(Не) люби меня (СИ) - Красовская Марианна - Страница 5

– Я-то, может, и знаю, – серьезно отвечает брат. – А вот ты зря смущаешься. Это всё совершенно естественные процессы. Мужчина овладевает женщиной. У них от этого рождаются дети. Что здесь неправильного-то? Нашла, из-за чего краснеть. Тем более, целителям это вообще жизненно необходимо. Вон у Власа Демьяновича сразу две жены, потому что он сильный. И отцу бы не помешало вторую взять.

– Ты такой простой, – язвительно прищуривается Лили. – Папа маму любит и вторую никогда не приведет. Дед ведь всю жизнь с одной бабушкой живет, и ничего.

– Дед и не целитель. Я, когда вырасту, двух жен возьму, а может, и трех. И женюсь рано. Ты же знаешь, у меня дар, как у отца. Я тоже хочу людей спасать.

– Дурак ты, братец, – вздыхает Лилиана. – Ничего, через пару лет поймёшь. Любовь – это не только интимные отношения.

Девушка мечтательно вздыхает: она пока не встретила мужчину, в которого можно было бы влюбиться, и не удивительно. Дед и отец задали высокую планку. Нет никого, кто смог бы быть хотя бы сравниться с ними.

Да и дикие они, эти степняки. Лили свою родину любила, просто обожала, но не могла не видеть, что даже в городе по-настоящему умных и образованных мужчин было немного, а уж про станы и говорить нечего. Тех, кто жил в шатрах, она и за мужчин не считала – варвары они. Девушка всегда считала, что выберет себе мужа среди медиков из отцовской больницы, они ей нравились своим спокойствием и чистоплотностью, но брат был прав: все врачи женились рано, впрочем, не только потому, что нуждались в регулярном восстановлении энергии. Просто они действительно были завидными женихами. Платили врачам лучше, чем остальным наемным рабочим, при постройке дома хан бесплатно выделял камень и дерево, да и без работы лекари не останутся никогда. В Степь охотно ехали лекари из Славии и Галлии, в каждом городе (а их уже было больше десятка) была своя больница, но, разумеется, в столице она была самая большая. И свободных врачей старше двадцати лет там не было, и это Лилиану очень расстраивало. Через год ей исполнится шестнадцать, она будет выбирать себе мужа, а выбрать-то и не из кого. Этак останется она перестарком – кому нужна жена, которая уже немолода? Нужно подыскивать мужа заранее – и хватать, пока тепленький.

4. Кьян Ли

Чужак лежал на животе, его спина была щедро покрыта толстым слоем белой мази. Противоожоговой, но это сейчас не имело никакого значения. Он вполне пришел в себя и молча сверкал глазами из-под сальных растрепанных волос. На миг Виктория увидела в нем что-то знакомое – то ли острый взгляд желтых кошачьих глаз, то ли дикую неестественную худобу, но наваждение быстро рассеялось. Перед ней был мужчина, подобного которому она никогда не встречала.

Странными были и татуировки – на обеих руках были черными линиями очень подробно изображены странные змеи с маленькими ножками и крылышками, и головы у змей тоже были странные – рогатые, усатые и с полным ртом зубов. Ни в Славии, ни в Галлии на телах ничего не накалывали. Это была привилегия разве что моряков. А оборотни считали, что они и без того чудные.

Вот оно! Вот то неуловимое чувство схожести! Перед ней был человек с кровью оборотня. Рысь? Нет, скорее волк. Оттого и чувство узнавания: он просто чем-то напомнил ей дядюшку Кирьяна. Виктория жадно рассматривала лицо чужеземца: не было в нем ничего от Браенгов, кроме, пожалуй, роста. Глаза совсем другие – узкие, почти как у степняков, и нос другой, и овал лица.

– Кто ты? – спросила она по-галлийски. – Как твое имя?

– Кьян Ли, – ответил мужчина с едва уловимым акцентом. – Где я?

– Ты в больнице, в Степи.

На лице чужака выразилось недоумение.

– В Степи? – растерянно произнес он. – Какого дракона?

– Как ты себя чувствуешь? – медленно произнес Аяз по-галлийски. Он так и не выучился говорить на этом языке бегло. – Как спина?

– Как будто меня кнутом били, – со смешком ответил Кьян Ли. – Ребра, наверное, сломаны? Спасибо, мазь чудесная. Мне намного лучше, чем вчера.

