Княжич, князь (СИ) - Корин Глеб - Страница 55

— Ой-ой… — сказал тихонько Держан.

У Кирилла внизу живота что-то всхлипнуло и рывком опустилось еще ниже.

Сотник вразвалку приблизился к нему, протянул руку. Кирилл послушно вложил в нее огнебой. Иов тем временем выломал там же, где давеча княжич, два длинных прута и начал очищать их от мелких веточек и листьев.

— Знатная ручница! — восхищенно прогудел Василий, оглядывая ее. — А каков бой?

— При пальбе в руке прыгает сильно, дуло кверху задирает. Приноровиться надо.

— Дома с мастером Веденею испытывали — на двух десятках шагов райтерскую кирасу пробивает, — осторожно вставил Держан.

Сотник вскинул косматые брови и удивленно поцокал языком.

— Знатная, что и сказать, — повторил он с завистью, засовывая ее за пояс. — Мне б такую. А теперь ложитесь — и ты, княжиче, и ты, княже.

— Как это — ложитесь? — спросил Держан упавшим голосом.

— На вон тот камушек, — пояснил подошедший брат Иов, указывая на ближайший из полуторасаженных кругляшей. — На живот. Ты, княжиче, — с той стороны, а ты, княже, — с этой.

Он передал один прут Василию, а другим резко взмахнул в воздухе и кивнул одобрительно.

Кирилл вздохнул.

— Портки скидывать? — с запоздалой догадливостью опять спросил Держан.

— А как же! — радостно ответил сотник и тоже взмахнул прутом.

Маленькая Ивица строптиво топнула ножкой, запыхтела с обидой:

— Я только что совою была и опять мне выходит! А я не хочу совою быть, я мышкою хочу. Ты, Видана, всегда считаешь лукаво.

— Так ведь в прошлый раз Ярена считала.

— И Ярена тоже лукава.

— Это я-то лукава? Я матушкины просьбы уважила, с подружками не пошла ради тебя, сестрица, а ты…

— А я вот сейчас матушке всё-всё расскажу — пусть она сама рассудит. Матушка-а-а! — заголосила Ивица. — А сестрицы меня обижа…

Видана тоже топнула в сердцах:

— Ладно, будь по-твоему — я сова! Утешилась? У, ябеда-корябеда…

Она сердито плюхнулась на бревно. Закрыв глаза ладошками, завела с напевной протяжностью:

— Белым днем слепым-слепа совушка-сова… Ой!

Видана вскочила на ноги и в растерянности потерла себя пониже спины, продолжая приговаривать:

— Ой! Ой-ой!

Сестры, которые, подхватив подолы, уже наладились бежать и прятаться среди облепиховых кустов, остановились.

— Что это с тобою? — удивленно спросила Ярена.

— А матушка-то ведь строго-настрого воспрещала прилюдно в заднице чесаться, — ехидно засмеялась Ивица и опять заголосила: — Матушка-а-а! А Видана в задни…

— Да нишкни ты наконец! Ну просто какое-то наказание Перуново, а не дитя. Укололась что ли, сестрица?

Видана снова дернулась, болезненно поморщилась, но вовремя сдержала руку:

— Укололась, укололась. Наверное, на сучок острый села. Ничего, сейчас пройдет.

Она очень постаралась над равнодушием в голосе.

Ярена молча прищурилась на нее и с большим сомнением покачала головой.

Белый Ворон выпрямился, взглянул поверх сидящего перед ним человека.

— Да всё, пожалуй, — ответил отец Варнава на его немой вопрос. — Димитрие, отче Власие, а вы как мыслите?

Димитрий согласно кивнул, маленький архимандрит дернул плечом.

Сидящий продолжал смотреть прямо перед собою невидящими глазами. Ворон легко коснулся его лба:

— Возвращайся!

Взор человека изменился. Он исподлобья зыркнул на Белого Ворона, покосился через плечо на Димитрия и молчаливых отцов. Буркнул настороженно:

— Ну спрашивайте…

— А не надобно, — откликнулся отец Власий.

— Как так?

— Да вот так. Мы на тебя поглядели: человек ты ничтожный — не в обиду будь сказано, — о чем-то важном вряд ли можешь ведать. Мечник?

— Нет. Я больше это… ножами работаю.

— Вот видишь. А мы тут почти все старенькие, не интересно нам о ножах слушать. Да и по сану не приличествует. Хе-хе… Стало быть, ступай себе с Богом, бедолага. Брат Илия, проводи-ка гостя.

