Больше никогда (СИ) - Мелевич Яна - Страница 18

StasiK_007^^: «Пы.сы. С тебя пять пачек мишек, или позвоню в полицию. Скажу дядечкам в форме, что меня преследует старый козел!»

Он точно шестилетка? Иногда Андрей сомневался, что возраст сына соответствовал уровню его развития.

— Так чего надо? — вернул его к разговору Влад, и он побарабанил пальцами по столу.

— Выясни-ка для меня кое-что про Глеба Боярышникова…

Глава 15. Нервный день

— Мам, ну мам.

Оксана молча перевернула шоколадный блинчик, когда сзади послышался шорох. Виноватая мордашка сына появилась сначала справа, потом слева. После чего он сунул рыжую макушку ей под руку.

— Не лезь, масло брызгает! — рыкнула она и сразу пожалела об этом.

Сколько матери способны злиться на детей?

Оксану хватило на одну ночь. После неудачного свидания она вернулась вчера домой и сразу отчитала Стаса. А он, как чуял: прибрался в комнате, прочитал «Карлсона, который живет на крыше», сам приготовился ко сну сам. Фаина Дмитриевна нахваливала его весь вечер, попутно выпытывая, как прошло свидание.

Больно нравился ей Леонид. Она считала его серьёзным и благоразумным мужчиной. Постоянно говорила, чтобы Оксана не крутила хвостом перед ним, а относилась серьезнее. Столько советов надавала, что не раз и не два получала выговор.

Уволить бы за такую наглость, но мешало ее трепетное отношение к Стасу. Важно еще то, что Фаина — единственная няня, которую он не извел. Относился к ней, почти как к бабушке. Спустя столько лет совместной работы Оксана уже тоже воспринимала ее, словно вторую мать, ведь ничего дурного она не желала. А матери, как известно, часто не в свое дело с ненужными советами.

Хотя тема Леонида раздражала. Особенно после вчерашней сцены ревности в машине.

«Если тебе на него плевать, почему не заявишь в полицию? Пусть сделают предписание! Или отдай ему сына, чтобы успокоился и прекратил тебя преследовать!»

— Мам.

После той фразы Оксана залепила Леониду пощечину и вышла из машины. Кажется, что теперь их отношения — и рабочие, и личные — закончились. Он явно не стерпит подобного обращения. А она не сделает вид, будто ничего не слышала.

Отдать Стаса… Леонид соображал, о чем говорил?

— Мам, — прозвучал плаксивый голос, — хочешь, я больше не буду общаться с папой-козлом? Никогда-никогда, честно!

Оксана очнулась и ахнула. За мыслями о Леониде и дурацком вечере она упустила момент, когда пережала с воспитанием. У Стаса началась натуральная истерика. Чувство вины захлестнуло с головой.

Что она за мать, если доводит ребенка до слез?!

— Ох, поросенок, — Оксана вздохнула и притянула его к себе. Погладила рыжий затылок, затем наклонилась и поцеловала в макушку, после чего проговорила: — Мама не запрещает тебе общаться с папой-козлом.

— Да?

Стас поднял блестящий от слез взгляд.

— Да, — твердо сказала Оксана. — Ничего страшного не произошло, если у тебя появилось желание общаться с папой.

Одному богу известно, как сложно ей дались эти слова. Хотелось, как настоящей истеричке: затопать ногами и запретить Стасу видеться с Андреем. Только в глубине души она знала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Годы, потраченные на ненависть, пройдут. А повзрослевший сын не поблагодарит за испорченные отношения с отцом.

— Козел обещал мне новую школу, — взмахнул ресницами Стас, и у Оксаны шевельнулся червячок подозрения.

Была ли истерика настоящей? Поди разбери теперь: нахватался сын актерских талантов от нее или правда расстроился.

— А старая чем плоха?

— Ну, ма! Крыса Степановна меня ненавидит. Мне нужна новая школа. Можно я в старую больше не пойду?

— Ее зовут Галина Степановна, — устало поправила Оксана, делая в голове пометку разузнать о ближайшей гимназии побольше. — И нет. В школу придется пойти. Еще раз или два точно.

— Но потом не надо?

— Только в новую.

— Ура!

