В плену пертурбаций - Фостер Алан Дин - Страница 56

– Ни за что! – прорычал Браглоб, оскалив острые клыки. – Он мне нравится. С ним тепло и уютно.

– Видите, – обратился волшебник к своим слегка встревоженным товарищам, – он находит в пертурбациях успокоение, благо те убеждают его, что мир вокруг тоже сошел с ума.

– Сколько раз повторять? Я в своем уме! – взвизгнул колдун. – Это вы рехнулись, если хотите, чтобы я отказался от попытки изменить ваш тошнотворный мир, к которому вы привыкли! Поняли? Чокнутые вы, а не я!

– Браглоб величаво повел лапой. – Ничего, пертурбатор позаботится и о вас. – Неожиданно он лукаво усмехнулся. – Я не расстанусь с моей отрадой. Перемены станут происходить все чаще, скоро их нельзя будет остановить.

– Когда ты безумен, – произнес Клотагорб, – существует два способа поведения. Можно свести с ума мир или, – он дружеским жестом протянул лапу, – излечиться от безумия. Если ты позволишь, мы, вероятно, сумеем помочь тебе. Когда ты исцелишься, то поймешь, что нет никакой необходимости жить в безумном мире. Впрочем, долго ты не проживешь в любом случае, ибо пертурбатор рано или поздно доберется до солнца, которое взорвется, и тогда ты умрешь, погибнешь наравне со всеми остальными. Одумайся, товарищ мой по ремеслу. Умоляю тебя, одумайся!

– Не подходи ко мне, краснобай! – воскликнул колдун и попятился в коридор, одновременно угрожающе взмахнув топором. Клотагорб не обратил на угрозу ни малейшего внимания. Он продолжал медленно двигаться к Браглобу, выставив перед собой уже обе лапы.

– Послушай, ты ведь достаточно разумен, чтобы творить заклинания, значит, должен сознавать хотя бы краешком сознания, что серьезно болен. Почему ты отказываешься от нашей помощи?

– Стой на месте! – То была не угроза, а скорее испуганный вопль, замаскированный под нечто вроде воинственного возгласа. Колдун прижался к стене. Джон-Том поразился, заметив, что гигантская росомаха дрожит с головы до кончика хвоста.

– Разрази меня гром, – пробормотал Мадж, прислушиваясь одним ухом к уговорам Клотагорба. – Теперь ясно, отчего он спятил!

– Ты о чем, Мадж? – спросила Талея.

– Да вы что, ослепли? Протрите зенки! Эх вы, люди! Вечно вам приходится все растолковывать. Этот самый Браглоб, пускай он ростом под потолок и колдун из колдунов, – отъявленный трус. Уж кого-кого, а труса я отличу с первого взгляда. От трусости и чокнулся. Такой здоровый, умеющий колдовать – и трус. Че там говорить, даже я, пожалуй, слегка бы тронулся!

– Вот оно что, – проговорил Джон-Том. Юноша подивился собственной несообразительности: ведь поведение росомахи было весьма характерным для того, кто напуган до полусмерти. Значит, колдун боится их. Значит, все, чем он угрожал, – не более чем блеф. Однако не стоит горячиться и спешить с выводами. По крайней мере, пока колдун вооружен топором.

– Нет! – возопил Браглоб. – Не подходи! Не подходи! – Он отшвырнул топор в сторону, отвернулся и спрятал морду в лапах.

Каким он был колдуном, установить не представлялось возможным.

Однако не секрет, что безумие усиливает колдовские способности, равно как и увеличивает физическую силу. Про умалишенных рассказывают поистине невероятные вещи: они, дескать, разгибают прутья на оконных решетках, разрывают смирительные рубашки, дерутся одновременно с добрым десятком санитаров, и так далее, и тому подобное.

Сейчас происходило нечто приблизительно в том же духе. Клотагорба отнесло назад порывом чистой воды сумасшествия, питаемого трусостью и усугубленного страхом. Волшебник едва успел втянуть в панцирь голову и лапы, перед тем как врезался в стену, противоположную той, у которой скрючился Браглоб. Удар получился настолько сильным, что Клотагорб, похоже, на мгновение потерял сознание; тем временем Браглоб нацелил свою паранойю на остальных путников:

– Убирайтесь! Не трогайте меня! Прочь, прочь!

Внезапно поднялся ветер. Дормас изо всех сил уперлась копытами в пол и каким-то образом исхитрилась остаться на месте, а вот Колин, у которого центр тяжести располагался весьма низко, не устоял на ногах.

Он упал, но тут же вцепился в пол своими длинными когтями. Маджа повлекло неизвестно куда; если бы не врожденная ловкость, ему наверняка пришлось бы несладко, а так он сумел ухватиться за копыто Дормас и повис, трепыхаясь на порывистом ветру, словно мохнатый вымпел на шесте. Джон-Том, который заблаговременно перекинул дуару на грудь, заиграл еще до того, как на него обрушился исполненный безумия вихрь.

