Княжич, князь (СИ) - Корин Глеб - Страница 47

— Ягдар, вот он, вот он! Я нашла его!

На одном из пальцев робко поблескивала маленькая голубинка.

Послушник разогнулся, затоптался в большом смущении и поспешно зашагал прочь.

Кирилл почувствовал, что на лице его непроизвольно расплывается одна из глупейших улыбок, но почему-то ощутил от этого невыразимое наслаждение.

— Я сама нашла его, сама! — продолжала твердить Видана, запинаясь и переходя на шепот. — Твой подарок… Мой перстенек… Мой… Ягдар…

— Ты меня простишь?

— Ты прости меня!

Они сказали это в один голос, тут же рассмеявшись от этого ясно и легко.

— А и вправду всё точь-в-точь так и вышло! — сказала Видана с радостным удивлением. — До чего же хорошо — да, Ягдар?

— А что вышло-то?

— И отец, и матушка — матушка-то намного больше — оба уверяли, что ты не помянешь ничего, даже вот таким вот малюсеньким словечком не укоришь, а просто сразу возьмешь и простишь. А я не верила и боялась — вот глупая какая, правда?

Кирилл старательно замотал головой:

— Неправда.

— Ягдар…

— Да? Ты отчего вдруг умолкла?

— Ниотчего… А она красивая, княжна эта?

— Так ты же видела ее! — удивился Кирилл. — Тогда, чрез меня.

— Ну видела. Как по мне… А для тебя?

— Для меня только ты есть, Видана.

— Ух ты… Еще раз скажи.

— Даже и не един раз скажу: только ты, только ты, только ты. Это правда. Иной нет и не будет. Так ладно?

— Ага.

— А отчего по имени ее не называешь?

— Не хочу — и всё тут. Ягдар, а что ты любишь? Чтобы вот так: сильно-пресильно!

— Сильно-пресильно… Сразу и не припомнишь всего. Ну «Жизнеописания Преславных Мужей», особенно о древних люблю, германские баллады да саги героические очень хороши, из греческих любомудров да риторов…

— Нет-нет-нет! Вот из такого: если пироги, то с чем? А если сласти всякие, то…

— Ага, понял, понял. Да много чего: и землянику с молоком, и копченый окост свиной, и рыбу иудейскую начиненную, и творог, если с медом да со сметаною намешать… А что?

— Матушка говорит: «Ты князя порасспроси, что любит он, сама то сготовь да при случае угости с ласкою — лучше того, дочушка, мало что может быть». Ой… Зря я про это рассказала, да?

Кирилл опять замотал головой. Спохватился:

— Что ж мы всё посреди улицы-то стоим?

— А где ты здесь живешь, Ягдар?

— Вот смотри: если этой дорогою вверх пройти да налево свернуть, да после того направо, то там настоятельские палаты будут. А в верхнем ярусе — книжница да келии гостевые. В одной из них и мы с братом Иовом. Так отец Варнава благословил. Ты в обители не бывала еще? Хочешь, покажу? Пойдем.

— А не заругают?

— Нет.

— Отец Варнава хороший. Строгий только. И зрит все почти как Ворон. Ну почти.

— Доводилось встречаться?

— Видела неблизко. Он у нас в дубраве бывает временами. Иов твой тоже хороший, только жалко его.

— Отчего же?

— Досталось ему в жизни-то, ох как досталось. Не знаю дотошно, просто вижу. Бедненький… Ух ты, а это тоже храм, Ягдар? Какой малюсенький!

— То часовенка в честь иконы «Утеши и настави». А вон в тех келиях — видишь, из-за ели высокой угол белого дома выглядывает? — совет сейчас идет. Я к тебе прямиком оттуда.

— Кто-то из старейшин ваших меня узрел… Ой, нехорошо как вышло-то, да?

— Нет.

— А что старейшины о тебе решили?

— Учить будут. И похоже, что не обычная школа монастырская ждет меня.

— Вот как славно получается, Ягдар!

Видана подпрыгнула с радостным визгом, захлопала в ладошки. По-утиному бодро ковылявшая рядом старушка в белом убрусе от неожиданности шуганулась в сторону и сердито забормотала. Кирилл сделал большие глаза, приложив палец ко рту. Видана охнула, закивала согласно, однако зашептала ничуть не тише:

— Ваших-то поначалу почти всегда в Большой Дом отправляют. Два года с обжинков и до Дня Волха Огненного пребывают они в нем безотлучно. Отец мой такоже с юнаками занимается — ой, да ты потом и сам всё увидишь. От Хорева Урочища это рукой подать, и полутора десятка стрел не будет.

