Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Резник Юлия - Что, если? (СИ) Что, если? (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Что, если? (СИ) - Резник Юлия - Страница 14


14
Изменить размер шрифта:

– Потому что запить надо! – рычит Глухов. На себя, дурака, рычит.

– Глотать больно, – уточняет Имана, поднимая на него расфокусированный взгляд льдисто-голубых глаз. А его чем-то горячим окатывает из этих ледников.

– Надо проглотить, – сипит Герман. И она, все так же не отводя от него глаз, сглатывает. В этом и близко нет ничего эротичного. Просто глотка дергается, и слезы текут по щекам от боли, а он почему-то пялится и пялится на это все непотребство, не в силах отвернуться.

– Теперь надо как-то дойти до ванной…

Глухов едва ли не на руках ее тащит. Его рубашка насквозь пропитана ее потом.

– Сможешь стоять? Я принесу переодеться.

Имана кивает, но осмысленности в ее взгляде нет. Чертыхаясь, Герман усаживает ее на унитаз.

– Две минуты. Постарайся не свалиться, ладно?

Он практически бегом несется к гардеробу, вытаскивает первую попавшуюся майку и возвращается. Иману застает повисшей на двери душа.

– Какого черта? Ты что делаешь?!

– Искупаться хотела…

– Нельзя тебе купаться! – цедит сквозь стиснутые зубы. – Дай сюда! – быстро ее переодевает, с сомнением глядя на топ. – Это тоже все мокрое.

Похоже, рывок к душевой отнял у девчонки последние силы, потому что когда он принимается и тот с нее стягивать, она даже не пытается вырваться. Герман старается ее покладистостью не злоупотреблять, но взгляд все равно ненадолго вниз соскальзывает. На нежную девичью грудь… Голубые вены на белом.

«Все же надо было будить Татьяну Ивановну», – мелькает у Глухова мысль.

– Давай. Прополощи… Врач сказал, от этого легче будет.

Назад в комнату он ее несет. Старательно отгораживаясь от происходящего, Глухов все же ловит себя на том, что животная его часть непослушно к девчонке принюхивается. Он как тот Волк, которого сколько ни дрессируй, все даром. Так что на хрен. От греха подальше… Опускает Иману в кресло, перестилает постель, а наутро без всякого зазрения совести перепоручает болящую домработнице.

После вчерашнего его охрана переходит на военное положение. Никто, конечно, перед ними не отчитывался, как так вышло, что Глухов ушел от наблюдения, и по какой причине. Они сами ищут объяснение происходящему и в конечном счете сходятся на том, что это была еще одна проверка со стороны начальства. Правда, так и не приходят к единому мнению касательно того, кого проверили. Иману или самих ребят.

Жизнь закручивает. Встречи, переговоры, редкие разговоры с Еленой, которая улетела на очередные гастроли. Его рейтинг медленно, но неумолимо тащится вверх. Бутов по данным, которыми располагает Глухов, дергается. Но еще больше дергаются те, кто его на это место «поставил». И про девчонку ведь ничего нового… Домработница, и та не радует. Все стабильно плохо. Только к пятому дню ей становится немного полегче.

– Покушала! – докладывает Татьяна Ивановна. – А то ужас же, Герман Анастасыч. Ничего не могла в себя протолкнуть – так горло распухло.

К шестому дню он впервые с того самого вечера ее видит. Кутаясь в куртку и пошатываясь на ветру, Имана о чем-то горячо спорит с одним из его телохранителей. Герман даже хочет уточнить, о чем они разговаривали, но его отвлекает звонок телефона. А дальше у него ни минуты свободной нет.

– Что там? Почему останавливаемся?

– Дорожные работы. Что за херня посреди зимы?

– И как дальше?

– Говорят, в объезд ехать. Не нравится мне это, Герман Анастасыч.

– А еще какие-то варианты есть?

– Если только через свалку.

– Давай лучше так. Мне тоже не по душе, что нас на объездную сгоняют.

Юра мнется, словно ему что-то сказать хочется, а он не решается.

– Что-то не так? – недовольно дергает бровью Глухов.

– Да нет. Поедем.

