Дело петрушечника - Персиков Георгий - Страница 3

Министр раздухарился не на шутку и не сразу заметил, что лица сыщиков, ответственных за поимку убийцы, становятся все мрачнее и мрачнее. Министр в недоумении остановился:

— Ответьте же что-нибудь наконец!

— Я отвечу. — Муромцев говорил медленно, стараясь подбирать слова. — Эти чудовища. Они не созданы по злой воле бесов. Мне кажется, это важно понимать. Они в некотором роде созданы нами.

— Ну полноте, полноте, Роман Мирославович! — с некоторым раздражением прервал его градоначальник. — Что же вы, право слово, Плеханова начитались перед завтраком? Или думаете, что мы тут не имеем представления о том, что творится в губерниях? Да господин министр этому буквально свою жизнь посвящает!

— Да, да. — Министр устало покачал головой. — Это великая беда, с которой мы боремся не покладая рук. Все мы, начиная с Государя, разумеется, знаем и переживаем о невзгодах людей в отдаленных и бедных губерниях. Но, поймите сами, наше Министерство внутренних дел существует, чтобы ловить преступников, а не вытирать носы деревенским сиротам. Для заботы об убогих у нас существуют церковь, богоугодные организации, оставим им заниматься своей работой, а мы займемся своей.

Все взгляды устремились на отца Глеба, который уже давно сидел в печальном безмолвии. Словно проснувшись, он оглядел присутствующих и медленно кивнул, соглашаясь с министром:

— Да, вы правы. Это забота церкви. Но ведь и сама церковь в некоторых губерниях бедна как алтарная мышь и сама нуждается в помощи. Вот так и выходит, что никто не виноват, все заботились и радели, а дети все равно погибли…

Отец Глеб замолчал не в силах продолжать. Никто не решался прервать образовавшуюся тишину, пока наконец градоначальник не произнес примирительным тоном:

— Ну зачем же вы так убиваетесь, ваше преподобие. Вы сделали все, что могли, остановили убийцу, спасли, я уверен, множество жизней. Почему же вы так расстроены? Неужели было бы лучше, останься негодяй на свободе?

— Если бы я только мог знать раньше… — странным голосом произнес отец Глеб, ни к кому конкретно не обращаясь. — Прошу вас простить меня.

В полной тишине отец Глеб встал и покинул кабинет. Тяжелая дверь затворилась, шаги стихли в коридоре, а пауза по-прежнему висела в кабинете министра внутренних дел. Собравшиеся избегали смотреть друг другу в глаза.

— Конечно, хм… Такая специфическая служба тяжело сказывается на сотрудниках… — наконец выдавил из себя Будылин. — Возможно, стоит им дать небольшой отпуск, чтобы восстановить силы.

— Разумеется, разумеется. Отпуск, безусловно, стоит устроить, — оживился министр. — Роман Мирославович, можете отправляться в отпуск всей вашей командой. После того как закончите расследование в городе К., немедленно отправляйтесь на воды, нервы необходимо лечить, обязательно, обязательно.

— Нам нужно ехать в К.? — в недоумении переспросил Муромцев.

— И как можно скорее! Неужели Иван Дмитриевич вам ничего не сказал? Сегодня же в ночь собирайтесь, откладывать нельзя. Только вот… — министр замялся, — отца Глеба я бы на вашем месте пока с собой не брал. Что-то расклеился ваш батюшка совсем. Не выдержал морального напряжения.

Глава 2

Паровоз уже давно набрал скорость, и вагон первого класса плавно покачивался, пролетая мимо черных, покрытых островками снега полей. Снаружи царила промозглая сырость ранней северной весны, обещавшей, безусловно, приход тепла и возрождение жизни, но в перспективе весьма отдаленной и туманной. А поезд, посвистывая и пуская дымы, мчался на юг, туда, где уже было солнце и зеленая листва, и каждый пассажир ощущал это магическое приближение весны.

Голые черно-серые ветки однообразно мелькали за окном, и Барабанов, которому быстро наскучило зрелище, отлепил лоб от стекла и вновь обратился к спутнику:

— Роман Мирославович, объясните же наконец, почему Лилия не может быть с нами? Мы ведь одна команда, зачем ей ехать в другом вагоне?