Бабка тем временем перестала осуждающе шевелить губами, прояснилась лицом и с большим интересом стала прислушиваться к ее щебету.

— А доброго да легкого пути тебе, баушка! — приветливо и громко сказала Видана, вдруг останавливаясь да отвешивая уважительный поясной поклон. Старушонка поджала губы, разочарованно засеменила дальше.

— Давай-ка сюда свернем… — Кирилл хотел было порасспросить немного о Большом Доме и Ратиборовых делах в нем, но передумал. — А это у нас — лечебница монастырская.

У входа на лавочке сидел, потягиваясь, десятник Залата. Заметив их, он быстро отвернулся и заговорил с кем-то из сидельцев.

— Здесь я уже окончательно очнулся после того, как… как братия, что с обозом возвращались, нашли меня. Да ты об этом уже слыхала… Эй, десятник! Здравствовать тебе! Почто князя своего узнавать не желаешь?

— Так я это… Мыслил, чтобы как лучше вышло — ты-то ведь не один, княже. Не серчай. Дня доброго вам обоим!

— Ввечерý загляну к тебе. Не против ли?

— Как можно, княже!

Отец Власий оперся о подоконник, подался вперед. Указал вниз глазами и взмахом бороды:

— Гляньте-ка: вон и она, братие. Та самая Видана, середняя дочь Ратиборова. А князь-то, князь-то наш эким гоголем выступает рядом с нею — фу-ты ну-ты! Ну что скажешь, старче?

— Да ничего не скажу, — равнодушно ответил Димитрий, отходя от окна. — Мне и одного слова от Ворона довольно было.

— Вестимо, довольно. Чего ж тогда глядел-то? А ты, мастер Георгий?

— Дева как дева. И не подумал бы никогда. Впрочем, не ко мне все это, отцы всечестные.

— И то верно. А ты, брат Илия, приглашай-ка сюда для беседы первого гостя. Любого, на твой выбор.

— Лучше бы начать с десятника Залаты, — напомнил мастер Георгий.

— Тоже сойдет. Хе-хе…

Кирилл наклонился, поймал маленькую ладошку:

— Давай помогу — держись крепче.

Вторая ладошка уже сама ухватилась за его запястье. Видана пискнула, поджимая ноги и взлетая над последними крутыми ступеньками.

— Погляди, какая красота…

От монастырской стены к подножию горы скатывался широченный пестрый свиток, раскидывался на просторе и пропадал в лиловой дали, кичливо являя оттуда самые изысканные, с золотой предзакатной нитью, узоры. Видана оперлась на зубцы стены, осторожно выглянула в просвет между ними.

— Лучше не наклоняйся.

— Боишься?

— Да, боюсь. За тебя — это не стыдно.

— Ой, высоко-то как! До самого-самого краешка земли видать. И небо какое… А вон внизу Сестрёна — до чего же узенькая отсюда! Прямо как ручеек.

— На магрибский меч похожа, правда?

— Кабы знать еще, каков он видом, этот самый магрибский меч-то.

— А, ну да. Он…

Видана хихикнула:

— А я уж сама догадалась: он же на Сестрёну похож — верно? Ой, ты только не сердись на меня, Ягдар!

— Кабы знать еще, каково оно — сердиться на тебя! — сказал Кирилл с ее интонациями.

Лазурное, с белыми разводами облаков, изогнутое лезвие реки вонзалось в совсем близкую отсюда дубраву и исчезало в ее глубине.

— А вон и место наше — видишь, Ягдар? Наше…

— Вижу… Знаешь, мне вдруг вот что помыслилось: если всмотреться пристально да малость подождать, может, мы там нас с тобою увидим.

В горячих струях уплывающего лета подрагивал залитый солнцем край бережка у переката, синие тени ракит тянулись к нему через речушку.

— А мы там навсегда останемся, Ягдар, — совсем незнакомо проговорила Видана. Добавила еле слышно:

— Такие же, как сейчас…

Она обернулась и прищурилась без улыбки. Прядка выгоревших на солнце волос заметалась по ветру.

У Кирилла отчего-то перехватило горло.

— Не поздно я, десятник?

— Что ты, княже, — как можно. Вечера доброго. Правду сказать, уж не чаял я тебя сегодня: бывало, сам когда-то до ночи, а то и до утра… Кхм… Да… Тут вот какое дело: отец Варнава в наставники к себе зовет, — Залата опять хмыкнул, поправился несуетливо: — Ну, не к себе самому, вестимо, а к юнакам монастырским, я так разумею. А ты, княже, говорил, что при себе меня видеть желаешь — теперь и не знаю даже, как оно…