Денек замечательный. Легкий морозец. Белки с ветки на ветку скачут, солнце искрит на снегу. Глухов в кои веки отвлекается от телефона и просто смотрит на эту красоту. И она его уносит далеко-далеко. На годы, десятки лет назад. Тогда был такой же погожий день. И ничто не предвещало беды. Наоборот, у него внутри все трепетало от радости и ожидания чего-то необыкновенного. Потому что он к своей девчонке в самоволку чухнул… Никому ничего не сказал, даже единственному другу, которого обрел уже здесь, в тренировочном лагере, и так быстро сроднился, что тот ему за полгода службы стал ближе родного брата.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Из мыслей его выдергивает громкий окрик:

– Тормози…

Машина останавливается так резко, что Германа по инерции отбрасывает в кресле вперед. И это последнее, что он успевает отметить, прежде чем его мир взрывается. Хлопок, вспышка, грохот, с которым в металл машины летят осколки льда и… чего-то еще. Более серьезного, если судить по звукам. Стекло разбивается. Сидящий рядом с Глуховым охранник падает на него, прикрывая своим телом, и лежит так, пока вновь не становится относительно тихо.

– Все целы? Герман Анастасыч?

– Я в норме. Слезь с меня.

У парней на такой случай имеется протокол. Они действуют четко по предписанию. Даже будучи оглушенным, Глухов фиксирует в голове этот факт. Другое дело, совсем непонятно, почему они вообще остановились? Он воспроизводит в голове последние минуты раз за разом… Неужели боец что-то заметил? Но что? И каким образом, если сам он ничего подозрительного не увидел.

Юра, тот самый парень, который его и окликнул, будто почувствовав взгляд Глухова, на короткий миг замирает. Поднимает взгляд, явно готовый к допросу. Но Герман головой качает:

– Дома расскажешь.

Сейчас, когда они в таком уязвимом положении, не до этого совершенно. Как бы Глухову не хотелось поскорей докопаться до правды.

Глава 10

Юру, конечно, от Глухова изолируют. Он под подозрением. И хорошо, что взрыв прогремел в глуши. Люди Германа успевают осмотреть место преступления до того, как наезжают менты. Их всех допрашивают. И, видно, с отмашки Бутова, делают это максимально предвзято и долго. Герман злится. Особенно потому, что это время он мог бы провести с гораздо большим толком для дела.

Мужики сильно не болтают. Они предусмотрительно договорились, что будут говорить. Одна машина проехала, вторая не успела. О том, что они предварительно остановились – ни слова. С этим Глухов планирует разобраться сам. Хотя с чем и кем тут разбираться, он понимает чем дальше, тем хуже.

Они сидят в кабинете. Глухов, серый от беспокойства Михалыч и Юра. На том тоже лица нет.

– Как ты понял, что нужно остановиться?

– Увидел на обочине муравейник, – сипит охранник и неосознанным жестом похлопывает по карманам, словно надеется в них что-то найти.

– Ты издеваешься? – сощуривается Михалыч.

– Да нет же! Я просто не знаю, как это объяснить. Бред какой-то…

– Как-как, Юр, блядь, словами! Ты же взрослый мужик, понимаешь, наверное, как встрял.

– Это все девка.

– Что? – вскидывается Глухов.

– Ну… Имана. Она была в курсе! – вскакивает Юра, однако Герман нажатием ладони настойчиво возвращает бедолагу в кресло. Нечего тут мельтешить.

– С этого момента подробней.

– Ей что-то было известно! Нет… все. Все известно. Она мне даже место, где будет заложено взрывное устройство, обозначила. Крыса…

– Она обозначила, а ты не посчитал нужным об этом сообщить?

– Поначалу нет. Понимаете, Николай Михалыч, со стороны это прозвучало полнейшим бредом. А у нее температура сорок сколько дней держалась?! Она так и сказала – «мне привиделось».

– И? Дальше что?

– Ну… Она описала мне это свое видение. Про муравейник опять же. Снег, искрящийся на свету, белок этих… Потребовала, если вдруг я похожую картинку увижу, немедленно остановиться. Сказала, что только это спасет нам жизнь.

Глухов с Михалычем недоверчиво переглядываются. Герман вспоминает, что своими глазами видел, как они перед выездом о чем-то спорили. Если поднять камеры на входе и пригласить специалиста, по губам можно будет прочитать, о чем. Но что-то ему подсказывает, что он не узнает для себя ничего нового. То есть боец не врет. И конечно, ему можно предъявить тот факт, что он не поставил в известность начальство об их разговоре с девчонкой, но это – максимум.