Невеста тирана (СИ) - Семенова Лика - Страница 51

Она покачала головой:

— Нет, я спала здесь, рядом. Как вы себя чувствуете?

Уголок его губ едва заметно дрогнул:

— Теперь хорошо.

Фацио через силу все же поднял голову, Джулия подоткнула подушку, чтобы ему было удобнее. Он, нахмурившись, смотрел на свою грудь:

— Что произошло? Как?

Она вновь покачала головой:

— Я не знаю.

Он, вероятно, хотел бы продолжить, но слова давались с трудом. Фацио тяжело опустил голову:

— Что с Дженарро?

Джулия вздохнула:

— Еще не знаю. Вчера я сменила ему повязку, а утром должен был зайти Мерригар. Я его еще не видела. Я беспокоилась о вас. Но, полагаю, он уже принес бы дурные вести.

Фацио поймал ее руку, мягко сжал:

— Ступайте сейчас же. Узнайте о Дженарро и зайдите на кухню. Прикажите, чтобы сюда подали завтрак. Они оставляют все на столике у дверей покоев. Вам придется забрать. Обычно это делает Дженарро…

— Приказать…

Он сразу понял, что она имела в виду:

— От моего имени, если вашего слова им окажется недостаточно. Я разрешаю вам приказывать от моего имени всегда, когда это понадобится.

Джулия чувствовала, что вопреки желанию неуместно краснеет. Это прозвучало многозначительно. Она поспешила подняться, но Фацио не торопился отпускать ее руку.

— Я очень хочу узнать, как ты оказалась в подземелье.

Джулия кивнула:

— Я все расскажу — мне нечего скрывать. Надеюсь, и вы ответите откровенностью.

Фацио ничего не пообещал, опустился на подушки и прикрыл глаза. Джулия подошла к двери, бросила взгляд на балдахин, на котором по-прежнему притаился Лапушка, и вышла.

Мерригар уже побывал у Дженарро. К счастью, тот пережил эту ночь. Он был заново перевязан и, похоже, спал. Его поросшая рыжеватыми волосами широкая грудь мерно вздымалась. Джулия отдала распоряжения на кухне, забежала в свои покои с затаенной надеждой отыскать там Альбу. Разумеется, безрезультатно. Она забрала шерстяную шаль и направилась обратно. Миновала галерею и увидела у самой лестницы, как тираниха, в сопровождении неизменной Доротеи, мерзкого кота и пары служанок направляется на половину Фацио. Джулия точно знала: без его позволения тираниха не смеет туда ходить. И сейчас Фацио этого позволения не давал.

Глава 49

Джулия прекрасно понимала, что тираниху вывернет от злости. Но сейчас эта мысль доставляла какое-то нездоровое наслаждение. Оно отчего-то превратилось на языке в пряный привкус меда. Она почти смаковала его. И очень хотелось увидеть перекошенное холеное лицо, заломанные руки, закатанные глаза. И все прочие театральные ужимки, которые входят в арсенал этой истеричной сеньоры. За все унижения, за глупые придирки, за Альбу. Особенно за Альбу. И за бедняжку Розабеллу, которая была просто тряпичной куклой в руках своей гадкой матери. Тираниха недостойна такой дочери.

Джулия уже вполне могла себе представить, какой спектакль здесь разыграется. Но пасовать больше не собиралась. Довольно. Фацио скрывал свое положение от матери — значит, так было нужно. Если бы Дженарро был здоров — он бы выставил эту стерву без колебаний. Но так вышло, что по иронии судьбы обязанности камердинера исполняла теперь Джулия. Тиранихе наверняка известно, что она не ночевала в своих покоях. Как и известно, где именно была. От этого она и бесится. Особенно после того, как Джулия посмела говорить от имени ее сына. Стерва чуть не лопнула!

Джулия подобрала юбки и ускорила шаг. Нагнала тираниху и поприветствовала необходимым учтивым поклоном:

— Сеньора Антонелла…

Белое лицо скривилось, будто эта стерва разжевала дольку лимона. Она смерила Джулию презрительным взглядом, но ничего не сказала. Лишь кивнула Доротее и продолжила свой путь. Служанки безропотно последовали за госпожой. Доротея перехватила тонкими руками жирного кота и метнула на Джулию колкий взгляд. Ревнивый взгляд.

Джулия догнала тираниху и преградила дорогу:

— Сеньор Фацио не может вас принять, сеньора.

