Тайны прииска Суцзуктэ (СИ) - Тангаев Игорь Александрович - Страница 10

В этот день мне везло. Не пройдя и сотни метров, я ощутил, ставшее уже привычным, предчувствие добычи — птицы или зверя. Замер. Осторожно оглядевшись, я увидел в тени, отбрасываемой стволом березы, притаившегося зайца-беляка. До сих пор я только видел их убегающими, но ни разу не смог подстрелить. Теперь я не упущу шанс! Удивительно, но пока я снимал винтовку, заряжал и целился, косой продолжал спокойно сидеть. Хотя я и находился метрах в двадцати сзади него, он не мог не видеть меня — известно, что зайцы обладают полным круговым зрением. Вероятнее всего, до этого рокового дня ему не приходилось встречаться с человеком. Беспечная доверчивость кончилась тем, что вечером, вымоченный в маринаде из-под консервированных огурцов и потушенный вместе с картошкой, он послужил украшением моего ужина.

Удачный во всех отношениях день перевалил далеко за полдень, я проголодался и спешил домой. До партии оставалось не менее километра, а я уже слышал гул работающего компрессора — Цевен, наконец-то, всерьез занялся гезенком. После того, как мы опробовали эрлифт, он, казалось, потерял всякий интерес к своей идее и со своими стариками переключился на исследование верхних, давно отработанных, горизонтов месторождения. Из чисто профессионального любопытства я недавно облазил почти все выработанное пространство и нашел, что наши предшественники хорошо владели «горным искусством». Они применили, так называемую, «шорную» систему разработки, описание которой теперь можно найти разве лишь в справочниках, изданных в начале века.

Эта система позволяла отрабатывать жилу практически без потерь руды в недрах, но требовала большого расхода крепежного леса. Впрочем, для них это не было проблемой — лес вокруг рос в изобилии.

В связи с тем, что кварцевая жила располагалась, как говорят горняки, «вкрест простирания» хребта и имела почти вертикальное падение, после ее выемки гора от вершины до горизонта штольни, а это никак не менее 50 метров, была надрезана, как хлебный батон. Противоположные края надреза удерживались от обрушения многочисленными горизонтальными распорками крепления, часть которых за истекшее время, конечно же, не выдержала давления. Там, где крепление разрушилось, образовался завал, нижнюю часть которого мне пришлось преодолевать во время первого знакомства со штольней. Позже я убедился в том, что в этом лабиринте существует множество щелей, по которым с равным успехом можно проникнуть в штольню сверху и вылезти наружу снизу. Благодаря им в штольне образовалась ледяная пробка, а сейчас эти каналы помогали нам проветривать штольню за счет естественной тяги.

Цевен тоже знал эти ходы и использовал их для того, чтобы досконально изучить и описать все месторождение. По его словам, в связи с тем, что в геологической литературе вообще нет сведений об этих месторождениях, он вынашивает идею на основе материалов, собранных по Суцзуктэ, опубликовать научную статью. К его замыслу я отнесся с должным уважением, но посоветовал быть предельно осторожным — лазание в выработанном пространстве сопряжено с большим риском, тем более у него очень уж ненадежные помощники.

Теперь он, похоже, собрал достаточный материал по верхней части жилы и переключился на нижнюю. Ну что ж, кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево. Пусть он занимается наукой, все будет меньше лезть в мои дела, в которых я терпеть не могу советчиков.

Ах, как я жестоко заблуждался! Цевен был гораздо хитрее и, делясь со мною своими грандиозными научными замыслами, в душе, очевидно, потешался над моей доверчивостью. Но не будем забегать вперед.

ГЛАВА VII. Немного о гуннах

В очередной приезд в Улан-Батор я зашел с утра в «камералку» 264-й партии, где не столько работали, сколько болтали и курили люди «основной» профессии — инженеры и техники-геологи, коллекторы, чертежники и прочий люд. Все они были привычными сезонниками — летом полевые работы, зимой — камеральные. Жили всю зиму в теплых квартирах с удобствами, рядом с женами, хорошо питались. А на мою долю выпала круглогодичная отсидка в партии, жизнь в юрте и питание тем, на что способна убогая фантазия Ендона. Завидно и обидно, да что поделаешь — моя профессия здесь вспомогательная и остается только смириться с этим.

