Удача – это женщина - Адлер Элизабет - Страница 67

Не знаю, сколько дней длилось мое путешествие и сколько миль я прошел, питаясь ягодами и кореньями. Мне удалось поймать маленького крольчонка, и я, убив его ударом камня по голове, буквально сожрал его сырым, разрывая руками теплую кровоточащую плоть. Лес, наконец, стал постепенно редеть, и я оказался в саду, где мне удалось собрать в подол куртки несколько упавших яблок и позже сжевать их на поляне, запивая водой из ручья.

Дни стояли жаркие, зато ночи были холодны, так что я видел пар от своего дыхания. Следующая ночь выдалась особенно холодной, и хотя я шел очень быстрым шагом, согреться так и не смог. На мне были бумажные брюки и куртка, а тонкие полотняные туфли уже давно порвались во многих местах. В лесу я наткнулся на тропинку и принялся идти по ней, пока она не привела меня к длинному деревянному строению с крохотной колоколенкой на крыше. Дверь была не заперта, и я проник внутрь. В свете луны я увидел ряды длинных деревянных скамеек и алтарь с крестом — точно такой же, какой я видел в здании христианской миссии в Нанкине. Я понял, что это, скорее всего, священное место белых. Я распростерся на полу и вознес молитву иноземному Богу, несколько раз с уважением коснувшись лбом скрипучих половиц. Я просил неизвестного мне Бога не гневаться на меня за ночное вторжение.

В помещении стоял сильный холод, но, по крайней мере, не было ветра, и я, растянувшись на одной из скамеек, смежил веки. С тех пор как я покинул родину, я впервые находился под защитой прочных стен. Я почувствовал себя на удивление хорошо и спокойно и мгновенно уснул.

Проснулся я от толчка. Солнечный свет заливал святилище через большое окно, а рядом со мной стоял мужчина, одетый в черное, краснолицый и голубоглазый, и тряс меня за плечо. Помнится, мне ни разу в жизни не приходилось встречать в Китае таких странных пронзительных голубых глаз.

Лаи Цин замолчал. Он смотрел в пол, и было видно, что ему не слишком хочется продолжать. Фрэнси сказала успокаивающе:

— Если тебе не хочется, то не рассказывай дальше.

— Ничего особенного, — пожал он плечами. — Человек оказался местным проповедником. Я не понимал, что он мне говорит, но знал хорошо одно — я его пленник. Я огляделся вокруг, желая обнаружить хоть малейшую лазейку, чтобы улизнуть. Тот заметил мой затравленный взгляд и рассмеялся громким сочным смехом. Ухватив за плечо, он вывел меня из часовни и повел по дорожке. Скоро мы подошли к небольшой деревеньке. В ней и было всего-то с дюжину двухэтажных домиков и прочих строений, вытянувшихся вдоль дороги. Стояло раннее утро, и нам по пути попадались жители. На женщинах были длинные широкие юбки, точно такие же, как и на той, у которой я воровал из курятника яйца. Спереди они носили цветастые передники, а на головах — чепцы и платки. Более всего я завидовал мужчинам, одетым в теплые шерстяные рубашки и куртки. Как и пастор, они большей частью были неразговорчивы, суровы и голубоглазы. Но даже эти сдержанные на вид люди останавливались посередине улицы и, открыв рты, глазели на священника, конвоировавшего странного мальчугана в экзотических лохмотьях.

Повторяю, я не понимал ни слова из того, что он говорил, но догадывался, как он объяснял мое появление.

— Нашел его в часовне, — внушал он согражданам, — маленький китайчонок, язычник. Господь послал его нашей маленькой общине, чтобы проверить крепость нашей веры. И я принимаю это испытание и обязуюсь научить этого безбожника слову Господа нашего Иисуса Христа.