Очень часто детское недовольство было проявлением обычных капризов. Но иногда, как со Стасом, имело под собой серьезное основание. Поэтому со школой им лучше попрощаться. Последней каплей стал случай с Андреем, показавший, что безопасность там на уровне общественной парковки.

Дроны и охрана есть, а толку нет. Любой желающий с ключ-картой наперевес мог запросто увести чужую машину.

Вот и с детьми так же. Никто не подошел и не поинтересовался у Андрея, какого черта он там делал.

— Тогда пусть козел меня туда отводит!

Оксана вздрогнула и вынырнула из размышлений, затем посмотрела на сына с удивлением.

— Ты хочешь, чтобы папа отвел тебя в новую школу?

Стас растерялся, словно только сейчас понял, что сказал. Взгляд суетливо забегал по поверхности тумбы, рот приоткрылся. Несколько минут он хлопал длинными ресницами, после чего робко пробормотал:

— Я… Ну… Не знаю. А можно?

Жгучая обида кольнула сердце, но Оксана удержала себя от злобного выпада в сторону бывшего. Лишь выдавила улыбку и осторожно кивнула.

— Конечно. Опять же, если хочешь.

Мысленно она скрестила пальцы, желая, чтобы сын отказался от своей затеи. Но сумасшедший детский восторг в голубых радужках подсказал, что ничего подобного не случится. Чистые эмоции сделали глаза ярче, усилил игру оттенков.

Только сейчас Оксана поняла, как сильно Стасу не хватало отца. Сколько бы он не пыжился и не отгонял от нее мужчин.

Любому ребенку нужен отец. Особенно мальчикам.

— У тебя, кстати, блин сгорел, — вдруг коварно улыбнулся Стас, и в нос ударил запах гари.

— Черт! — взвыла Оксана.

— Прохлопала ушами! Прохлопала ушами! — запрыгал он, словно обезьянка.

Из дома они вновь вышли позже, чем нужно, и в школу попали перед самым закрытием ворот. Пока Оксана заводила недовольного Стаса в кабинет, спину прожигал злобный взгляд Галины Степановны.

Как настоящий коршун, она следила за всем из кабинета по внутренним камерам. Потому не упустила момент, когда они появились на пороге учебного заведения. Сразу вышла в коридор, чтобы всю дорогу до класса коситься в их сторону.

— Оксана Константиновна, пройдите в мой кабинет, — позвала ее директриса, когда они распрощались со Стасом.

Раздражение мигом вытеснило хорошее настроение. Приготовившись к очередной воспитательной беседе на тему шалостей сына, Оксана прошла вперед и поймала на себе оценивающий взор. Брезгливо поджатые губы, а также многозначительный смешок при виде чересчур смелого летнего сарафана, вызвали бурю негодования в душе.

В приемной было пусто: ни секретаря, ни робота-помощника. Поэтому Оксана последовала в смежную комнату, где сразу почувствовала себя не в своей тарелке.

Возникло ощущение, будто она попала в кабинет надзирателя детского дома. Вокруг только безжизненные стены и всего несколько видов мебели: два жестких стула, кресло владельца, прямоугольный стол и два шкафа под документы. Еще немного современной техники, вроде моноблока и многофункционального устройства.

Все. Больше ничего. Ни картин, ни флажков, ни ярких цветов, ни живых растений. Сплошная серость, от которой накатывала тоска. Очень похожая на ту, что Оксана испытывала в детском доме все последние годы перед выпуском.

Тогда директриса смотрела на нее похожим взглядом, что сейчас был у Галины Степановны.

— В чем дело? — перешла сразу в наступление Оксана.

Рука потянулась, чтобы одернуть юбку. Пусть длина и считалась допустимой, но не в глазах этой дамы. Выше колена на целых восемь сантиметров. Да еще ткань в кричащих расцветках: желтый с белым.

Сплошной позитив, который Галина Степановна явно не признавала в силу характера.

«Ей бы родиться на сто лет раньше», — подумала Оксана, замечая между хмурых бровей глубокую складку.

— Оксана Константиновна, — Галина Степановна сложила руки на округлом животе, — скажите, вы занимаетесь сыном? Или в этих ваших театрах принято рожать детей, но не воспитывать их?

Вопрос был настолько бестактным, что Оксана потеряла дар речи.