После полагающегося отчета о текущих делах я рассказал Валерию о шурфах, которые обнаружил в лесу, и высказал ему свои предположения. Он достаточно резонно отверг мои догадки, сказав, что если бы они служили для разведки и, тем более, добычи золота, то в сохранившихся архивных материалах это было бы обязательно отражено. Однако его тоже заинтересовали эти курганы, и он попросил меня рассказать о находке старожилам Управления, объездившим Северную Монголию вдоль и поперёк. Один из них посоветовал мне пойти в библиотеку и посмотреть описания путешествий русских исследователей Центральной Азии — Пржевальского, его сподвижника Козлова, Грум-Гржимайло и Обручева. Возможно, мне удастся найти у них ответ на мой вопрос.

Два дня я просидел в читальном зале, просматривая обстоятельные и интереснейшие описания этой страны, народов, ее населяющих, их нравов и обычаев. Я понял, что, прожив здесь почти год, я ничего не увидел, и ничего не узнал. Мы, современные люди, слишком заняты собой, своим делом и своим бытом. В нас нет того спокойного и доброжелательного интереса к окружающему миру и той неторопливой наблюдательности, которые были свойственны этим мужественным людям и самоотверженным ученым. Я тут же дал себе слово, что впредь буду более внимательно присматриваться к стране и людям, но главное — буду беспристрастно записывать свои впечатления, чтобы зафиксировать увиденное по собственному восприятию, а не так, как нам его преподносят. Любое время, в котором мы живем, вскоре станет историей, к сожалению, не всегда правильно освещаемой современниками. Эта необъективность особенно характерна для социалистической эпохи, тщательно скрывавшей свои многочисленные промахи за вуалью лживых отчетов о мнимых достижениях.

Размышляя так, я взял в руки небольшую книжку Петра Кузьмича Козлова «Путешествие в Монголию 1923–1926 гг.» Едва я раскрыл её и бегло перелистал, как увидел среди многочисленных фотографий знакомые места. Прежде всего, я обратил внимание на снимок небольшого бревенчатого дома, под которым была надпись: «Домик в Суцзукте, где жили сотрудники экспедиции». Вот так штука! Это был именно тот домик, сгнившие остатки которого снесли по моему требованию, и на месте которых теперь сооружали для нас, советских специалистов, бревенчатую избушку.

Таким образом, история этого романтического места, благодаря моей настойчивости, получила неожиданное продолжение.

На 48-й странице я обнаружил вклеенную на полный разворот фотографию, под которой значилось: «Панорама долины Суцзукте в горах Ноин-Ула». Снимок свидетельствовал о том, что фотограф экспедиции Козлова сделал его с гребня хребта над самыми штольнями. Примерно с той же позиции я неоднократно любовался панорамой, расстилавшейся у моих ног, и которую несколько раз успел сфотографировать своим «Зорким» в разные времена года. Сердце мое особенно затрепетало после того, как я увидел фотографии тех самых загадочных курганов, которые обнаружил во время зимних охотничьих экспедиций. Одна из тайн пади Суцзуктэ открылась — это были гуннские могильники курганного типа, раскопки которых и вела экспедиция П. К. Козлова.

Чем больше я углублялся в чтение, тем больше узнавал знакомые места. Оказалось, что в те годы П. К. Козлов вел археологические раскопки на месте гуннского городища у подножия горы Ноин-Ула. Так я узнал название группы скальных останцев, у которых обнаружил курганы. Козлов писал, что могилы были большими, глубокими и в древности очень богатыми. Он выражал сожаление по поводу того, что ко времени его исследований они были уже основательно разграблены. По его подсчетам там было около двухсот могил разных размеров, среди которых особенно выделялось несколько больших, на одной из которых, названной им Баллодовским курганом, я побывал во время своего первого похода.