Моя любовь навсегда (СИ) - Мелевич Яна - Страница 47

У них за последний месяц произошел третий скачок электроэнергии. Опять сгорела плата, причем из тех, которые просто так не заменишь. Там надо все сразу покупать. Требовались два дополнительных планшета, а еще кто-то из ребят сел на новенький транзистор. Никто, конечно, не признался в преступлении, но Антон всем по очереди надавал по ушам.

— Вы обходитесь мне дороже любой биржи, — шикнула Мария, пока ставила подписи и пробежалась взглядом по необходимым покупкам. — Опять?!

До планшетов дошла.

— Снова, — Антон протянул руку, чтобы забрать ультрапланшет со списком. — Возрадуйся, Тасманов расщедрился и приоткрыл золотые закрома.

— Ты уговорил мужа своей сестры вложиться в дело?

— Он сам изъявил желание.

Его обработка шла почти год. Ненавязчиво брошенные фразы, разговоры о будущей прибыли, оставленные случайно документы на виду. Пришлось Настю подключить, чтобы та немного надавила на мужа. Этого оказалось достаточно, и Марк все-таки сдался. Сегодня сам соизволил позвонить и в привычно хамской манере поинтересовался, сколько Антону требуется денег. Естественно, следом завел речь про долю в бизнесе.

«Половина. Или побирайся у других», — уперся Марк после недолгого спора.

«Разделим согласно семейной иерархии. Половинить будешь с моей сестрой, ибо совместно нажитое», — отрезал Антон.

«Ты еще ничего не построил, чтобы между родными делить, умник. Вдруг твой проект провалится по всем фронтам, а я потеряю вложенное?»

Спор дошел до привычных оскорблений, но на сей раз без сброса вызова в конце. Марк дослушал предложение, подумал, все взвесил и согласился на выделение бюджета. Оставалось найти еще несколько спонсоров, чтобы вытолкнуть проект «Кардинал» на большой рынок.

А это довольно сложно, учитывая, что немногие соглашались работать с сыном Павла Канарейкина. Боялись проблем со стороны отдельных государственных деятелей. Те, кто поменьше, опасался еще и регулярных проверок, которые душили бизнес на корню.

— Если планируешь заинтересовать кого-то повыше Галушкина, придется найти людей посерьезнее. Помимо твоего зятя, конечно, — проговорила Мария и вновь уставилась на голого мужика, которого снимали спасатели. — Нет, все-таки какой идиот.

— Вы лучшая, Мария Федоровна, — ввернул между делом Антон, хмыкнув от удовольствия. — Прямо слов нет, какой человечище. Наймем парочку студентов на ваши дополнительные средства.

Она подписала увеличение финансирования на двадцать процентов. Не глядя. Только сейчас все поняла, если судить по тоскливому взору, брошенному на ультрапланшет.

— Заговорил мне зубы. — буркнула Мария.

Антон ослепительно улыбнулся.

— Совсем чуть-чуть. С вашего позволения, — он отвесил шутливый поклон и поспешил на выход.

— К Боярышникову? Тони, рискуешь же! — крикнула ему в спину Мария.

Он ничего не ответил, потому что Милана прислала сообщение и попросила его срочно вернуться. Больше задерживаться Антон не имел права.

Глава 35. Затишье перед бурей

— Зря ты ему написала.

— Мам!

Илона вздохнула, и Милана раздраженно посмотрела на нее. При виде гематомы на правой половине лица внутри все сжалось от желания взять что-нибудь тяжелое и хорошенько пройтись по отцу. Да так, чтобы он потом не встал на ноги. Никогда.

Она подавила в себе жажду спорить. Иногда психика по старой памяти давала сбой, Милана злилась на мать за ее бездействие. Вздрагивала каждый раз, когда та разыгрывала очередную комедию перед отцом. Невольно в мыслях проносились фразы о пустоголовой кукле, что никак не соответствовало действительно.

Увы, привычки так легко не искоренить. А вбитые в головы устои ломались с большим трудом. В Милане до сих пор боролись две ее личности: обиженная за годы невнимания дочь и волонтер, привыкший к таким тяжелым случаям, как у матери. Последний пока побеждал с переменным успехом, однако его мнение никто не слушал.

Илона отказывалась уходить из небезопасного дома.

