Хочешь мира… (СИ) - Гринчевский Игорь Леонидович - Страница 9

Это меня до сих пор поражало и вдохновляло в этом времени. Нет, я по «России, которую мы потеряли» и в своём времени не страдал, а уж тут узнал много и вовсе отвратительных деталей. Но… Были тут и такие, как Хилков[2], как Столыпин, Шухов, Менделеев, Боткин… Продолжать можно очень долго! Энтузиасты, идеалисты и вместе с тем — люди дела. Готовые, к тому же, рискнуть ради этого дела и жизнью, и репутацией. Увы, но таких примеров я не знал ни в позднем Союзе, где мне довелось пожить, ни в более поздней демократической России[3].

— Согласен с вами. Нашему Правительству его будет не хватать. Профессионал и очень принципиальный человек. К тому же, в отличие от господ, вызвавших у вас недовольство, готовый жертвовать за свои принципы и состоянием, и карьерой. Он ведь и в Америку тогда поехал почти нищим. Из принципа раздал свои земли крестьянам.

Мне невольно стало стыдно. Я припомнил, как меня впервые сравнили с этим Американцем. Я тогда саркастически подумал, что сравнивать нас нельзя, потому что я — нищий гастарбайтер, а он — князь! И денег у него, наверняка, куры не клюют! А оно, оказывается, вот как обстояло!

— Да и потом он чуть не ушел с поста министра. В пятом году, сразу после Русско-Японской. Просто потому, что не мог справиться с забастовками на железных дорогах! Искать компромисс стачкомы не хотели, а силу против путейцев ему убеждения не позволяли применять! Но тут вы сильно нас выручили!

— Чем? — кисло уточнил я. — Тем, что предоставил «черёмуху» и самозарядные карабины? Поверьте, я не горжусь этим! Хоть и понимаю, что в результате крови пролилось намного меньше!

— Меньше, причём намного. Мы сравнивали с другими странами, получилось, что число погибших при разгонах демонстраций удалось снизить раз в десять-двенадцать! Но я не об этом. А о том, что именно благодаря вам мы само число вышедших на баррикады в разы уменьшили! За что вам отдельное спасибо от меня, как от министра внутренних дел!

— Простите великодушно, но я вас не понимаю. Чем же я так помог?

Столыпин улыбнулся. Неожиданно душевно и как-то даже виновато. Будто собирался признаться в какой-то провинности.

— Вы уж простите, меня, дорогой Юрий Анатольевич. И постарайтесь понять. Как губернатор кемский или саратовский я просто восхищался тем, как вы с вашей драгоценной супругой организовали у себя дела. Но став министром внутренних дел, я не мог не учитывать, что вокруг вас полным-полно всякого революционного элемента. Вы Доливо-Добровольского приветили, опять же, евреи и суфражистки к вам не только со всей Империи, но и со всего мира едут. Вот и пришлось при угрозе революции присматривать за вами особенно пристально…

Тут он и вовсе замолк, что было Петру Аркадьевичу совсем не свойственно. Похоже, это раздвоение между личными симпатиями и долгом действительно угнетало его.

— Да я понимаю! Noblesse oblige, положение обязывает. Немного неприятно, но вполне понятно. Только чем же вам помогло наблюдение за четой Воронцовых?

— А вокруг вас в то время активно тёрся некий Прохоров, хозяин Трёхгорной мануфактуры в Москве. И непонятно было, чего хочет. Ну, в результате мы и к нему пристальнее присмотрелись. Оказалось, что он у себя на фабрике де-факто создал особую дружину, якобы, чтобы бороться с беспорядками. Денег им подкидывал, вооружиться помог… Но при этом руководили ею революционеры. И было очень похоже, что готовились они бои на баррикадах в городе затеять. Да и с Сормовского завода тоже был человечек. И ещё несколько…[4]

— И что? — заинтересовался я. О том, что рабочие дружины создавались и вооружались теми, кого революционеры называли классовыми врагами, я раньше не слышал.

— Не успели они. Мы раньше войска к складам оружия подвели. Закидали вашей «черёмухой», да оружие и реквизировали! — похвастался он. — А потом уж следствие всё подтвердило. Так что мы именно благодаря вам, считай, самые центры смуты разоружили. Да и похватали многих. А часть оставшихся была вынуждена бежать. А там и на железных дорогах всё утихло!

