет, не сегодня, конечно. Не сразу после небесного прилива, ему сейчас попросту не до меня, но завтра или послезавтра — непременно.

Вскоре песнопения смолкли, и меня перестало прогревать жаром церковной волшбы, а дальше в каменном мешке и вовсе заметно похолодало. Я поднялся с циновки, походил от стены к стене, затем постучал в дверь и крикнул:

— Эгей! Я уже закончил!

Без толку. Никто не ответил.

Подпрыгнув, я ухватился за перегораживавшие окошко железные прутья, подтянулся к потолку и позвал:

— Брат Тихий!

И вновь — ничего. Монашек не отозвался.

Чёрт побери! Ещё не хватало тут до самого вечера прокуковать! Только не сегодня!

Не в праздник!

Увы-увы, брат Тихий то ли попросту позабыл обо мне за делами и заботами, то ли решил преподать урок, но не объявился он ни в десять, ни в одиннадцать, ни даже в полдень. Всякий раз, когда часы начинали отбивать время, я подтягивался к зарешёченному окошку и вслушивался в раскатистые отзвуки ударов, после спрыгивал на пол и крыл монашка последними словами.

Полдень! Уже драный полдень!

Призрачное тепло давно сгинуло, от пола и стен всё сильнее тянуло холодом, я вконец озяб и начал кружить по подвалу, заодно вернулся к дыхательным упражнениям.

Вдох-выдох. И — ничего. Никакого ощущения внутреннего тепла.

Согрелся исключительно из-за быстрого шага.

Когда с улицы донёсся непонятный шум, я спешно подбежал к окошку, подпрыгнул и ухватился за прутья решётки, в очередной раз подтянул себя к потолку. Намеревался попросить о вызволении из этого узилища, но вместо монахов углядел шеренгу пацанов лет двенадцати-тринадцати на вид. Все они были в одинаковых холщовых штанах и свободных рубахах, все — бриты наголо.

Чёрт! Эти меня не только не выпустят, но ещё и посмеются!

— Тишина, неофиты! — потребовал вдруг кто-то.

Разговоры как отрезало, пацаны синхронно поклонились. Я ещё сильнее подтянулся к решётке и сумел разглядеть стоявшего чуть в стороне от посыпанной песком площадки монашка в серой рясе с алым шнуром адепта. Призвал к порядку именно он, но выказывали почтение сопляки кому-то вне моего поля зрения.

Привлекать к себе внимание криком окончательно расхотелось. Даня в красках живописал заведённые в его школе порядки, едва ли у монахов менее строгие правила. Сорву урок — точно горячих влепят. Но и спрыгивать обратно я не стал, продолжил висеть, заинтересовавшись услышанным.

— Вы ещё не тайнознатцы! — начал вещать неофитам наставник. — У вас не сформированы силовые меридианы, узлы и ядро, а без всего этого невозможна полноценная работа с энергией неба! Вам не овладеть ею и не сплести в аркан. Это так! Но даже неофит способен пережечь собственную жизненную силу в простенькое воздействие посредством элементарного приказа!

Я сразу вспомнил список ступеней возвышения и едва не присвистнул от возбуждения.

«Приказать»! Четвёртый шаг!

— На это способны даже необученные простецы. Легендарные воители прошлого в минуты смертельной опасности совершали деяния, повторить которые сейчас не в состоянии иные аспиранты и асессоры, и это без многочасовых медитаций и штудирования многомудрых томов. Запомните: в основе всего лежит сила духа! Всё зависит исключительно от вашей воли!

Пальцы начали соскальзывать с железного прутка, но я перехватился и продолжил внимать уроку.

— Не бойтесь потратить лишнее! Не получится! Себе не навредите, только сильнее станете! Запомните! Слабому не закалить тело! Слабому не закалить дух! Слабому никогда не отделить одно от другого! Слабый не имеет права на тайное искусство!

Вспотевшие пальцы всё же соскользнули, я упал на пол и потряс кистями, несколько раз стиснул и разжал кулаки, а потом вновь подпрыгнул, вцепился в решётку и подтянулся.

— Людям естественно бить, выплёскивая раздражение, это в природе человеческой! Именно поэтому первым вашим упражнением станет отработка простейшего атакующего приказа. Представьте, как втягиваете энергию, закручиваете и толкаете из себя, напитав собственной яростью и решимостью! От плавного начала к взрывному финалу!

Дальше монах пустился в пространные объяснения об особенностях передачи энергии, движении от опорной ноги к атакующей руке и вкладе в это сокрушительное действо корпуса, но пальцы у меня окончательно занемели, изрядную часть его разглагольствований я, к своему величайшему разочарованию, прослушал. А затем наставник умолк, и пацаны принялись с шумными выдохами бить кулаками воздух — так это выглядело со стороны. Били они быстро, в полную силу и резко, зачастую даже проваливались вперёд. Раз за разом. И — безрезультатно.

Перед каждым на столбе висел гонг, но если какие-то медные круги и принимались раскачиваться, то исключительно под порывами ветра. И лишь очень-очень нескоро до меня донеслось одинокое звяканье.

Ого! Всё же сподобился кто-то⁈

Тоже попробовать, что ли?

Я попробовал — и зашипел от острой боли в ноге. Пусть синяк и поблёк, но окончательно ушиб беспокоить, увы, не перестал. При резком толчке под коленом будто уголья вспыхнули.

Плевать! Если у кого-то из этих сопляков получилось, то чем я хуже? Монах же неспроста сказал, что всё упирается исключительно в силу воли, а талант — дело десятое!

И я продолжил бить кулаком воздух, но — без толку. Только взопрел, да начало звенеть в голове, а перед глазами замельтешили серые точки. Но хоть ногу размял, и та перестала ныть.

Обливаясь потом, я уселся на циновку и попытался отдышаться, а когда вновь заговорил наставник, без промедления перебрался к окошку, в прыжке ухватился за решётку и подтянулся.

— Второй наиболее естественной реакцией является желание защититься. Начинайте отрабатывать приказ «отторжение»! Всё то же самое, только не пытайтесь поразить цель, ваша задача — отбить удар!