Та застыла, будто ее заколдовали и превратили в кусок льда. Шемизетка топорщилась черным кружевом, словно вздыбленная кошачья шерсть. Тираниха подобрала юбку кончиками тонких пальцев, отвернулась и обошла досадную преграду. Но Джулия вновь встала на пути.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Теперь она не тушевалась и, что было совсем странным, не боялась этой женщины. Что еще та может? Заперла в каком-то глупом припадке, лишила единственной служанки. Что еще она может сделать, чтобы унизить или ударить? Она не в силах вышвырнуть Джулию из дома, чего наверняка очень бы хотела.

Тираниха поджала губы:

— Уйдите с дороги.

Джулия покачала головой:

— Ваш сын не может принять вас.

Сеньора Соврано пристально смотрела, будто хотела взглядом проткнуть, словно вязальной спицей. Ее розовые губы растянулись в приторной улыбке, обнажая жемчужные зубы:

— Верный пес ранен и не может выполнять свои обязанности… А вместо пса, я посмотрю, теперь комнатная собачонка. Маленькая, блохастая и невзрачная. Но визгливая.

Это было из ряда вон. Мерзавка Доротея даже не сочла нужным скрыть улыбку.

Тираниха воодушевилась. Картинно вздохнула:

— Мне жаль вас, моя дорогая сеньорина. Вижу, вы готовы на все, чтобы завоевать внимание моего сына. Но вы так глупы, что не можете взять в толк, что это бесполезно. Чем дальше вы от него — тем лучше для вас же. Скоро все закончится. И тогда я с удовольствием посмотрю на вас. Как вы тогда запоете.

Джулия усмехнулась:

— Вы не даете своему сыну ни единого шанса?

Тираниха вновь презрительно скривилась:

— Своему сыну я даю все шансы. Но у вас, моя милая собачонка, нет ни одного. Вы слишком посредственны, чтобы что-то из себя представлять. Осознайте это, наконец.

Джулия покачала головой:

— Что-то мне подсказывает, что это не вам решать, сеньора. Пусть даже это решит дар вашего сына, не он сам. Но и не вы. Никак не вы. И вы, так же, как и прочие, не знаете исхода.

— Я все знаю.

— Знаете, что я думаю, сеньора?

— О… — тираниха картинно замахала на себя руками. — Меня это мало заботит. Избавьте меня от ваших бредней. Я уже достаточно смогла понять, что вы глупы.

Все это не трогало. Не задевало ничего внутри. И чем больше тираниха распалялась и выходила из себя, тем безразличнее становилось. Джулия теперь думала лишь о том, как могла принимать эту стерву всерьез? Та так увлеклась актерством, что переиграла саму себя. Джулия спокойно посмотрела ей в лицо:

— Вы боитесь, что я могу оказаться лучше вас, сеньора. Боитесь, что ваш сын может полюбить меня. Потому что вас не любили. И боитесь с тех самых пор, как я переступила порог этого дома. Крепко боитесь. Ведь вы не терпите никого, хоть сколько-нибудь лучше вас. Даже Розабеллу. Я искренне надеюсь, что вам не удастся изуродовать ее.

Глаза тиранихи округлились:

— Да как вы смеете?

— Я питаю к вам должное почтение, как к матушке моего жениха. Но вы так хотите унизить меня, что не берете в расчет, что тем самым желаете беды собственному сыну. Вы желаете ему дурного исхода. Вы готовы пожертвовать им, лишь бы кто-то не оказался лучше вас. Только это вас волнует. Ведь он вам безразличен, сеньора. И я вызываю у вас гораздо больше эмоций. Вы никого не любите, кроме самой себя.

Рука тиранихи взметнулась, подобно бабочке, и щеку ошпарила хлесткая звонкая пощечина:

— Это вам на правах матушки, моя милая. Какая же вы дура…

Сеньора Соврано отпихнула Джулию плечом и пошла в сторону лестницы, ведущей в покои Фацио. Джулия выпрямилась, подняла голову:

— Именем сеньора Фацио, сеньора, вам не позволено туда идти.

Тираниха замерла, медленно повернулась:

— Не думайте, что стали весомее, разбрасываясь именем моего сына.

— Он сам дал мне это право.

Сеньора Соврано усмехнулась:

— Нет у вас никаких прав. Одни наглые фантазии. И не будет, не надейтесь. А если станете тявкать мне в спину, я прикажу служанкам покрепче подержать вас, чтобы вы не путались под ногами.