Аспект белее смерти (СИ) - Корнев Павел Николаевич - Страница 1

Аспект белее смерти

Глава 1

Аспект белее смерти

0

Белый — цвет смерти. Саваны бедноты, мраморные надгробия богатеев, выбеленные временем черепа и кости тех и других, а ещё — астрал. Чуждая всему живому стихия оказалась белее молока, белее даже свежевыпавшего снега.

Это я осознал после того, как резкий тычок меж лопаток бросил в белую муть каменной купели, а до того наивно полагал, будто очищение духа — всего-навсего ритуал вроде церковного омовения небом. Ничего подобного! Я ухнул в бездонную пучину, завис в ней муравьём в смоле или вмёрзшей в лёд рыбиной, зашёлся в безмолвном крике, не в силах вытолкнуть из себя ни звука. Белизна, тишина и стылость легко проникли в душу и заморозили саму мою суть, поставили на грань между жизнью и смертью, а затем на краткий миг или на всю клятую вечность утянули за край бытия. Изменили окончательно и бесповоротно.

Или же это изменился я сам?

Опомнился, совладал с растерянностью и превозмог страх, напитал злостью и болью теплившийся где-то в глубине души огонёк атрибута.

Гори!

Стылость сгинула под натиском лютого жара, тишину разметал рёв пламени, а белёсая муть астрала разом вскипела, и меня выдернули из купели, выволокли за пределы погасших линий пентакля, бросили на каменный пол.

— С возвращением, адепт! — услышал я, скорчившись на мраморной плите с бешено колотящимся сердцем, клацающими зубами и сведёнными судорогой мышцами, при этом — совершенно сухой.

Накатила волна невероятного облегчения, я переборол дрожь, собрался с силами и поднялся на ноги, растянул в беспечной улыбке губы.

Выгорело! Теперь я взаправдашний тайнознатец!

Маг и колдун!

Адепт!

Только вот последствия ритуала не ограничились одним лишь очищением духа, и в заполонившей меня белизне мало-помалу стали прорезаться новые краски. Нечто, таившееся до поры до времени в глубинах духа, взялось тянуть в себя силу, изменяться и расцветать. А попутно — перекраивать ещё и меня, делая кем-то большим, нежели простой адепт.

Черти драные! Теперь-то что ещё⁈

0–1

Иной раз судьба подаёт нам знаки, будто бы даже шепчет на ушко «никуда сегодня не ходи» или, напротив, подталкивает в спину, суля успех и удачу. Жаль только, эти смутные знамения становятся ясны и понятны лишь после того, как всё уже свершилось и ты либо ковыляешь прочь, зажимая пальцами разбитый нос, либо гордо вышагиваешь, бренча в кулаке монетами. Если, конечно, и вовсе сумеешь расслышать и впоследствии припомнишь тот судьбоносный шепоток. Я — не смог.

Просто шлёпал босыми ступнями по раскисшей после ночного дождя дороге, придерживал свисавший на ремне с плеча короб и прикидывал, как бы не увязнуть в очередной глубоченной луже. Ноги уходили в жидкую грязь где по щиколотку, а где и сильнее, зазеваешься — и будешь потом дёргаться на потеху лавочникам и вольготно катившим на телегах возницам.

Четвёрку заступивших на дорогу парней я приметил, лишь когда до тех осталось шагов десять, не больше. Глянул, узнал, кивнул.

— Здоров, босяки!

Ответ поразил до глубины души. Самый упитанный из четвёрки сложил на груди пухлые руки и заявил:

— Куда прёшь, Худой? Деньгу гони!

За такое обращение стоило дать в морду безо всяких разговоров, но я сдержался и руки распускать не стал, правда, и ответил в том же духе.

— Да ты, Жирдяй, никак белены объелся? — спросил, подходя к сынку мясника и его подпевалам.

Обидное прозвище заставило паренька стиснуть кулаки.

— Это наш перекрёсток, понял? Мы теперь здесь монеты сшибаем! Или плати, или разворачивайся и проваливай!

Я от изумления даже растерялся как-то.

Не пустить чужака во двор — это святое. Со своей улицы пинками погнать — тоже в порядке вещей. Да и не во все кварталы стоит заходить, если силу за собой не чувствуешь. Но брать деньги за проход по перекрёстку⁈

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Да нет, они точно белены объелись!