Дом пастора был мрачный и затхлый. Мне никогда не приходилось до этого бывать в жилище белого человека, и оно напугало меня, так как слишком отличалось от всего того, что мне довелось видеть раньше: кругом тикали часы, на стенах висели картины, изображавшие людей с суровыми лицами и строгими глазами. Мебель вся была тяжеловесная, из темного дерева, большие окна закрывали тяжелые, подстать мебели, бархатные шторы. Но в камине жарко горел огонь, и как только человек в черном выпустил мое плечо из своих цепких пальцев, я бросился к огню и протянул к нему иззябшие ладони. Я грел у огня руки, а пастор внимательно на меня смотрел. Затем он опять сказал что-то и снова ухватил меня за плечо. Мы вышли из комнаты в небольшой закуток, где стояла небольшая цинковая ванна. Он жестом предложил мне снять одежду. Я испугался и так же жестом Показал ему, что делать этого не стану. Я даже попытался вырваться и убежать от этого человека, но он оказался слишком силен. Он стал кричать на меня и покраснел еще больше, когда сорвал с меня одежду и заставил забраться в ванну. Я стоял в жестяном корыте совершенно голый и дрожал от страха и стыда. Мне было страшно смотреть в глаза моему мучителю. А он тем временем налил в большой кувшин воды из бочки и стал лить ее на меня. Вода была холодная как лед, я вертелся и пытался вырваться из его рук, но они были словно из железа. Пастор дал мне кусок дурно пахнувшего мыла и потребовал, чтобы я намылился, а затем снова обрушил на меня водопад ледяной воды. Когда мои мучения наконец закончились, он швырнул мне дешевое вафельное полотенце, в которое я тут же завернулся, поскольку у меня зуб на зуб не попадал от холода. Потом открылась дверь, и в комнатушку вошла женщина. Увидев меня, она вскрикнула от удивления, но пастор быстро объяснил ей суть дела, тогда она вышла и через некоторое время вошла вновь, держа в руках сверток с одеждой. Я надел на себя одежду белых. Все эти вещи были серого цвета — нижняя сорочка, фланелевая рубашка, брюки и шерстяной свитер. Но вот ботинки оказались черными. Черными и очень тяжелыми, подбитыми гвоздями. До этого я носил лишь парусиновую обувь, обычную для крестьян в Китае, и новые башмаки сильно жали мне и немилосердно натирали ноги.

Хозяйка разогрела немного супу и поставила дымящуюся миску передо мной на стол. Мне показалось, что от запаха съестного я сойду с ума. Я схватил миску двумя руками и принялся пить суп через край, но на меня, в который уже раз накричали. Хотя я опять не понял ни слова, но догадался, что она говорила примерно следующее:

— Нет, ты неправильно ешь, маленький язычник! Ты должен пользоваться ложкой. — И она вручила мне ложку на длинной ручке, каких мне не приходилось видеть.

Пока я ел, мужчина продолжал рассматривать меня изучающим взглядом. Он даже улыбался, но хотя он накормили меня, одел и обул, я не доверял ему. Мне не понравился этой белый с самого начала.

Когда я покончил с супом, женщина подошла ко мне и сложила мои руки особенным образом — ладонь к ладони, затем, сжав мне затылок, она заставила меня склонить голову. Потом она и пастор приняли такую же позу, и пастор начал что-то бормотать себе под нос — как я понял, он читал молитву белых. Затем он привычно взял меня за плечо, и мы вместе с ним поднялись по узкой деревянной лестнице на второй этаж дома. Он открыл дверь и ввел меня внутрь, после чего в замочной скважине щелкнул ключ и в коридоре послышались его удаляющиеся шаги. Я остался один.

Я огляделся. Маленькая комната, куда привел меня мой новый хозяин, вся сплошь была уставлена шкафами, буфетами, сундуками и прочей тяжеловесной уродливой мебелью. Я с недоверием воззрился на небольшую кровать, покрытую белым одеялом. За всю свою недолгую жизнь я только один раз спал на сплетенном из травы матрасе, да и то на полу, а такую кровать я видел впервые. Я очень устал, и белое одеяло так и манило меня к себе, но каким-то шестым чувством я ощущал опасность и знал, что мне не следовало там оставаться. Я подбежал к окну и выглянул на улицу. Рядом с окном проходила металлическая водосточная труба, и для такого ловкого мальца, каким я тогда был, не составляло особого труда спуститься по ней во двор. Не прошло и минуты, как я уже оказался на земле и, проскользнув мимо дома, бросился в спасительную сень деревьев.

Я продолжил свой путь, но на этот раз, правда, несколько отягощенный тяжеленными ботинками и непривычным платьем. Зато я как следует отогрелся, в животе ощущал приятную тяжесть и вообще чувствовал себя значительно лучше и сильнее. И при этом я понимал, что избегнул зла, смысл которого мне не дано было постигнуть.