Музыка вынудила ветер разделиться на два потока, которые обтекали тело Джон-Тома, не причиняя ни малейшего вреда ни юноше, ни Талее – та предусмотрительно отступила за спину своего возлюбленного. Впрочем, порой сквозь невидимый щит, каким заслонился юноша, все же прорывались отдельные дуновения: они ерошили волосы Талей, как бы норовили сорвать с Джон-Тома одежду, швыряли ему в глаза пыль, но были не в состоянии повалить наземь.

– Ты! – воскликнул Браглоб, поворачиваясь к Джон-Тому, поскольку о прочих можно было не беспокоиться. – Почему ты здесь? Я хочу, чтобы ты убрался отсюда! – Он взмахнул обеими лапами. Порыв ветра заставил Джон-Тома пошатнуться, но не более того. – Почему ты не убираешься?

– Потому что я не из твоего мира и неподвластен безумию, которое владеет тобой.

– Что за чушь? – взревел колдун. – Еще одна ложь? – Его морду исказила злобная гримаса. – Так приготовься! Сейчас ты получишь такое, чего не смеешь и вообразить! Такое, чего я не сотворял никогда раньше, от чего тебе не спастись, как ни пытайся!

– Ну нет, – возразил Джон-Том, – хватит. Сдается мне, пора кончать.

Не только ради нас и спасения всего мира, но и ради тебя, Браглоб. Что бы ты ни предпринял, у тебя ничего не выйдет, ибо… – И юноша запел:

– "Мы больше не потерпим, мы больше не потерпим, мы больше не потерпим ни за что!" – Да, подумалось вдруг ему, Ди Снайдер со своими ребятами мог бы гордиться им.

Браглоб испустил душераздирающий вопль. Песня пертурбатора стала громче. Джон-Том, продолжая играть, почувствовал, что кто-то тянет его за рубашку. Это была Талея.

– Джон-Том, посмотри!

В залитом ослепительным светом помещении появились яркие искорки.

Гничии! Не один и не два, а целый рой; все они сверкали ничуть не тусклее пертурбатора. Внезапно юноша понял, что впервые за все это время, пока он подвизался на поприще чаропения, может глядеть на гничиев в упор, а не просто различать их краем глаза. Они кружились в воздухе, словно водили хоровод, и образовали наконец переливчатую спираль, которая обвилась вокруг пертурбатора. Казалось, гничии крадутся на цыпочках вдоль блистающего космического гостя, едва не касаясь его текучей, изменчивой поверхности. Привлеченные пением Джон-Тома, гничии, похоже, нежились в нестабильности, которую порождал пертурбатор. Юноша догадывался, что потихоньку проигрывает состязание с пришельцем из иной Вселенной. У него уже пересохло в горле, а тот пел все громче; музыка пертурбатора отдавалась в ушах, пронизывала тело и проникала в душу. Долго так тянуться не могло.

Тогда Джон-Том решил попытать счастья иначе. Он вознамерился набраться сил через резкий переход – столь хе резкий, как все те, которые совершал пертурбатор, – от дерзновенной баллады к самой сладкозвучной из всех песен, которую только знал. Браглоб не ожидал от юноши ничего подобного, а потому переход застал его врасплох. Он оторвался от стены и с немалым трудом, но выпрямился. Колдун менялся прямо на глазах. Выражение морды сделалось менее злобным, тело обмякло – должно быть, вследствие того, что расслабились напряженные мышцы; главным же было то, что взгляд Браглоба постепенно приобрел осмысленность: из него исчезли панический страх и безнадежное отчаяние. Браглоб моргнул – раз, другой – и улыбнулся Джон-Тому.

За спиной колдуна будто вспыхнула сверхновая. Вспышка была столь яркой, что Джон-Том, хотя и смотрел в другую сторону, на какое-то время ослеп. Гничии, подобные мириадам миниатюрных солнц, устремились прочь из залы. Всякий шум смолк перед басовитым вибрирующим звуком, похожим на тот, какой издает нижний регистр органа. Джон-Том заставил себя повернуться. К нему в какой-то степени вернулось зрение, и он увидел, что пертурбатор преобразился напоследок в совершенную геометрическую структуру, состоящую "из множества кристаллов и настолько невообразимо прекрасную, что у юноши защемило сердце, а на глазах выступили слезы. JOH поспешно отвернулся, и тут произошел второй выброс энергии, мощнее даже, чем предыдущий. Сила света бросила Джон-Тома на пол, затем подкинула вверх, перевернула и швырнула о стену. Звук органа умолк в отдалении, свет погас, и Джон-Том погрузился в темноту.