Гимн Непокорности (СИ) - Злобин Михаил - Страница 12

— Ты чегой это? — подивился Гардан. — Нашел что-то?

Вместо ответа я показал ему широкий серебряный браслет, который в армии Патриархии являлся чем-то вроде знака отличия. В Сарьене всем младшим эльдмистрам выдали такие. И мне в том числе…

— Угу… так и что? — не понял кузнец.

— Это символ моего полка, — глухо пояснил я. — Нас перебили алавийцы в Медесе, а кьерры растащили то, что осталось.

— У-у-у, приятель, нелегко тебе пришлось, — сочувственно покивал мужчина. — Слушай, а забирай его себе. Мне ль не знать, как важно иметь хоть что-нибудь напоминающее о нашей прошлой жизни. Только если белые дьяволы его у тебя обнаружат, ты не выдавай меня. Уговор?

Грустно хмыкнув, я с силой сжал браслет в пальцах. Он натолкнул меня на одну идею. Серебро ведь куда мягче и податливей стали. Его будет значительно проще обрабатывать. И для моей задумки оно вполне подходит…

Поразительно, но я ощутил, что этот браслет действительно для меня очень много значит. Ничто в жизни Ризанта нор Адамастро или даже Александра Горюнова не имело столь великой ценности. Это олицетворение всех выпавших на мою долю испытаний.

— Спасибо, Гардан, — тихо промолвил я. — Когда-нибудь, я тебя отблагодарю как подобает…

Глава 8

С того дня, как Насшафа отправилась на охоту, минуло уже больше седмицы. Мой подсчет, разумеется, был очень приблизительным. И базировался лишь на периодах моего сна и бодрствования. Это значило, что у меня оставалось еще примерно столько же времени до её возвращения. И, надеюсь, мне его хватит с лихвой. Ведь в моих руках покоилось то, к чему я так долго шел. Полноценный музыкальный инструмент!

Тогда с Гарданом я дотошно перетряхнул всю гору металла. Нам удалось найти еще шестнадцать браслетов. И все некогда принадлежали офицерам Сарьенского полка. Кузнец их переплавил, а затем скатал в длинный прут. От него он откусывал одинаковые отрезки и сплющивал их. Ему без проблем удалось сделать сразу три серебряных пластинки практически идеально похожих друг на друга. Я результат его трудов оценил высоко, и оставшиеся две дюжины заготовок он уже ковал без меня.

Возникла, правда, заминка с болтами. Те, что мог сделать ремесленник, были слишком толстыми. Поэтому мы на коленке придумали нехитрый затяжной прижим. И он, как показала практика, свои функции выполнял исправно.

Со столяром никаких сложностей и вовсе не было. Он по моим чертежам быстро выстругал четыре деревянных стенки, а затем склеил их едко пахнущей субстанцией. Получилась полая коробочка размером с настольную шкатулку и толщиной в три пальца. А в центре и с боков я попросил прорезать дырки, которые выполняли бы роль резонаторных отверстий.

Дольше всего мне пришлось изгаляться с установкой язычков. Естественно, что у меня в наличии не было такой замечательной вещи как тюнер или хотя бы камертон. Поэтому опираться приходилось на собственный слух. Я раскладывал пластинки, регулируя по длине, и настраивал звучание по интервалам, добиваясь идеального попадания в тональность.

Возился я с этим дня четыре, не меньше. Потому что любое неосторожное движение могло сдвинуть другие язычки, ломая весь строй. Но терпение и труд всё перетрут. И вот я стал обладателем прототипа полноценной калимбы на двадцать пять нот! Или, как её еще называли, «африканское ручное фортепиано». Звучала глуховато, но для кустарной поделки и это был прекрасный результат.

Все еще не веря в успех моего начинания, я расположил коробочку на своих коленях и занес над ней руки. Пальцы дернули язычки, и под глухими сводами улья кьерров впервые зазвучала настоящая музыка. Сначала я приноравливался к непривычному для себя инструменту. Мои дебютные мелодии были совсем простецкими и прерывистыми. Часто я допускал ошибки. Но чем дольше практиковался, тем лучше у меня начинало получаться. Разум постепенно перестраивался, и я иной раз прямо на ходу перекладывал знакомую по фортепиано аппликатуру на новый инструмент. В конечном итоге я исполнил в усеченном виде Лунную сонату Бетховена. И на звонкий перелив калимбы приковылял даже мой безмолвный страж.