— Всего лишь синяк, — попыталась улыбнуться она в очередной раз.

— У тебя половина лица синяя!

— Ерунда, я уже попросила Ангелину Ивановну принести мне заживляющую мазь. Завтра или послезавтра от ссадины не останется следа.

Илона отмахнулась, будто от грязи. На лице не отразилось ни боли, ни привычных для человека, попавшего в передрягу, паники. Для нее случившаяся сегодня ссора с мужем, результатом которой стал удар по лицу, — нормальная реальность. Отчасти она настолько погрузилась в эту жизнь, что принимала ее как данность.

— Мама, — Милана присела на корточки перед Илоной и взяла ее за руки, — пожалуйста, давай ты уедешь.

— Куда?

Голос тихий, совсем забитый. Подобное поведение у жертв насилия Милана наблюдала много лет на примере других девушек, женщин, мальчиков и даже взрослых мужчин. Свыкшиеся с личной бедой люди полностью уходили вглубь своей раковины, оставляя только внешнюю оболочку без чувств и желаний.

Бросить привычный мир, впервые в жизни подумать о себе. Подобная мысль даже не приходила им в голову!

— В убежище. Или к семье Антона. Я уверена, что Кира Владимировна или Павел Александрович помогут тебе спрятаться от отца. У Раисы Степановны под финансированием целый фонд для таких, как ты. Только, пожалуйста, хватит этой бессмысленной жертвенности!

Последние слова Милана произнесла чересчур эмоционально, чего ни в коем случае нельзя делать с такого рода людьми, как ее мать. Они сразу замыкались в себе, когда на них кричали. Вот и Илона сейчас превратилась в ледяную статую, уставилась бессмысленным взглядом в стену напротив и отрешилась от внешнего мира.

Она даже не услышала, как в комнату тихо вошла Ангелина Ивановна с крохотной белой баночкой. Поставив мазь на журнальный столик, она с какой необъяснимой тоской глянула на хозяйку и пробормотала что-то про обед. Потом низко опустила голову и вышла, чтобы не видеть и не слышать.

Как делало большинство людей в доме. Как делало человечество, предпочитая замечать беду только в тот момент, когда она стучалась в их дверь. Для всех остальных существовал их привычный, уютный мирок с розовыми единорогами. Все они уверенно твердили, что насилие побеждено и каждый человек свободен от подобного дерьма.

Ложь. Просто так удобно — жить в иллюзиях.

— Я не могу, — через силу выдавила ответ Илона, когда Милана погладила ее пальцы. — Не могу, понимаешь?

На сей раз Милана не сдержалась. Подскочила и с психа выкрикнула:

— Да почему, черт возьми?! — и почти сразу пожалела о вспышке, поскольку мать сжалась в пугливый комочек и задрожала.

Она раньше не замечала этого. Или не хотела замечать. Жила в святом убеждении, что Илону все устраивает. В какие-то периоды даже злорадствовала, лелея в душе детские обиды на мать. Порожденные ею комплексы нашептывали, что Илона заслужила каждую пощечину от мужа, каждый удар по голове.

Милана Боярышникова, которая гордилась своей работой волонтером. Которая жалела всех и вся! Она не находила капли сочувствия для той, кто ей ближе любого африканского ребенка. Почему-то их любить, уважать и вытаскивать из ямы оказалось проще, чем сделать то же самое для родной матери.

Какая же она… Лицемерка. И еще что-то выговаривала Антону за его поведение. Дура.

— Мамочка, — Милана бросилась к Илоне, наплевав на камеры, охрану и Глеба, в частности. Просто взяла и впервые обняла побледневшую от ужаса мать так крепко, что у той вырвался тихий писк.

— Все хорошо, — услышала мягкий успокаивающий голос Илоны и ощутила легкие поглаживания по спине. — Ничего страшного.

А ведь эти слова должна говорить Милана, а не ее мать.

— Прости, — выдохнула сквозь слезы она. — Пожалуйста, прости, мама.

Они бы так и просидели в неудобном положении, сжимая друг друга в объятиях. Но в какой-то момент послышался шум, затем в гостиную влетел запыхавшийся Антон. Он быстро притормозил и чуть не запнулся о пушистый ковер, когда увидел развернувшуюся перед ним картину. Завертелся, закрутился юлой, будто не знал, куда себя деть.