Его собеседник, высокий крупный мужчина с тронутыми сединой висками, похожий на отставного военного, нехотя отвлекся от газеты и с упреком посмотрел на Барабанова:

— Нестор, полноте. Мы же еще на вокзале договорились. — Он наклонился вперед и понизил голос: — Конспирация. Госпожа Ансельм недавно овдовела и путешествует одна. Такова легенда. И не приставайте к ней с расспросами, она все равно ничего не ответит. Специальное секретное указание министра.

Он многозначительно поднял глаза к потолку и снова закрылся газетой. Барабанов ответил очередным тяжелым вздохом, взъерошил пятерней и без того возмутительную прическу и принялся свирепо размешивать сахар в стакане, продолжая недовольно бормотать:

— Первый класс! Мягкие диваны! Четыре копейки за версту! И мы даже не можем поговорить! Это верх жестокости!

Муромцев хотел было отпустить колкость, но сдержался, спрятавшись за листком «Санкт-Петербургских ведомостей». Лилию Ансельм было решено включить в следственную команду лишь после того, как Барабанов прибег к длительным и упорным уговорам, проще говоря, канючил и ныл, покуда терпение у Муромцева не лопнуло. Было решено взять Лилию в качестве внештатного консультанта, но на условии, что Нестор целиком возьмет на себя все денежное обеспечение, включая командировочные и дорожные расходы. Узнав, что путешествовать планируется первым классом, он пытался было начать возмущаться, но под суровыми взглядами начальства затих и согласился.

На вынужденную замену в команде сыщиков пришлось пойти, потому что отец Глеб, постоянный участник их экспедиций, до сих пор был болен. Последнее дело, расследованное командой, подорвало душевные силы священника, и он на несколько месяцев слег в горячке. Сейчас он уже шел на поправку, но Роман Мирославович, навещавший отца Глеба в лечебнице на берегу Мойки, однозначно решил, что тому все еще опасно участвовать в расследованиях. Лихорадка ослабила их товарища, он сильно похудел, был бледен, борода его отросла, и в ней добавилось седины, Муромцев отметил, что теперь он стал потрясающе похож на православного святого, какими их изображали на старинных иконах.

Путешественники провели несколько однообразных дней в скуке, читая газеты и наблюдая за медленно изменяющимся пейзажем, но наконец свежим солнечным утром поезд, звонко лязгнув буферами, остановился на вокзале города К. Муромцев в сопровождении помятого после сна, но сияющего от радости Барабанова объединился с Лилией Ансельм. Девушка-медиум, прежде похожая на модную кокаинистку-декадентку, теперь пребывала в образе одинокой вдовы. В черном строгом платье, с вуалеткой, приколотой к светлым волосам, она выглядела загадочно и неотразимо. Барабанов при виде Лилии подпрыгнул и дернулся было вперед, но Муромцев осадил его и шепотом напомнил о договоре. Ансельм поймала взгляд сыщика и едва заметно кивнула. Она помнила разговор с Муромцевым, проведенный тайком от Барабанова, и главное условие ее пребывания в команде — никаких разговоров, отвлеченных от дела, иначе — сразу домой. Для сыщика это был единственный способ работать, не превращая расследование в распрю и балаган.

Местный городовой, одетый уже по-летнему в белый китель, встречал их на дебаркадере. Безошибочно определив странную компанию как прибывших из Петербурга сыщиков, он взял под козырек и проводил их на улицу, где ожидала запряженная парой лошадей коляска с поднятым верхом. Там их уже ждал мужчина в полковничьем мундире и щегольской барашковой шапке. Он вежливо поприветствовал прибывших, помог им разместиться, и лишь когда коляска набрала ход, покачиваясь на мягких рессорах, представился:

— Я, как вам, должно быть, уже известно, Цеховский Вячеслав Иванович, полицмейстер К-ской губернии. — Он подкрутил роскошные усы, внимательно наблюдая за реакцией собеседников. — А вы, должно быть, господин Муромцев, а это ваша знаменитая группа сыщиков-спиритистов? Я слышал, вы используете весьма э-э-э… необычные методы расследования. — На лице полицмейстера промелькнула ироническая улыбка.