— Что, Хвостик, понравилось тебе? — улыбнулся я, ощущая где-то внутри себя невообразимо теплое чувство. Как же я скучал по музыке. В прошлой жизни она сопровождала меня везде, помогала преодолевать любые дерьмовые ситуации. Без неё я был всё равно что сирота…

Асштари, разумеется, мне не ответил. Он только по-крабьи сложил костяные косы, растущие из плеч, и улегся посреди обжитого вертепа. Кажется, даже в его уродливой голове где-то глубоко осталась капля человеческого разума. И она сейчас тянулась к музыке так же, как и моя собственная душа. Ну что ж, мне всё равно нужна практика. А играть перед слушателями значительно приятней.

Разрабатывать и модернизировать плетения с помощью калимбы оказалось не просто во много раз удобнее. А прямо-таки неописуемо! Я дополнил проекцию «Божественного перста» двумя важными ступенями, которые продлевали срок его действия, но при этом еще и сокращали время создания чар. Огненные конструкты опробовать на практике у меня не было возможности, а только лишь вычислить устойчивые и стабильные энергетические модели. Ведь горбатая тварь постоянно находилась на расстоянии пары метров от меня. Но смею надеяться, что эффективность «Объятий» и «Горелки» я тоже подтянул.

Дополнительно я сконструировал новое сложное заклинание, длительностью в десяток тактов. Оно оказывало воздействие на весь организм, имитируя состояние близкое к мощному выбросу адреналина. Под его влиянием мышцы наливались силой, мысли носились как стрижи на бреющем полете, а сердце колотилось словно обезумевшее. Создавалось ложное впечатление, что я могу голыми руками скалу проковырять!

Но на этом мои успехи на магическом поприще подошли к концу. Потому что нежданно-негаданно вернулась Насшафа. Она возникла на пороге, пропахшая сыростью, перемазанная грязью, но довольная до невозможности. Увидав меня, нелюдь растянула черные губы в дьявольской ухмылке, и в тот же миг бросилась ко мне.

— Риз-з-з-з! Мой шаас! Я безумно скучать по тебе! — радостно взвизгнула она.

Повиснув на мне, она от избытка чувств до крови прокусила кожу на шее, но почти сразу же извиняюще запричитала:

— Ой, я не х-х-хотела, желтоглазик! Мне так стыдно, не сердис-с-сь на меня!

В знак того, что я не держу на неё обиды, я угостил белокожую усовершенствованным «Перстом» пониженного заряда. И Насшафа под действием заклинания заурчала подобно гигантской кошке.

— Как ты без-з меня? На тебя никто не зарился? — ревниво прищурилась пленительница, когда эффект от чар пошел на убыль.

— Все в порядке, Насшафа, — тепло улыбнулся я. — Без тебя мне было ужасно тоскливо. Я рад, что ты вернулась!

— И я, мой шаас! Я тоже очень рада! Охота выдалась удачной. Отец снова мной доволен.

— Это прекрасно! — преувеличенно воодушевленно воскликнул я. — Но я тоже кое-что для тебя сделал. Помнишь, наш уговор?

Я чуть посторонился и широким жестом указал на калимбу, лежащую на нише, вырубленной в стене вертепа.

— Ч-ч-что это? — недоуменно подняла одну бровь кьерр. — Тот самый инс-с-струмент, о котором ты говорил?

— Да. Хочешь послушать?

— Ах, мой желтоглазик, я мечтала об этом моменте!

Насшафа, весело запрыгнула на подобие постели и уселась там, сияя любопытством. Я же неспешно взял калимбу, примостился с краю и водрузил её на колени на манер гуслей.

— Если что, не суди слишком строго, — предупредил я. — Раньше мне доводилось играть на совсем другом инструменте, поэтому я могу часто ошибаться.

Пленительница охотно покивала головой, показывая, что нисколько против этого не возражает. И тогда мои пальцы дернули серебряные язычки, извлекая первый аккорд.

Металлический перезвон заполнил подземелье. Сначала я собирался сыграть «В пещере горного короля», и пусть альбиноска не смогла бы оценить всю глубину иронии. Но в последний момент руки запорхали совсем по иным нотам. Неизвестный в этом мире «Реквием по мечте» зазвучал мрачным минорным перебором. Серебряные пластинки, выкованные из браслетов моих павших сослуживцев, вибрировали, а вместе с этим пением мне слышались и голоса тех, кто их когда-то носил. Тех, кто ушел в чертоги богов навсегда…