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Честно признаюсь, тот разговором с Петром Аркадьевичем меня ошеломил. Я уже как-то свыкся с тем, что иногда меняю историю, что-то целенаправленно для этого делая. Но вот то, что иногда её меняет, и довольно значительно, просто факт моего здесь нахождения… было неожиданным. И пугало…»

Москва, 14 (27 марта) 1909 года, суббота, утро

— Тём, а Тём! А ты найдёшь время мне чертёж сделать? А то я схемку нарисовала, но чертить — не моё!

— Кса-ан, какой чертёж, какая схемка? — лениво отозвался молодой отец, даже не открывая глаз. — У тебя дитё малое на руках, сиська занята, сама немытая-нечёсаная, муж некормленый! Вот этим и занимайся!

— Ну и гад же ты! Я ведь так и говорила! Стоит только замуж выйти да ребёнка родить, как прощай учёба! Так и останутся моим уделом пелёнки да кухня. Ну и церковь ещё! — изобразила обиду Оксана Рябоконь.

— Ага, тебя ограничишь! А кто за это время чемодан учебников перечитал? И пять тетрадок задач по математике да физике перерешал?

— Не пять, а шесть!

— Согласен, это всё меняет! — улыбнулся молодой глава семейства. — Ладно, давай свою схемку. Блин! И вот что это здесь нарисовано?

— Вот это — источник радиации, вот это — два детектора. Здесь — винт для тонкой регулировки расстояния, он помогает один из детекторов перемещать. А вот это — регистрирующее устройство. Будет фиксировать, порядок срабатывания детекторов.

— А смысл?

— Получается генератор абсолютно случайной последовательности единиц и нулей. Двоичная система исчисления. Приближая или отдаляя один из детекторов, можно добиться абсолютно равной вероятности срабатывания. Калибровка, понимаешь?

Вместо ответа Артём вслепую облапил жену и, притянув к себе, поцеловал.

— Родная, ты меня пугаешь! Не так давно я эту математику с физикой учил. И понимаю, о чем ты говоришь. Но абсолютно не понимаю, зачем это вообще нужно!

— Для шифра! Смотри, тридцать пять букв русского алфавита[5], десять цифр, пробел, точка, запятая. Можно ещё шестнадцать служебных знаков добавить — например, восклицательный, знак равенства, кавычки, «читайте следующий символ как латинский»… Да мало ли! Важно, чтобы уложиться в шестьдесят четыре. То есть, чтобы восемь единиц или нолей соответствовали одному знаку. Такое можно и морзянкой передать. По телеграфу или по радио, и напечатать, и на перфокарте набить.

— Мудрено как-то. Ну, получишь ты абсолютно случайную последовательность знаков. А смысл какой?

— Шифр Вернама. Пишешь сообщение и суммируешь его с ключом соответствующей длины. Угадать такой ключ невозможно, он абсолютно случаен. Если длина ключа не короче длины сообщения, оно выходит абсолютно невскрываемым. Если пользоваться им всего один раз, конечно. То есть, ты берёшь с собой тетрадку с ключами и имеешь абсолютно стойкую ко взлому переписку. Это первая польза.

— А есть и вторая?

— Воронцовы шифровальную машину придумали, назвали «Энигма». Загадка по-немецки. И вместе с Однером отрабатывают. Она маленькая получается, не намного больше арифмометра или печатной машинки. Но шифрует хорошо и быстро. И расшифровывает обратно — тоже. Там вместо одного ключа, но длинного, используется набор шифрующих дисков. Оператор просто выбирает, какие из дисков вставлять, какой стороной, да на какой угол повернуть. В результате ключ получается не такой надёжный, если исследовать такую машинку и скопировать диски, то угадать можно. Вот только для каждого сообщения придётся перебрать миллиарды вариантов.

— Долго перебирать придётся! — присвистнул муж.

— Долго. Но они подсказку оставили — на дисках русские тексты набиты. А в тексте есть свои законы, позволяющие сократить число вариантов. Если же заменить те диски на мои, абсолютно случайные, то надёжность повысится. Поставят такие машинки во всех наших офисах, отработают, а потом и во флот продадут, и в армейские штабы. И враг ничего не поймёт.