— Так-так-так… — проговорил отец Варнава, поднимаясь. — Сурожск! Все расслышали?

— Чать, не глухие.

— Вроде бы и случайно он его упомянул, но мне отчего-то сразу вспомнился герр Корнелиус.

— Может и не случайно. Поживем — увидим, — не согласился отец Власий, прибавив язвительно: — А батюшка игумен опять перед глазами мельтешит, не сидится ему никак. Ну хоть ради меня ты креслица не покидай. А я тебе за то медку пришлю.

— У меня и своего вдоволь… В любом случае — мастерски над ними потрудились. Все пустые. Слава Богу, от последнего хоть какой-то толк. Да и толк ли это.

— В следующий раз умнее будем — с последнего и начнем. Хе-хе…

— Ну что ж — итог таков, каков есть, а мы движемся дальше. Сурожск так Сурожск, всё равно ведь собирались рано или поздно. Но тебя, отец архимандрит, попрошу задержаться в обители. Мне еще на какое-то время будет надобен твой дар тайного надзора. Присоединишься к остальным через несколько дней.

— Выходит, не можешь без меня? Хе-хе…

— Выходит, не могу.

— В который раз слышу сие, и в который раз прямо-таки масло вкупе с мёдом на сердце низливаются! — отец Власий с крайне довольным видом откинулся на спинку кресла.

— Рад за тебя. Да, други мои, вот что еще: получил я намедни весточку от мастера Зенона.

— Мгм! — сказал Димитрий, поднимая брови.

— Именно так, как любит говаривать он сам.

— И что же мастер Зенон — крепко ли осерчал на твое своеволие, отец игумен?

— Вот любопытно, Димитрие: некогда отец Паисий использовал почти те же слова. Осерчал, не скрою. О прочем пока умолчу, однако упомяну в утешение всем, что нынче имеем от него дозволение работать дальше под его рукою. Как и в былые времена.

— Мгм… Слава Богу. Но сказать по правде, я был почти уверен в том.

— Я тоже. Еще он выразил желание личной встречи с нашим дивным витязем. Оная будет устроена во время его поездки в Гуров.

— Мгм, — с непонятным значением опять заметил Димитрий.

— Как и всегда, это решать мастеру Зенону. Теперь вернемся к Сурожску.

— Долго ли, коротко ли, но наконец-то наступила пора заняться вплотную таинственным герром лекарем… — голосом сказителя распевно возгласил отец Власий. — Что скажешь, старче Димитрие?

— Вплотную Ворон будет заниматься, а не я.

— Верно. Но именно ты должен удумать, чтобы все ладно да складно получилось.

— Тут и думать-то нечего — мне давно уж основательно подлечиться следовало бы, да все недосуг было. А прочие мелочи — что да как — по ходу дела сами собою сочинятся.

— Ну, тебе виднее.

— Я ведь и без того собирался с отцом Паисием поговорить душевно. Значит, теперь обращусь с этим к герру Корнелиусу. Вот здесь, прямо под ребрами, за последний год такая тягота учинилась — иной раз просто ни есть, ни спать не дает. А на левой ноге вены так повыпятились, что того и гляди…

— Ты бы отцу Никите показался, Димитрие, — участливо перебил его отец Варнава. — Знаниями он и отцу Паисию почти не уступит. Разве что опыта малость поменее.

— Э-э-э! Да не опыта, годов у него поменее. И не малость, а намного. Ведь только старик старика и выслушать толком сумеет, и понять все тонкости, и помочь надлежащим образом.

— Эк тебя понесло-то… — пробормотал отец Власий. — Вороне, а скажи-ка ты и старцу Димитрию это свое «возвращайся», сделай милость. Ну всё, всё! Не пыхти, старче, — тебе пыхтеть вредно. Хе-хе… Вот что, Белый Отче, давай-ка прикинем: дорога туда да еще и там какое-то время провести придется (уже всем нам), да обратный путь… Не меньше месяца получается, как ни крути. Сможешь на такой срок детей своих оставить?

— Смогу. Подрастают помощники.

— Вот и ладненько. Да, батюшко игумен: коль уж о детях — не слишком ли круто ты со своими обошелся-то, а? Жалко ведь, пусть и задним числом.

— Скажем так: со своим. Княжичем сотник Василий озаботился — он же его дядька все-таки. Нет, не слишком. В самую меру и пользу.

Отец Власий хлопнул себя по колену и захихикал: