Ради любви к не-матери - Фостер Алан Дин - Страница 4

– А какой чай ты любишь?

– Всякий.

– Ну, я сейчас выберу. – Она отыскала цилиндр, наполнила его водой и нажала кнопку сбоку. Потом порылась в своих запасах.

– Это "Черный Анар", – сказала она, – с Райинпайна. – Далекое путешествие для сухих листьев. Он мягче "Белого Анара", который растет на той же планете, но ближе к горам. Если любишь сладкий чай, у меня есть немного местного меда. Он дорогой. На Моте цветы редкость, они в основном растут в оранжереях. Эта планета принадлежит грибам и деревьям; беднягам пчелам на ней нелегко приходится, хотя они здесь отращивают густые волосы и не страдают от холода и влаги. Есть и другие сладости.

Не услышав ответа, она повернулась и увидела, что он лежит на полу, свернувшийся клубок рыжих волос и грязной одежды. Руки он подложил под щеку, они служили ему подушкой.

Она покачала головой и выключила цилиндр. Чай перестал кипеть. Наклонившись, матушка Мастиф просунула под него свои худые руки и подняла. Ей удалось уложить его на кровать, не разбудив. Потом укрыла его термальным одеялом по подбородок. Одеяло было уже запрограммировано и негромко загудело.

Матушка Мастиф постояла немного, удивляясь тому, сколько удовольствия может доставить простая картина – спящий ребенок. По-прежнему удивляясь, что с нею такое приключилось, она пошла к себе в комнату, медленно разделась. Вскоре в магазине погас свет. И тишину погруженной в туман темноты нарушал только легкий шелест ветра и шипение испаряющейся с теплых стен влаги.

2

Мальчик ел так, словно ужин накануне был только сном. Матушка Мастиф приготовила ему два завтрака и смотрела, как он приканчивает их до последнего кусочка. Когда он съел все, она отвела его в магазин.

Он внимательно следил, как она набирает комбинацию и открывает тяжелые ставни. Открывшись, они показали мир, совершенно не такой, каким он был накануне ночью. Только что мальчик видел тусклые металлические полосы. А в следующий момент ощутил шум, суматоху, запахи, зрелища огромного дралларского рынка; они заполнили магазин, подавляя своей грандиозностью и яркостью. Матушка Мастиф вставала рано: покупатели появляются вместе со скрытым за облаками солнцем. Впрочем, рынок никогда не пустовал совсем. Всегда находились торговцы, которым удобнее действовать в темноте.

Мальчик определил, что наступил день, потому что стало не так темно. Но солнце не показалось, оно освещало дождевые капли. Утро теплое – хороший признак, и влага скорее туман, чем дождь. Прекрасный день для торговли.

Матушка Мастиф провела мальчика по магазину, показывая разные товары, называя из цену и объясняя, почему именно такая цена. Она надеялась, что когда-нибудь сможет поручать дело ему. Так лучше, чем закрывать всякий раз, когда ей нужно куда-нибудь отлучиться. Чем раньше научится, тем лучше, особенно учитывая, как он ест.

– Я сделаю, что смогу, – заверил он ее, когда она завершила короткое знакомство.

– Я знаю, мальчик. – Она села в свое любимое кресло, чудовище, покрытое шерстью геммака. Обивка почти совершенно износилась, кресло потеряло всякую ценность, но оно слишком удобно, чтобы она с ним рассталась. Мальчик смотрел на проходящие толпы. Какой он тихий, подумала матушка Мастиф. Тихий и внимательный. Дав ему возможность немного понаблюдать за прохожими, она подозвала его к себе.

– Вчера в спешке мы кое-что упустили. Особенно одно.

– А что? – спросил он.

– Я не могу называть тебя "мальчик". Как тебя зовут?

– Меня называли Флинкс.

– Это твое имя или фамилия?

Он медленно, с несчастным выражением лица покачал головой.

– Мама, я не знаю. Так они меня называли.

– А кто такие эти "они"? – Она подождала немного. – Твоя мать? Отец?

Снова медленное покачивание головы, рыжие волосы разметались.

– У меня не было ни отца, ни матери. Так меня называли люди.

– Что за люди?

– Люди, которые смотрели за мной и другими детьми.

Странно. Она нахмурилась.

– За другими детьми? Значит, у тебя есть братья и сестры?

– Нет… – Он пытался вспомнить. – Не думаю. Может быть. Не знаю. Просто другие дети. Помню их с самого раннего времени. Это было странное время.

– А что в нем странного?

– Я был счастлив.

Она кивнула, словно поняла.

– Вот как. Ты помнишь раннее время, когда ты был счастлив и когда было много других детей.

Он энергично закивал.

– Мальчики и девочки. И у нас было все, что нужно, все, что мы просили. И хорошая еда, и игрушки, и…

Наверно, разорившаяся богатая семья. Она позволила ему рассказывать об этом раннем времени, счастливом времени. Какая катастрофа случилась с ним в младенчестве?

– Большая была семья? – спросила она. – Будем отныне называть ее семьей. Сколько там было других мальчиков и девочек?

– Не помню точно. Много.

– Ты что, считать не умеешь?

– Умею, конечно, – гордо сказал он. – Два, три, четыре, пять и еще много.

Не очень похоже на семью, подумала она, хотя бывают и большие семьи.

– Помнишь, что случилось с ними и с тобой? Вы все были счастливы, у тебя было много друзей, а потом что-то случилось.

– Пришли плохие люди, – прошептал он, и его выражение омрачилось. – Очень плохие. Они ворвались туда, где мы жили. Люди, которые смотрели за нами, кормили и давали нам игрушки, сражались с плохими людьми. Было много шума и стрельбы, и люди вокруг меня падали. И хорошие, и плохие. Я плакал, пока кто-то не поднял меня и не унес. Меня несли по многим залам и темным помещениям, потом я помню, что меня посадили в какую-то… машину?

Она одобрительно кивнула.

– Вероятно. Продолжай.

– Меня много раз перевозили. Так кончилось счастливое время.

– А что случилось после?

– Не знаю, – медленно сказал он. – Мне трудно вспоминать.

– Я понимаю, это трудно для тебя, Флинкс. Но я должна больше знать о тебе, чтобы помочь, как смогу.

– Если я тебе расскажу, – неуверенно спросил он, – ты не отдашь меня плохим людям?

– Нет, – мягко ответила она. – Нет, я не позволю им прийти и забрать тебя, Флинкс. Никогда. Обещаю тебе.

Он придвинулся к ней и сел на ручку кресла. Закрыл глаза и сосредоточился.

– Я помню, что нигде не оставался надолго. Люди, хорошие люди, которые кормили меня и заботились обо мне, скрывались от плохих людей. Они всегда были чем-то расстроены и часто кричали на меня. Не так, как раньше.

– Они сердились на тебя?

– Не думаю. Нет. – Он облизал губы. – Я думаю, они боялись, мама. Я знаю, что сам боялся, и думаю, они тоже. А потом, – он смущенно взглянул ей в лицо, – я уснул. Очень надолго. Но это был не настоящий сон. Я как будто спал и в то же время не спал. – Он открыл глаза и снова посмотрел на нее. – Ты понимаешь это, мама? Я не понимаю.

– Наверно, я тоже не понимаю, мальчик. – Она напряженно размышляла. Кому и зачем понадобилось усыплять мальчика надолго?

– Потом снова неожиданно пришли плохие люди, – продолжал он. – Я их на этот раз не видел. Но некоторые из тех, кто смотрел за мной, умерли или разбежались. Потом остался только я и один мужчина и одна женщина, но потом и их не стало.

– Твои мать и отец?

– Нет, не думаю. Ну, они никогда так себя не называли. Просто двое из хороших людей. Потом меня нашли другие люди. Я их никогда раньше не видел. Они увели меня с собой.

– Они были плохие или хорошие?

– Ни те, ни другие, – осторожно ответил мальчик. – Я думаю, они были просто посторонние. Может быть, они меня просто пожалели. Промежуточные люди. Они пытались быть со мной добрыми, но… – он пожал плечами, – они ведь посторонние. Мы с ними много переезжали, и было много других детей, а потом было вчера, и ты меня купила. Верно?

Она прикрыла рот рукой и кашлянула.

– Я не покупала тебя. Я согласилась нести за тебя ответственность.

– Но ведь ты заплатила за меня правительству? Мне рассказали об этом.

– Я только заплатила правительству за право воспитывать тебя, – объяснила она. – Ты мне не принадлежишь. Я бы никого не стала покупать.