Аяз кивнул и, накапав в стакан несколько капель настойки, поднес воду к губам чужака.

– Это обезболивающее, – сказал он. – Надо перевязать. Это будет очень больно. Поверь, я знаю.

Он, действительно, знал. Когда-то он сводил шрамы от ожогов с лица самым варварским способом. От воспоминаний до сих пор дергался глаз. Впрочем, в стакане вовсе не притупляющий боль настой, но об этом знать катайцу не обязательно. Чужеземец посмотрел на лекаря недоверчиво, но стакан все же опустошил.

Аяз сел прямо на пол рядом с невысокой койкой и внимательно уставился на своего пациента. Зрачки у чужака начали пульсировать, по лбу покатилась капля пота. Виктория присела в кресло в углу: наблюдать за работой супруга ей показалось очень захватывающим.

– Кто ты такой? – твердо повторил простой вопрос Аяз, внимательно глядя на мужчину.

– Кьян Ли, – прошептал тот, облизывая пересохшие губы. – Меня зовут Кьян Ли.

– Ли, сын Кьяна, стало быть, – кивнул степняк, знакомый с построением имен у катайцев. – Откуда ты?

– Из Вейна, – нехотя ответил Ли, щурясь так сильно, что глаз почти не было видно. – Чем ты меня напоил?

– Это не важно. Главное, знай – настой не причинит тебе вреда. Вейн – это округ в Катае, так? Столичный округ? Зачем ты пришел в Степь?

– Я не должен был попасть в Степь, – сквозь зубы цедил мужчина. – Это не было целью.

– Что было целью?

– Галлия, – Ли скривился, но не ответить не мог.

– Зачем?

– Я должен разыскать отца. Я полукровка.

Аяз хотел бы спросить больше, но уровень знания языка ему не позволял.

– Кто отец?

– Я не знаю, кто он.

– За что ты наказан?

Напряжение начало отпускать раненого – то ли настой полностью завладел его сознанием, то ли вопрос был не опасен.

– Убийство гуаня.

Аяз беспомощно оглянулся на жену. Она задала пару вопросов чужаку и перевела:

– Советника императора.

– Спроси, почему просто не казнили? Почему отпустили?

– Он говорит, что мать вымолила помилование. Мать, кажется, дочь императора, но не наследница, а от наложницы. Еще говорит, дал клятву верности. Шпионом его в Галлию хотели закинуть, наверное. Надо дяде Кирьяну сообщить будет.

Ни Аяз, ни Виктория в этот момент на пленника не смотрели, и оттого не увидели, как изумленно расширились его кошачьи глаза.

– Зачем сразу Браенгу? – удивился Аяз. – Даромиру его сдадим, пусть разбирается.

– Тоже хорошо, – согласилась Виктория и, обратив внимание на горящие любопытством глаза пленника, задала логичный вопрос. – Ты по-славски понимаешь?

– Нет, только катайский и галлийский.

– Почему?

– Что почему?

– Почему не выучил славский язык?

– Ни к чему было. Катай со Славией дел не имеет, только с Галлией.

– Тогда как вышло, что ты попал в Степь? Отвечай!

Ли посмотрел с ненавистью на эту красивую, но опасную женщину. Он хотел бы промолчать, но никак не выходило. Язык болтал вперед разума.

– Я не маг, но магию поглощаю и искажаю. Дар такой. Видимо, и портал не так сработал от этого.

Аяз кивнул, удовлетворенный ответом, а потом приказал:

– Поклянись праматерью драконов и великой горой Фу, что ты не замышлял зла против Степи и ее жителей.

Ли зашипел, как рассерженный кот. Этот проклятый лекарь знал слишком много об обычаях и святынях Катая. Голова у катайца кружилась то ли от слабости, то ли от зелья. Словно со стороны он слышал свой хриплый голос:

– Клянусь Праматерью Драконов и горой Фу, что я вообще не планировал попасть в Степь и никогда не замышлял против нее зла, – и, взглянув в невозмутимое лицо человека, который вообще-то спас ему жизнь, со вздохом добавил. – И клянусь никому зла не причинять и вообще быть паинькой, пока я здесь… на этот раз.

– Хорошо, – кивнул Аяз. – Теперь будем тебя лечить. Вики, будь рядом, пожалуйста. Если со мной что-то случится, крикнешь Власа.

– Что это ты задумал?