Захотелось сказать, что это не по правилам. Пригрозить, что Гнилой дом такого никому не спустит и мы будем гонять их по всей округе. Напомнить, что местный заправила Бажен обдерёт за такое самоуправство как липку. Вот только…

Это было всё равно что расписаться в собственном бессилии и спрятаться за чужую спину, а здесь и сейчас прогнуться. Жирдяй и сам прекрасно знал, что Гнилой дом этого так не оставит. Ну и какого тогда лешего? Какая шлея ему под хвост попала⁈

— Язык проглотил? — поторопил меня Рябой и прищёлкнул пальцами. — Монету гони, Худой!

Ни на эти слова, ни на гогот остальных я внимания не обратил.

Четверо против одного — не тот расклад, при котором стоит затевать честную драку. Не сдюжу, непременно рёбра пересчитают. Ещё и короб с инструментами поломают, сволочи!

Острый укол страха обернулся вспышкой лютой злобы, но я совладал с бешенством и обвёл взглядом парней, выискивая слабое звено.

Жирдяй — заводила, на него давить без толку, точно слабину не даст. Бык — тугодум, тупой как пробка, ума не хватит испугаться. Третьим в ряду стоял круглолицый и белобрысый паренёк на год или два младше меня, в потрёпанных, но аккуратно заштопанных штанах и рубахе. Ещё и в ботинках был один из всех. Этого первый раз вижу, так сразу и не понять, что за фрукт.

Оставался Рябой. Сам по себе он ни рыба ни мясо. Прогну.

Чуть перекосившись набок, я сунул руку под крышку короба и улыбнулся.

— Монету захотел, Рябой?

Обо всех остальных я вроде как позабыл, и парнишка чутьём уличного босяка сообразил, что дело запахло жареным, подобрался и втянул голову в плечи.

— Ну да! — всё же заявил он, переборов неуверенность. — Деньгу гони!

— Так подойди и возьми! — оскалился я и, противореча собственным словам, шагнул вперёд и в сторону, прямиком к Рябому. — Ты куда?

Попутно вытянул из короба руку с сапожным ножом, и паренёк испуганно отшатнулся, а ещё от меня попятился новенький — тот, что в башмаках. Жирдяй откровенно растерялся, Бык попросту разинул рот.

— Ну чего ты, Рябой? — продолжил я наседать на свою жертву, лишь самым краешком глаза следя за реакцией остальных.

Парень оступился и едва не упал, и тут от соседнего дома засвистели.

— Вздуй их, Серый! — крикнул знакомый малец из Соломенного переулка.

Заинтересовался происходящим и кативший к уличному прилавку тачку с овощами зеленщик.

— Вы чего тут ещё за балаган устроили? — возмутился он, подслеповато щурясь.

Прежде чем я успел хоть что-то ответить, распахнулась дверь мясной лавки, и на улицу шагнул пузатый мужик в пестревшем бурыми пятнами фартуке.

— Что за шум, а драки нет? — пробасил он, оглядев нас своими близко посаженными свинячьими глазками. — Сынок?

Я перехватил рукоять ножа, прижав клинок к предплечью, и укрыл руку за коробом.

— Уважаемый, а за проезд по перекрёстку сколько брать станете? — ещё и опередил замешкавшегося с ответом Жирдяя. — Понятно, с прохожих — деньга, а вот с телег и гроша будет мало! Нет разве?

— Чего⁈ — прорычал пузан. — Ты чего ещё сочиняешь, баламут?

— Так вот же! — указал я мяснику на его сыночка. — Сказал, что теперь это ваш перекрёсток. Мол, будете звонкую монету за проход сшибать, с Баженом всё решено уже!

Помимо зеленщика и ватаги малолетних пацанов стычкой заинтересовались две клуши из соседнего дома, а после этих моих слов начали замедлять шаг и случайные прохожие. Лицо мясника враз сравнялось цветом с панцирем варёного рака.

— Чего⁈ — вновь взревел толстяк, уставился на своего столь же упитанного сыночка и потребовал: — Живо в лавку!

Не тут-то было! Жирдяй рванул прочь, аж пятки засверкали! Его подпевалы метнулись следом, разве что Бык замешкался, но что с дурачка взять?

Я дураком не был и потому терпение взбешённого мясника испытывать не стал, повернул на соседнюю улочку и пошёл, пошёл, пошёл. Попутно спрятал в короб сапожный нож.